Поцелую тебя дважды (ЛП) - Уинтерс Уиллоу - Страница 10

Удар!

Она моя. Они больше никогда ее не тронут. Она больше никогда меня не предаст. Она моя.

Удар!

— Десять, — кричит она на последнем, громче остальных. Ее плечи вздымаются, грудь хаотично поднимается и опускается.

Она морщится, когда я хватаю ее зад обеими руками, снова сжимая. Ей может быть больно, но в тот момент, когда я вонзаюсь в ее скользкую пизду, по самую рукоятку быстрым движением, ее выражением овладевает полное наслаждение.

Погрузившись в нее, я поднимаю ее руки, позволяя ей опереться ладонями на пол.

— Тебе придется держаться, — говорю я ей, медленно выходя.

Она скулит от потери, склонив голову набок.

В тот момент, когда она оглядывается назад и ее глаза находят мои, я врываюсь в нее. Это зрелище — гребаный наркотик. Как героин для моих вен. Ее заплаканные щеки, ее приоткрытые пухлые губы и ее темные глаза умоляют меня выкинуть все мысли о том, что произошло, из ее милого маленького разума.

Я врезаюсь в нее яростно и без предупреждения, нуждаясь в том, чтобы она кончила на моем члене. Ее ногти впиваются в ковер, когда она толкается вперед. Я слишком хорошо знаю, что с каждым толчком она испытывает и боль от отшлепанной задницы, и удовольствие от того, что я ее трахаю, усиливаясь.

Целуя ее дико, я ловлю ее сдавленные стоны всем своим существом, нуждаясь, чтобы она почувствовала всепоглощающее удовольствие. С ее губами на моих, она кончает подо мной, ее тело напрягается, а ее киска сжимается вокруг моего члена.

Я сопротивляюсь любому желанию кончить и оседлать ее оргазм, трахая ее сильнее и глубже, доводя ее до самого высокого кайфа, какой только можно себе представить.

Я безжалостно трахаю ее, пока она не обмякает подо мной, едва осознавая, как мое имя слетает с ее губ, словно я ее гребаный спаситель.

Глава 9

Брейлинн

Первое, что я замечаю, когда просыпаюсь, это то, что Деклана нет в постели. Второе — то, что каждый дюйм меня в агонии.

Мое горло горит, мышцы болят и напряжены, а задница болит так, что я просыпаюсь, переворачиваясь на бок.

Бля-я-я-я-я. Стиснув зубы, я поглощаю шок от внезапной боли. Сделав глубокий вдох, я выдохнул. Я спал как мертвый. Чистое истощение, которое все еще лежит тяжелым грузом под моими глазами, оставило меня без единого сна или кошмара.

Вчерашний день возвращается ко мне внезапно. Дрожь пробегает по моему позвоночнику, и я цепляюсь за одеяло. Все в порядке, напоминаю я себе, хотя глотать больно, голос охрип. Помню, как кричала его имя прошлой ночью, когда он трахал меня, словно я была его шлюхой. Хотела бы я этого не делать. Это уже было больно раньше, а теперь просто глотать больно.

Добавьте к этому головную боль, которая, скорее всего, вызвана нехваткой кофеина, и пробуждение превращается в новый вид ада.

Смутно помню бальзам, который Деклан втирал мне в зад вчера вечером. Отступая к животу, я приподнимаюсь достаточно, чтобы проверить его ночной столик. Белая банка и тюбик крема стоят рядом с большими черными стеклянными часами. Они выглядят такими же тяжелыми, как и есть Дорого. Все в его комнате дорого. Но эти часы — это нечто.

Это может либо убить тебя, либо заставить тебя разориться, чтобы владеть им. Эта мысль привносит нотку юмора в довольно неуютное утро. Я молчу мгновение, прислушиваясь к Деклану. Я смотрю на дверь ванной, но она закрыта, и в комнате не слышно ни звука. Кровать скрипит, когда я иду к тумбочке.

Каждая мышца во мне болит, даже те мышцы, о существовании которых я и не подозревала.

Воспоминания о прошлой ночи возвращаются ко мне, когда я осторожно наношу охлаждающий бальзам на разгоряченную кожу.

Мое сердце болезненно замирает, когда я вспоминаю, как он шептал мне в изгиб шеи, что любит меня.

Клянусь, это было, не так ли?

Он перенес меня с пола на кровать, хотя я этого не помню. Мой взгляд падает на колени, на которых видны раны от ковра. Он трахнул меня, превратив в тряпичную куклу прошлой ночью. Воспоминание о том, как жестоко он меня взял, лишает меня дыхания и заставляет твердеть мои соски. Боль между бедрами перевешивает болезненность любой другой части меня.

Я не знаю, то ли это из-за недостатка сна, то ли из-за того, что произошло, но я не помню всего. Это по кусочкам. Все, что я знаю, это то, что он сказал, что все кончено, он сказал, что хочет меня, он сказал, что я его, и никто больше меня не тронет.

И я обещала ему послушание и подчинение. Я обещала быть его. Что-то мне подсказывает, что в этом неписаном контракте есть мелкий шрифт, к которому я не готова.

Меня охватывает жара, и я стараюсь не обращать на нее внимания, занимаясь собой, время от времени поднимая глаза и ожидая увидеть его в дверном проеме.

Однако он так и не появляется.

Мне понадобилось не меньше десяти минут, чтобы бальзам начал действовать и позволил мне подняться с кровати. Боль постепенно утихла, что сделало движение терпимым, хотя без одеяла я тут же начала замерзать.

Все еще голая, я отправляюсь в ванную комнату. Там на краю стойки меня ждут зубная щетка и расческа. Они обе розовые и все еще в упаковке.

Окликнув его по имени и даже заглянув за дверь его спальни в пустой холл, оклеенный фактурными темно-синими обоями, я понимаю, что он оставил меня в покое.

Каждый ящик из темного красного дерева умоляет меня открыть его, но я сопротивляюсь. Я занимаюсь своими делами в ванной, аккуратно раскладывая вещи по местам, а упаковку выбрасываю в мусорку.

Только когда я выхожу из ванной, чувствуя себя немного лучше после того, как попила воды из-под крана, я вижу рубашку, лежащую на скамейке у изножья кровати, вместе с запиской.

Это написано на толстом листе пергамента.

Я не уйду надолго. Если проснешься, и я понадоблюсь, позвони мне с телефона на кухне.

Не стесняйтесь устраиваться поудобнее. Не покидайте крыло, если только не собираешься идти на кухню.

Он оставил мне только простую кофту Henley. Она его и довольно большая, так что ее подол лежит на моем бедре. Я не могу лгать, один только запах рубашки напоминает мне о нем, и это успокаивает боль от неизвестности того, что произойдет, хотя бы на мгновение. Она быстро исчезает, когда головная боль напоминает мне о ее присутствии.

Я снова читаю слово "кухня" и задумываюсь, стоит ли дождаться Деклана перед тем, как уйти. Попытка сесть на край кровати вызывает острую боль, поэтому я поспешно поднимаюсь на ноги. С запиской в руке оглядываю комнату. Тяжелая, зловещая мебель, ни одной картины или безделушки. Все выглядит дорого, но холодно, без малейшего намека на индивидуальность.

Телевизора тоже нет. Только тишина.

По моим плечам пробегает холодок, и я раздумываю, стоит ли открыть ящик в поисках брюк или хотя бы носков, но не делаю этого.

Если бы он хотел, чтобы я надела что-то другое, он бы мне это дал. Его комментарий о том, что я шпионю, также приходит мне на ум, и холод пробирает меня до плеч. Я снова смотрю на записку, а затем на дверь спальни. Я размышляю о том, чтобы снова лечь, просто поспать — как будто я могу, не помня, что было до прошлой ночи — пока он не вернется. Я почти делаю это, но острая боль пронзает мою голову.

Отказ от кофеина и голодание — это ужасно.

Не в силах больше с ними бороться и из-за продолжающейся тишины, которая заставляет меня думать, с чем я предпочла бы не иметь дела, я решаю, что мне следует пойти на кухню. Деклан, возможно, даже ждет меня там.

Может быть, именно поэтому он написал это в записке.

Меня охватывает жуткое чувство, когда я открываю дверь и снова выглядываю в коридор.

— Деклан? — Никто мне не отвечает. Так тихо, что я слышу, как колотится мое сердце.

Кухня вела в большой холл, а этот холл выходил на крыло Деклана… Я почти уверена. Мое сердце бьется сильнее, но я почти уверена, что это было так просто. Если бы это было не так, он бы точно не позволил.

Я закрываю за собой дверь, все еще держа в руке записку, которую он мне оставил, и, скрестив руки на груди, иду по коридору.