Бывшие. Соври, что любишь (СИ) - Черничная Даша - Страница 28

— Ладно, я подумаю, — киваю.

— Ура! — хлопает в ладоши Глеб. — Лешка будет рад.

Ага. Особенно когда узнает, кем мы все тут друг другу приходимся.

После завтрака расходимся по своим комнатам, переодеваемся, встречаемся в коридоре и выдвигаемся. По дороге заезжаем в пекарню, покупаем там еды на вынос на целую ораву, а еще кофе и чай детворе.

Лешку врач отпускает с охотой, говорит, что выписка в понедельник.

С мальчишками атмосфера между нами с Максом разряжается, становится спокойнее, будто так и надо. Может, я просто привыкаю к тому, что он рядом постоянно?

Я расслабляюсь, смеюсь над мальчиками, пока те пинают желтые листья, и поворачиваю голову, чтобы увидеть матерей двух Лешкиных одноклассников.

Родительницы Артамонова и Шевелева не стесняясь тыкают в нас пальцем. Бессменные сплетницы, они качают головами и смотрят так, будто все мы делаем что-то отвратительное. Я так и слышу их ядовитые слова в наш адрес.

Мать Артамонова тут же достает телефон и нацеливает камеру на нас.

Глава 40

Максим

Я успеваю увидеть перекошенное от страха лицо Ульяны и заметить двух клуш, матерей одноклассников Глеба и Лехи. Становлюсь так, чтобы оказаться к ним спиной и закрыть Улю от объективов камер телефонов, нацеленных на нас.

— Это же… Максим… что же будет, — Уля бледнеет на глазах, вся сжимается.

Ее страх мне понятен.

И если мне насрать на мнение кучки куриц, которое сто процентов будет нелестным, то ей нет.

Она мать-одиночка, наверняка постоянно подвергается осуждению и ловит косые взгляды, становится объектом чрезмерно пристального внимания. Ко всему прочему Ульяна учительница, которой нельзя порочить себя. Малейшая провинность — и общественность встанет на уши, загнобит и уволит с позором за любую мелочь, которая поперек горла этой самой общественности.

Ничего, что мы живем в свободной стране. Абсолютно насрать, что все мы свободные люди, без обязательств перед женами или мужьями.

В глазах этих женщин Ульяна аморальная личность, которая трахается с отцом своего ученика. И плевать, что это не так, поди докажи обратное. Свечку никто не держал, но фантазия у таких мадам работает исправно.

Я узнал их. Чрезмерно деятельные особы, попросту заебали адекватную часть родителей своими идеями. Откуда они только генерируются в их головах? Лучше бы бы оставить детей в покое и попросту дать им время на учебу, так нет же.

То спектакль в школе надо устроить, то школьный выпускной начать планировать в сентябре.

И не они ли раздули скандал в чате, когда Лешу обвинили в воровстве?

Уля зажмуривается, прикрывает лицо ладонью. Кладу руку ей на плечо, хотя хочется обнять ее, но при этих дамочках нельзя.

— Побудь тут, Уль, — отступаю от нее.

— Ты куда? — округляет глаза.

— Схожу поздороваюсь, — подмигиваю расслаблено.

— Макс, — шепчет на выдохе, — ты что? Нельзя. Надо уйти, чтобы они фото сделать не успели. Иначе раздуют…

— Уль, — поднимаю за подбородок ее лицо, — побудь с пацанами, я сейчас вернусь.

Разворачиваюсь и быстро отхожу от них. В спину прилетает громкий шепот Ули. Зовет, просит остановиться и сбежать.

Та ситуация с Лешей показала, что бежать ни в коем случае нельзя. Надо давать отпор, иначе сожрут.

Решительно направляюсь к двум женщинам. Видимо, они не ожидали, что будет конфронтация, и начинают нервничать, даже отступают на несколько шагов.

— Дамы, — киваю им.

Женщины нервно переглядываются между собой.

— Здравствуйте, Максим.

— Покажете, что интересного наснимали? — спрашиваю показушно-вежливо, но голос так и сочится злостью.

Одна из них вертит телефон в руках.

— Да там ничего особенного… — блеет.

— Да? — выхватываю у нее телефон. — Посмотрим.

— Что вы делаете! Это незаконно! — кудахчет.

Телефон оказывается разблокирован, и я открываю галерею.Тут штук тридцать наших фоток в разных ракурсах.

Охренеть, они шли за нами минут пятнадцать. Чокнутые сталкерши! Не поленились же. И ракурсы выбирали так, чтобы лица были видны.

— Незаконно фотографировать людей без их согласия. Статья 137 УК РФ, от двух до четырех лет, если очень надо раскрутить дело. А мне что-то очень хочется раскрутить его, понимаете? — произношу холодно, выбираю абсолютно все фотографии в галерее и нажимаю на «удалить». Нехрен. — Все это выглядит очень нездорово, вы в курсе? Так что помимо статьи за нарушение неприкосновенности частной жизни налицо еще и преследование. Вы шли за нами пятнадцать минут.

Мать Артамонова бледнеет, хмурится, открывает рот и рвано хватает воздух. Испугались, клуши. Вот и отлично. Может, в следующий раз будут думать мозгом, а не жопой. И лезут же за каким-то хером в чужие жизни. Скучно им в своих, что ли?

Безжалостно очищаю корзину.

Конечно, фотки автоматом могли улететь в облако, но очень надеюсь, что ей хватит ума не использовать их нигде.

Возвращаю телефон его хозяйке, та забирает его дрожащими пальцами. Протягиваю руку ко второй женщине, намекая, чтобы и она отдала свой телефон.

— Я сама! — восклицает торопливо. — У меня только одна фотография, вот смотрите. Я сама все удалю. Больше ничего нет, честно.

Вторая оказывается умнее, там реально одна фотка, но она честно удаляет ее.

— Что ж, полагаю, мой посыл дошел до вас? — те кивают. — Если я увижу в чатах обсуждение, если где-то появятся фотки или пойдут сплетни — пеняйте на себя. Ясно вам?

— Не докажете! — дрожащим голосом выдает первая.

— Да? А вот камеры в парке вполне подтвердят факт преследования, — указываю подбородком на камеру на фонарном столбе.

Я блефую, конечно. Понятия не имею, работают ли они, да и вообще за подобное преступление не так-то просто привлечь, но на женщин это оказывает эффект.

— Мы поняли, — кивает вторая. — Мы ничего не видели и не слышали. До свидания.

Утягивает свою подругу, и обе сбегают.

Пусть. Им не будет лишней эта встряска, уж больно много они взяли на себя.

Возвращаюсь к своим. По-другому назвать их не могу. Мои они и есть. Побороться еще придется. Но где наша не пропадала, справимся.

— Что они сказали? — взволнованно спрашивает Ульяна.

Смотрю на мальчишек. Они даже не заметили моего отсутствия, что даже к лучшему.

— Что ничего не видели и не слышали, — подмигиваю Уле.

— И все? — недоверчиво спрашивает.

— Ну да. Фото больше нет, не переживай.

— Так просто? — смотрит на меня неверяще.

— Ага. Пойдем, а то совсем отстали от мальчишек.

Иду к пацанам. Ульяна на пару секунд задерживается, приходит в себя и догоняет меня:

— Как ты это сделал?

— Вежливо попросил, — пожимаю плечами.

Уля выгибает бровь, но видно, что уже заметно расслабилась.

— Ага. Прямо вот попросил, а они взяли и удалили.

— Примерно так.

Ульяна не верит, качает головой, но улыбается. Проводим время все вместе.

Я пытаюсь найти подход к Леше, задаю ему вопросы. Он, конечно, уникальный мальчишка. Умный и воспитанный. К тому же очень простой и открытый. Веселый, его смех, пока что детский, звонкий, вибрирует в ушах.

С Глебом они с каждым днем становятся все больше похожи друг на друга, перенимают друг у друга какие-то словечки, закатывание глаз, смех.

Хочется не таить и все сказать как есть, но я понимаю Ульяну, да и сам за сына переживаю. У Леши не так давно было сотрясение мозга, и врач рекомендовал воздержаться от стресса. Так что я покорно жду.

Глеб косится на меня, смотрит странно. Чувствует, возможно даже ревнует. Как теперь устроить все так, чтобы никто из пацанов не пострадал?

Глава 41

Ульяна

— Па, мне дед написал, предлагает на каток сгонять. Можно я поеду с ним? — спрашивает Глеб, пока мы едем к нам с Лешкой домой, чтобы забрать вещи.

Кровь отливает от лица, когда я слышу эту просьбу.

Если сейчас Максим разрешит, это значит, что какое-то время мы с Никоновым будем наедине. От осознания пересыхает во рту. Я оттягиваю ворот свитера, потому что он начинает душить.