Писательница для Белова (СИ) - Котлярова Екатерина - Страница 20

Ревнивые и злые мысли жалят крайне больно. Я злюсь на себя за то, что всё же впустила Дамира в своё сердце. Так легко и так быстро.

Это неразумно. Глупо. Глупо любить человека, которого едва знаешь.

Крайне глупо ревновать его. Тянуться к нему.

Но всё именно так.

Я пишу книги о любви. Чистой. Красивой. Там, где обязательно все счастливы. Где влюбляются с первого взгляда. Раз и навсегда.

Я позволяю себе верить в любовь только в романах. Только там бывают идеальные люди. Там тараканов в голове принимают с улыбкой.

Но в жизни… Я никогда не видела такой любви. Ни разу.

Всё, что я вижу — похоть, разврат, измены.

Я подрабатывала в фирме секретарём, где основной коллектив состоял из мужчин. Молодых. Почти все были женаты. И если свободные парни даже не смотрели в мою сторону, то женатые предлагали сходить на кофе регулярно. Я всегда держалась слишком отстранённо и холодно, поэтому ко мне потеряли интерес.

Но я слышала их разговоры. Пошлые. Откровенные. Мерзкие.

Они изменяли и гордились этом. Они сравнивали счёт.

Тогда, год назад, после смерти Дианы, мне казалось, что ничто не способно затронуть мою душу. Но меня просто выворачивало от отвращения.

Я поняла одну простую истину — я никогда не встречу того, кто будет похож даже отдалённо на героев моих книг.

Я задала идеал. Я создала их. Разных. Но одинаково порядочных, преданных и любящих.

А жизнь дала мне тапкой по лицу. Швырнула грязную правду в лицо.

Окастись, Катя. Таких не существует. Любви такой нет. А если и есть, то она слишком короткая.

Я поняла, что куда проще быть одной.

Мои родители не были счастливы в браке. Постоянные скандалы, битьё посуды, обвинение друг друга в изменах — вот, что я слышала постоянно. Я радовалась, когда они не пересекались дома после работы. Когда хоть один наш вечер проходил без скандалов.

И всегда была одна фраза, которой заканчивался их спор: «Я не ухожу от тебя только из-за Кати».

А я сидела у двери и думала, при чём здесь я. Разве они не осознают, что мне плохо, когда они ссорятся? Что мне плохо видеть их несчастными?

Они не улыбаются. Разговаривают по утрам друг с другом раздражённо. Любая просьба подать хлеб или сыр выплёвывается с презрением. А я хотела одного, чтобы мама и папа были счастливы. Вместе или по отдельности, совершенно не имеет значения.

В день аварии они тоже поссорились. Из-за пустяка. Папа не взял мамины солнечные очки, хотя она просила. Они кричали друг на друга и в момент, когда нам навстречу неслась машина. Возможно, если бы папа был более сосредоточен на дороге, он смог бы свернуть. Спастись.

Они погибли. И последние слова, которые я слышала от них, были слова о ненависти друг к другу.

Щёки привычно становятся мокрыми, когда я вспоминаю об этом. Я быстро стираю их ладонью, пока никто не заметил и не начал участливо спрашивать, что случилось.

Я ненавижу этот вопрос больше всего на свете. Что случилось?

Жизнь сломалась.

Я скучаю по родителям. Каждый день скучаю. И когда я слышу, как кто-то ругается, я замираю и прислушиваюсь. Вдруг они.

Это крайняя степень безумия.

Мы заходим в аудиторию, Аркадий Семёнович проходит к своему столу.

— Закрывай дверь, Катя. Проходи, — велит мне.

Я киваю и поворачиваюсь к двери. Вздрагиваю, когда вижу Дамира. Парень стоит у окна, через весь коридор, привалившись бёдрами к подоконнику. Ноги скрещены, в руках телефон, в котором он что-то ищет. Я быстро закрываю дверь, почему-то начав чувствовать себя спокойнее. Неясная тревога, которая клубком сворачивалась в груди исчезла.

А губы тронула улыбка. Дамир сейчас один. К нему никто не жмётся. Это ли не счастье?

— Катя, ты выбрала научного руководителя? — спрашивает профессор, когда я занимаю первую парту в аудитории и складываю руки на столе, как примерная школьница.

— Нет.

— А пора уже думать над этим. Я хочу стать твоим научным руководителем. Мы выберем с тобой тему научной работы.

— Но ведь рано ещё. Только второй курс, — я хмурюсь, глядя на мужчину, который поднимается из-за стола и подходит ко мне.

Он опирается бёдрами о парту, складывает руки на груди и склоняется ко мне полубоком. В нос бьёт запах пота и нестиранной одежды.

— Ты можешь написать со мной курсовые работы, которые потом войдут в твою дипломную работу. Меньше работы и усилий.

— Я ещё не думала об этом, я просто… — я запинаюсь.

Лёд сковывает всё тело, когда мой взгляд падает на грудь мужчины. На его груди, на рубашке, под жилеткой я вижу значок. Слишком знакомый. Он был в единичном экземпляре. У одного единственного человека.

У Дианы. Она изготавливала значки для продажи. И этот был в числе первых. Не особо удачный. У мультяшного персонажа Стича разные глаза получилось. И сейчас эти разные глаза смотрят на меня.

Кто-то невидимой рукой сжимает моё горло. Я задыхаюсь. Перед глазами встаёт бледное лицо Дианы, её глаза.

«Я сегодня задержалась у Аркадия Семёновича, помогала ему с проверкой тетрадей».

Она часто задерживалась после пар, шла к нему в кабинет. Ужасная догадка льдом сковывает спину.

Его не было больше месяца в университете после её гибели. Что если это он её убил?

Ужасные воспоминания накатывают волной.

— Всё, я побежала. Мама будет очень волноваться. Хоть я и говорила, что сегодня у тебя, она не любит, когда я возвращаюсь домой слишком поздно, — Диана целует меня в щёку, когда я крепко её обнимаю. — Обязательно продолжай писать эту книгу. Герой просто невероятно очаровательный засранец.

Диана звонко смеётся и подмигивает мне.

— Спасибо, — я сжимаю её руку в ладони.

— Ой, брось. Я так рада, что первой могу читать твои романы. У меня привилегии. Всё, я побежала.

Я закрываю за подругой дверь, чувствуя неясную тревогу. Почему-то замираю у двери и прислушиваюсь к звукам в подъезде.

— Катюша, Диана ушла? — кричит из своей комнаты бабушка.

— Да, бабуль. Ушла.

— Ты ей потом позвони, как она дошла. Чтобы я не волновалась.

Я слышу крик из подъезда. Приглушённый и полный боли.

— Бабушка! — кричу, а сама кидаюсь открывать дверь.

Я вылетаю в подъезд, уже чувствуя, что произошло что-то страшное. Такое чувство тревожило меня в день, когда мы попали в аварию. Я выскакиваю на лестничную клетку, вижу то, что навсегда останется в моём подсознании.

Диана лежит на лестничной клетке, у мусоропровода. В луже крови. А над ней склонилась фигура в чёрном. С ножом в руке. Человек вскидывает на меня взгляд, но его лица я не могу рассмотреть. Я кидаюсь на него. Я не думаю ни о чём. Хочу спасти подругу.

Но чёрная фигура скрывается во тьме подъезда. Я падаю на колени перед неподвижной Дианой. Одежда тут же пропитывается кровью. Становится тяжёлой и липкой. Я руками шарю по лицу девушки, пытаюсь привести в чувства.

— Диана! Диана! — кричу, а мой голос эхом разносится по подъезду.

Дальше всё слилось в одно сплошное чёрное пятно.

Каждый день я думаю о том, как я могла бы ей помочь. Что если бы Диана не задержалась? Что если бы не пришла ко мне в гости.

Мне долго казалось, что на руках кровь Дианы, которую никак невозможно смыть.

И сейчас я, кажется, смотрю на убийцу своей подруги.

22

Глава 22

Катя

Я резко подскакиваю и выпаливаю:

— Извините, мне плохо.

Я вылетаю из кабинета, бегу по коридору сломя голову. Мне срочно нужно позвонить следователю. Он должен разобраться с этим. Это просто не может быть совпадением. Единственное, что я не могу вспомнить, был ли этот значок на груди подруги в день её смерти.

Я достаю телефон из рюкзака. Новый. Непривычно тяжёлый. Напоминающий мне о его дарителе.

— Чёрт! — со слезами шепчу себе под нос.

Номера телефона следователя нет. Я смогла восстановить только часть данных со старого телефона.