Ревизор: возвращение в СССР 34 (СИ) - Винтеркей Серж - Страница 16

— Моя Галия? Да ни за что. — с гордостью за дочь сказала Оксана. — Она ему сама в морду даст, или ножом ударит.

— Ножом не надо, у нас цель разлучить Галию с ее мужем, а не посадить ее в тюрьму, верно?

— Конечно! — даже испугалась такому вопросу Оксана.

— Ну, тогда будем надеяться, что она все же у вас не убийца…

— Да почему вдруг убийца? — возмутилась Оксана.

Антон как-то странно посмотрел на нее, и сказал:

— Да, конечно, она очень хорошая и правильная девушка.

— Все верно, — обрадовалась Оксана.

— Тогда я затею кое-что в этом направлении…

— И что именно?

— Считается, что если рассказать о чем-то важном, что затеял, то можно сглазить, — ответил Антон, — мы же не хотим испортить мой способ разлучить Галию с ее мужем, верно?

Оксана приняла этот ответ, но все же немного обиделась. Она-то рассказала все же Антону про свою затею с анонимкой. Ну, раз он мне до конца не доверяет, то и я ему не скажу, когда сама что-то придумаю. — решила она. Она слабо верила, что у Антона что-то получится. Он же не знает, насколько Пашка опасен и коварен, и сколько уже ее затей сорвал. Думает, он имеет дело с обычным парнем. Значит, задача разлучить Галию с ее опасным для дочки мужем по-прежнему лежит на ее хрупких женских плечах…

Москва. Лубянка

Полковник Третьяков после утренней планерки листал протоколы прослушки квартиры Ивлевых страницу за страницей и брезгливо морщился. Девяносто пять процентов — бабские разговоры. Пописали, покакали, чихнул кто-то из близнецов странно, лобик горячий или холодный, памперсы… Вот, памперсы, а не пеленки, как у обычных советских людей! Очень сомнительно, что даже в Москве они массово используются. Сам полковник об их существовании вообще случайно год назад узнал, когда к ним сотрудника после загранки капиталистической перевели. Налицо у Ивлевых тяготение к буржуазному стилю жизни…

А все эти подарки с советских заводов после прочитанных лекций… К лицу ли это лектору общества «Знание»? А подарки от иностранцев, пусть они, как стало понятно из личного дела, и свойственники. Все же этот Фирдаус, Аиша, и их родственники — граждане капстран. Советский гражданин с по-настоящему правильной идеологической позицией отверг бы такие подарки…

И какой-то этот Павел всеядный. Деньги отовсюду тащит… Он, помимо НИИ от Комитета и Верховного Совета, еще оказался и на ЗИЛе устроенным. А ведь еще гонорары с радио и из газеты «Труд». Бегло посчитав его ежемесячный доход, полковник присвистнул. Да у него, полковника КГБ, в полтора раза меньше выходит!

Устав листать эти сотни страниц, полковник вызвал Соловьева:

— Общее представление я составил. Забирай эти протоколы и копай по деталям. Тяготение к буржуазному образу жизни, слишком тесные связи с гражданами капиталистических стран, понятно, почему его на прослушку поставили. Мне нужны детали по всем этим направлениям, все, что можно использовать, чтобы показать, что прослушка не зря работала, и этот человек неблагонадёжен. Угроза увольнения из НИИ его, говоришь, равнодушным оставило… Ну а что он скажет, если на радио, в газете и в обществе «Знание» от его услуг откажутся из-за его антисоветского образа жизни и чрезмерного тяготения к общению с жителями капстран? Этак он сразу лишится основных своих доходов. Подумать только, он за прошлый чес летом в Подмосковье по линии «Знания» по триста пятьдесят рублей каждую неделю получал! Как подполковник в армии или у нас за месяц….

— Расстроится, наверное? — после долгой паузы предположил Соловьев, поняв, что от него ждут реакции.

— Еще как. И если умом не обижен, догадается, откуда ветер дует и прибежит к тебе извиняться и подписку о сотрудничестве оформлять.

— И что тогда, обратно его на полставки возвращать в НИИ Силикатов?

— Польза от него может быть, если станет вести себя как нормальный агент. Информацию докладывать, полученную от всех этих иностранцев, как положено, не все же он с ними только в своей квартире беседует. Так что да, можешь пообещать ему, что мы вернем полставки, а также сообщим на радио, в газету «Труд» и в общество «Знание», что ошибка вышла, и они могут дальше с ним работать.

— А Куба?

— Обойдется. Вообще не понимаю, зачем мой предшественник ее ему пообещал. И он должен понимать, что все же наказан за то, что не сразу подписку согласился оформить. Так смирнее будет.

— Мне выходить на все эти организации прямо сейчас?

— Нет, я же сказал, что сейчас пока увольняй его из «Силикатов». По всему остальному я вначале к начальству пойду с теми фактами, что ты из этих протоколов сведешь. Покажу, что в отличие от предшественника, понимаю, зачем прослушку устанавливают. Сотня протоколов почти уже, а Воронин так ничего и не сделал, хотя фактов, доказывающих нездоровую позицию Ивлева и его буржуазный образ жизни и установки, в ней уже предостаточно.

Соловьев уже направился к двери, когда полковник его окликнул:

— Да, и нужно еще по особистам нашим пробежаться. Поставить им задачу агентов своих по поводу Ивлева расспросить.

— В НИИ Силикатов, наверное, не надо идти? — спросил старлей. — Он туда только за зарплатой, наверное, и приходил. Вряд ли особист его даже в лицо знает.

— В НИИ не надо, верно. Тебе нужен особист в Верховном Совете, в Труде, и в МГУ, конечно.

Выйдя из кабинета полковника, Соловьев покачал головой. Они что там, в Саратове, вообще непуганые? Ладно, МГУ. Расспрашивать особиста про студента, задействовать его агентов — дело привычное. Но такая мощная и влиятельная газета? А уж Верховный Совет???

Он забеспокоился, знает ли этот провинциал Третьяков реальный расклад в столице. Привык, небось, у себя в закрытом городе, что все ему кланяются… Это столица, тут таких полковников как у шахтера угля… Начнет особист своих агентов в Верховном Совете расспрашивать про Ивлева, сразу же слухи пойдут, что КГБ интересуется работником Верховного Совета… В таких организациях слухами обмениваются с особым усердием. Румянцев, когда он только пришел к нему зеленым лейтенантом, особо его учил остерегаться всего, что с Кремлем связано… Прямо сказал, мол, Глеб, будь осторожен, твоя карьера на любом человечке из Кремля может сразу и закончиться…

Впервые он задумался над вопросом, который раньше как-то не пришел в голову. Ивлев, все же, студент или эти полставки в Верховном Совете делают его неприкасаемым кремлевцем? Может ли так быть, что Ивлев так равнодушно принял все угрозы в свой адрес, потому что знает, что его им никак не достать? В этом случае он сглупил, что на него обиделся, и захотел его прижать… Если он действительно право имеет посылать и полковника, и старлея КГБ, то все это очень плохо пахнет…

Нет, так рисковать он не будет. К особисту в Верховный Совет заедет, поговорит, формально приказ полковника выполнит. Но никаких агентов его расспрашивать просить — нет уж, увольте. Если из Кремля кто-то разгневанный наездом на своего сотрудника звонить будет, то не меньше чем с председателем будет разговаривать. А тому, конечно, нужно будет найти виновников, которых показательно перед строем расстрелять можно, чтобы Кремль успокоить. Полковника, может и не тронут, а вот ему с его званием влететь может по самое никуда…

На мгновение возникла даже мысль зайти к Третьякову и попытаться его предупредить, как в свое время его самого Румянцев предупреждал, по поводу Кремля. Но он решительно помотал головой и двинулся прочь от кабинета, таща огромную стопку папок с расшифровками прослушки квартиры Ивлева и его телефонных переговоров. Румянцев жаловался ему, что уже пытался новому начальнику рассказать о нюансах различных дел, что Третьяков получил от Воронина, и что тот сделал? Высокомерно задрал нос и сказал, что спросит его, если ему будут нужны разъяснения. Это он так с целым майором поступил, а что он сделает, если его старлей начнет в чем-то убеждать? Не он будет тем старлеем, что решится проверить это на себе…