Возрождение (СИ) - Рави Ивар - Страница 25

По моим наблюдениям племена Европы исследовало больший ареал, плотность животных там была ниже чем в Африке. Большинство же племен Африки если судить по Нуахили и Ранаати вело полуоседлый образ жизни. Теплый благоприятный климат без резкой смены погоды, изобилие животного и богатство растительного мира формировала несколько иной уклад. Именно поэтому на мой взгляд уже в каменном веке Африка оказалась перенаселена и люди пошли на север, не выдерживая конкуренции с более сильными и многочисленными соседями.

Вопреки устоявшемуся мнению, я и сам был под влиянием этих стереотипов, древние племена редко враждовали между собой. Чаще всего конфликт происходил за территорию и более малочисленное племя благоразумно отступало. Это не говорит о том, что все стычки происходили без крови, но инстинкт самосохранения срабатывал чаще.

В любом правиле есть исключения и для черного континента это было племя Схапити, ведущее кочевой образ жизни, склонное к каннибализму и необоснованной жестокости. Отличительным признаком воина Схапити была желтая полоса, пересекавшая лицо от левого виска к правой скуле. Немец не знал тотемного смысла этой полосы, но ему пришлось встретиться с Схапити уже на второй год своей жизни среди Ранаати. Численность племени в тот момент была выше, и не будь нападения Схапити, племя Ульриха могло быть куда многочисленнее.

— Они варвары, целенаправленно истребляют мужчин и детей мужского пола независимо от возраста. Своих поверженных врагов едят, черепа отваривают в особом составе, вследствие чего черепа размягчаются и значительно уменьшаются в размерах. Некоторые воины Схапити носят целые ожерелья из таких черепов, при одном их появлении, воины любого племени стараются уйти с насиженных мест. Мои тоже просили меня переправиться на другой берег, но я недооценил противников и решил дать им бой. — Инженер замолчал с силой потирая виски. Ната терпеливо ждала пока он заговорит.

— Они презирают смерть, один Схапити может броситься против нескольких воинов, невзирая на опасность. Это страшные люди, — Ульрих как бы подвел черту под свой рассказ.

— Вы сказали, что они не убивают женщин? Они уводят их с собой? Но у вас их не увели, судя по численности.

Ната перевела, Ульрих тяжело вздохнул:

— В тот раз нам пришлось отступить под их натиском, пока часть Схапити сражалась с нами, вторая часть ловила женщин и насиловала их.

— Бред какой-то, — не выдержал я после перевода. — О каком сексе можно думать, когда твои соплеменники сражаются или у них настолько плохо обстоят дела, что секс важнее сражения?

— Я и сам не понял, пока мы не допросили одного попавшего к нам в плен. Эти твари потеряли одного пленным и троих убитых, умудрившись убить больше дюжины наших.

— У них были стрелы?

— Нет, не было. Лук и стрелы мы стали делать только после того нападения, до этого Ранаати обходились копьями и острогами, их основная добыча рыба.

— Что удалось узнать у пленного?

— Нам пришлось жечь его ступни углями, прежде чем он заговорил, — Немец встал и прошелся рядом с нами. Остановившись, попросил прощения у Наты и продолжил:

— В их племени нет женщин, нет стариков или калек. Они не охотники, не рыболовы, не собиратели. В женщинах других племен они видят лишь средство воспроизведения, еще раз прошу прощения фройлян.

— То есть, вы хотите сказать, — начала Ната, когда немец припечатал ее словами:

— Им нужны матки, они оплодотворяют женщин, ждут несколько лет и повторно напав забирают детей мужского пола соответствующего возраста.

На минуту воцарилось молчание, Тиландер витиевато выругался и сплюнул, грозя искоренить племя Схапити под корень. Все это выглядело немного странно, но поразмыслив, вынужден был признать, что Схапити невероятно продуманное племя. Отсутствие женщин и стариков их делало мобильным в любое время. Напав и убив воинов чужого племени, они его ослабляли, а забрав впоследствии своих, а возможно не только своих детей, обрекали племя на вымирание, бросая его в демографическую яму.

— Макс Са, мне надо поговорить с тобой, — позвал меня Бер, молча слушавший Ульриха. Еще под впечатлением невероятно прагматичной и жестокой организации каннибалов Схапити, я отошел, чтобы выслушать сына. Если слова немца меня ввели в состояние гроги, то Бер нанес мне нокаут, заявив, что он возможно сын Схапити.

— Бер, ты о чем? Твое племя решило переселиться на север и жили вы у Большой Воды, — я осекся вспомнив рассказ сына. Не озеро ли Вольта было той Большой Водой?

— Я думал это просто разговоры, но мать говорила мне, что мой отец был из тех, кто ест людей и на его лице была желтая краска. Я никогда не думал о ее словах, вспомнил, когда мы увидели воина с желтой краской на лице, — Бер виновато опустил голову, словно при мне съел пару человек. Час от часу не легче, у меня само название Схапити вызывало неприязнь смешанную с гневом и презрением. Если Бер втолкует себе, что он потомок одного из насильников, не все Русы такое поймут.

— Знаешь, что Бер, есть в русском языке пословица «меньше знаешь-лучше спишь». Так вот, если ты сейчас начнешь говорить или думать, что ты сын Схапити, или будешь выяснять про них что-то я буду очень недоволен. Не просто недоволен, а очень и очень. Ты Бер, мой сын, ты Рус — вот все что имеет значение и что надо знать тебе. Может твоя мать рассказывала тебе все это пытаясь напугать, ты же был очень непослушный ребенок.

— Был, — улыбнулся Бер, — она всегда пугала меня, что отдаст меня львам.

— Отдала? Нет, не отдала, — ответил я на свой вопрос, — и про Схапити тоже придумала, чтобы тебя напугать. Чтобы я больше не слышал такие глупости. Ты отобрал пятерых Русов, что пока поживут с Ранаати?

— Отобрал, — Бер хотел озвучить имена, но я остановил его.

— Ты выбрал, значит так надо. Мне необязательно знать их имена, все равно всех не запомню.

Просьба оставить Русов среди Ранаати исходила от немца: прошло уже три года с памятного нападения Схапити, и нерадивые отцы в любой момент могли явиться за своим потомством. Это в мое время трехлетний малыш практически беззащитен, трехлетние дети дикарей вполне были приспособлены к жизни: бегали, карабкались на деревья, искали съедобные коренья.

— Пусть те Русы, что остаются учат Ранаати нашему языку. Думаю, что вскоре им предстоит стать Русами, — отпустив Бера, вернулся к своим собеседникам. Ната и Ульрих увлеченно беседовали на немецком, Тиландер сидел с обиженным видом, не понимая предмета их беседы. С моим появлением их разговор прекратился, мы перешли к обсуждению наших планов. Сезон дождей заканчивался, дожди уже практически перестали, давая периодически увидеть очертание небесного светила. Трава бурно пошла в рост, реагируя даже на эти крохотные лучи света.

К «Романо», находившемуся на берегах озера Вольта, наведаться решили через два месяца. Я рассчитывал на помощь Мольтке в надежде пробиться через силовое поле Третиньяка. Ганс выглядел как туземец, при этом знал язык соплеменников Ульриха. План проникновения внутрь только начинал обретать очертания, следовало его продумать до конца и отрепетировать каждую деталь.

Кроме того, часть воинов ушла в Максель на «Зерге», возможно, понадобятся все наши силы, чтобы заполучить вражеский крейсер.

За три дня нахождения среди Ранаати, даже Ульрих запомнил несколько слов на русском.

— Спасибо друг, — орал немец, когда я на последней шлюпке отчалил к пароходу. Оставив пятерых воинов среди племени Ульриха, мы забрали двенадцать женщин Ранаати с собой. Сразу две из них повисли на Санчо, но похоже гигант уже пресытился, он ворчливо стряхивал с себя чернокожих дикарок, больше внимания уделяя желудку.

Небольшая горка отличного каменного угля была бережно отгружена в трюм, не останови я Тиландера. Он бы оставил Ульриха без запасов. Последний обещал к следующему нашему приезду заготовить уголь с учетом наших потребностей. Под страхом неминуемой кары Макса Са, американец запретил членам экспедиции сообщать про уголь Лайтфуту.