Степан Разин. 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 21

— Вот, прости Господи, хитрый лис, — подумал я. — Намутил воду, а вышел чистым.

Самое интересное, что Никон так разозлил церковников-приверженцев старого обряда, что они, не смотря на Никоновский «финт ушами», и порицание своих же «новин», категорически не хотели видеть его на патриаршем престоле.

— Экий парадокс, — в глубокой задумчивости крутил я головой, размышляя над ситуацией. — А ведь сейчас бы наоборот поддержать бы Никона на патриаршестве, глядишь и противостояли бы расколу, что несут южные патриархи. А Паисий Лигарид-то, экий прохвост! Разделяй и властвуй. Истинный иезуит! Всем заморочил головы, и царю, и противникам Никона. Читал я про его похождения в своё время, но чтобы он так «пророс» в Кремле и у патриаршего престола⁈ Помогал старообрядцам и боярам составить челобитные царю на Никона. Хе-хе!

Епископ Александр рассказал, что этот Паисий Лигарид, приехав по призыву патриарха Никона в шестьдесят втором году очень всем понравился своей учёностью и рассудительностью. Поначалу, он играл роль миротворца, вроде как, сдерживая патриарха в его нападках на царя.

— А на самом деле разжигал он патриаршие страсти и всё больше отдалял от него государя, — сказал старец. — Хитрый! Кхе-кхе! Хитрый лис! Так ведь анафеме, оказалось, предан он патриархом Константинопольским за ересь латинскую, а царю всё нипочём. Самолично писал он в Константинополь, чтобы простил патриарх этого Паисия Лигарида. А ведь сказано святыми отцами, что тот кто принимает от еретика, сам предастся анафеме.

Воевода советовал не плыть до Москвы на кораблях, но он не знал их осадки. Большая площадь соприкосновения днища с водой и минимальная загрузка давала минимальную же осадку всего чуть более полуметра. Отправив по берегу конно свои личные две сотни, я на следующий день продолжил путь в сторону Москвы на одном корабле. Остальные шхуны приказал «поставить на зимний прикол» на левом берегу Оки чуть выше Коломны.

Рядом для «бичующего[1]» экипажа приказал возвести городок и остаться зимовать. К такому «повороту» экипажи были готовы и тут же принялись к строительству землянок и амбаров, благо, что какие-то строительные заготовки и материалы для дверей, окон и печей были привезены с собой, а какие-то обещал доставить воевода Коломны.

И тут я понял, что у меня на Ахтубе собралась малая толика крестьян, уговорённых поверившими мне старцами, а ведь после «полувселенского» собора исход со своих земель крестьян будет миллионный. И даже моей казны не хватит на выдачу им подъёмных денег и их обустройство на новом месте. Нет у меня миллиона рублей. А то, что ещё осталось в казне, лежит на «чёрный день».

Посланный вперёд конный десяток, обеспечил нам «торжественную встречу». Дьяки посольского приказа приняли меня «рьяно», без волокиты и выдали подорожную грамоту, разрешающую перемещение по Москве и окрестным городам. А также предупредили, чтобы я ждал в Измайлово приглашения во дворец.

Измайлово уже давно было передано в государеву казну, и въезжал я в него, как в чужую, хорошо охраняемую крепость. Здесь продолжал командовать,как сказал воевода Коломны — Иван Фёдорович Пушкин. Ему я передавал дела Измайловского острова в пятьдесят шестом году, и он же во время свадьбы царя с Марией Милославской помогал мне окроплять святой водой путь свадебного поезда. Вместе с Петром Шереметьевым они несли на носилках серебряное ведро с водой.

Иван встретил меня радушно, радостно и поселил меня в гостевом крыле царского дворца. Отметив, что везде во дворце присутствовали Золотоордынские изразцы, я удовлетворённо хмыкнул. Пушкин заметил мой заинтересованный взгляд.

— Да-да, Степан Тимофеевич, нравятся государю твои изразцы. И хорошо, что ты отмечаешь цифрами порядок их укладки. В его палатах все стены уложены драконами, грифонами и леопардами. Под это дело и мы наладили выпуск изразцов в своей керамической мастерской. Заказов на несколько лет вперёд… Как и печей кирпичных, что по твоим рисункам собираем и продаём. Ловко ты придумал метить кирпичи по порядку укладки.

— Ну, как у вас тут? — спросил я, неопределённо крутя пальцами.

— Давай в бане дела Московские обсудим? — Жду тебя двое суток.

— У Коломенского воеводы загостевал на ночь. Еле уехал на следующий день. Едва на корабль взошёл по трапу.

— Ха-ха! Не всё вино выпили? — озаботился Пушкин.

— Выпьешь его, — с напускным сожалением пробормотал я и обратился к ординарцу. — Иван, моё чистое бельё в баню снеси и костюм.

— Баня у нас новая с купальней и чистой водой, что течёт по свинцовым трубам из очистных колодцев.

— Это то, что я начинал делать?

— Ага! По твоим эскизам и с твоим немцем Германом строили. Он сказал, что у тебя на Ахтубе только так и берёте воду из реки.

— Да! Только через очистные сооружения. Мало ли кто что вверху в воду вбросил? Так и на Кавказе речную воду чистим. Иначе никак.

— А мы, по твоему совету не стали чистить берега от рогоза и тростника, рассадили кувшинки, завезли ряску. И рыбы стало больше и вода, на удивление чище и вкуснее. И животом людишки меньше маются ежели из того пруда воду пьют. Но я так и не понимаю, почему так случается.

— Это трудно понять Иван Фёдорович. Про природу много знать надо. Не ломай голову. Государь как? Не хворает?

Они уже разделись и прошли в парильную комнату с двумя каменками — печами собранными из кирпича и круглого камня вместо чугунной плиты сверху. Таким же камнем была выложена «жаровня» — углубление в виде духового шкафа из которой, словно из пушки, вырвался горизонтальный столб пара, когда банщик, увидев нас, плеснул туда ковш воды.

— Охренеть! — не сдержал своего восхищения я.

Жаровня была обращена в сторону стены и пар, ударившись в неё, разлетелся по парилке.

— Государь не хворает, но зело умаялся в распре с Никоном. Тот не уймётся никак. Измучил всех. Уж сложил бы с себя клобук патриарший, да и отошёл в какой-нибудь монастырь.

— Так он и так в монастыре.

— Ха! В монастыре! В монастыре, который назвал Новым Иерусалимом и вкруг всё переименовал как в святых местах.

— Э-э-э… Так, вроде бы Алексей Михайлович не против был… Земли отписал монастырю, чтобы храм «вознесения» строить, мастеров.

— Э-э-х! Когда то было? Как Паисий Лигарид прибыл в Москву, так и сменил государь волю свою.

— Да, н-е-е-т, — покрутил головой я. — Ты же помнишь, что ещё до того Никон повздорил с государем и уехал строить монастырь. Как раз я тебе Измайлово передавал и государь тут ругался на Никона. Винил его в корыстолюбии и гордыне. Помнишь?

— Помню, как не помнить? С тех пор столько всего было… Хорошо тебе там на Волге! Степи, раздолье, вино!

— Калмыки, — добавил я, улыбаясь.

— Говорят, у тебя там войско огромное? — спросил Пушкин.

— Большое, — согласился я, — но и граница в тысячу вёрст.

— Как, — тысячу вёрст? — удивился Пушкин.

— От устья и до Казани держим калмыков. По всей левой стороне Волги городки поставили и казаков расселили. А по некоторым её рекам-притокам и далее, аж до Урал Камня. На Яике казаков уже более пяти тысяч.

Я беззастенчиво врал. Были, конечно, и на Яике наши казачьи поселения, но не пять тысяч человек, а от силы тысяча. А вот по самой Волге, и по её притокам — да, казаков расселилось много. А так же много расселилось голландцев. Особенно — по речке Самаре. Причём, многие из них записались в моё личное войско и жили на речке Самаре, собирая и создавая из казаков войска рейтерского строя.

Много денег мы с Тимофеем и братьями тратили на создание «своей» империи. Причём, не знаю, пригодиться ли нам такая армия в грядущей гражданской войне, но уже сейчас

Ведь, что такое казак? Или, вернее, кто такой казак? Казак, это — в первую и основную очередь воин. Почему казакам запрещали заниматься землепашеством? А именно потому, чтобы они не отвлекались от воинского дела и от собственно говоря, службы, которую исполняли за государев «корм».

Причина неудачи восстания «Того Степана Разина» была в том, что в его войсках почти совсем не было профессиональных военных, то есть — казаков. Казаки были в войске Васьки Уса, но они сразу после взятия Астрахани, там и обосновались, посчитав жизнь удавшейся.