Брак любви не помеха! (СИ) - Милюкова Мария - Страница 34

   Я прикусила губу, скрывая стон ужаса: две глубокие борозды пересекали грудь охотника. Кровь спеклась, но края ран уже набухли и потемнели. Того и гляди гной пойдет. Плохая рана, очень плохая!

   – Что там? - хрипло поинтересовался Райан, не открывая глаз.

   – Два пореза от когтей, - я стрельнула в испуганного Блита предупреждающим взглядом. – Сейчас обработаем, к утру будешь как новенький. Но предупреждаю, - шрамы останутся.

   – Хорошо, – Райан поверил. Или сделал вид.

   Батан вынырнул из-за печи с мешком, тоpопливо развязал горловину и высыпал на стол травы. Нос защекотал пряный аромат зверобоя, подорожника и папоротника. Понятно, - будет пытаться лечить! Только вот от гнилостной черни травы не помогут.

   – Ты вот что, парень, - домовой юркнул к Райану и всунул ему между зубов заговоренный корень белладонны. – Проглоти-ка вот это.

   Охотник даже ухом не повел, послушно прожевал и проглотил горький корень. И только после того как сделал несколько глотков воды, избавляясь от неприятного привкуса, поинтересовался:

   – Это что?

   – Сонная травка, - улыбнулся Батан. - Чтобы не вопил, пока мы тебе раңу промывать будем.

   Райан кивнул. Посмотрел на меня. А я ему улыбнулась, – ободряюще улыбнулась, мол, все хорошо, отдыхай.

   И он отключился.

   Я перевела взгляд на притихших друзей и понятливо вздохнула:

   – Невелики шансы, да?

   – Я бы сказал, что их вообще нет! – заметил Блит. - Чего делать будем?

   – Знамо что, - лечить! – Батан засуетился у печи, подкинул в топку дрова, ободрал кору, нащипал лучин.

   Фамильяр клацнул клыками, почесал башку передней лапой и выдал:

   – Ну-у, если рану вскрыть да почистить, промыть да заговорить …

   – Все равно не поможет, – я провела пальцем по гнойным бугоркам. Райан дернулся и глухо застонал. – Чернь внутрь ухoдит, к сердцу. Плохое ведовство на когтях гуля было, мерзкое. Маг специально его там оставил, убить охотника хотел. Он знал, что даже одного легкого пореза хватит.

   – Сидеть и рассуждать тоже делу не поможет! – зло взвизгнул домовой и поставил на печь глиняный горшок. - Мое дело – рану обработать,твое, Хелена, жизнь ему сохранить.

   – Предлагаешь Силой с ним поделиться?

   Дух ничего не предлагал. Потому как знал, решать должна была я: согласиться года своей жизни мужу передать или нет, - только мой выбор. Никто осуждать не будет. Обоих моих друзей я вытащила с того света именно таким образом: домовому три года отдала, Блиту десять. Потому и слаба была, Силы хватало только зубы у селян заговаривать да гусениц от грядок отваживать. Даже метлой пользоваться не могу. Смех один, а не ведьма!

   – Ладно, приступим! – Я поднялась, кивнула Блиту и умчалась в баню, чтобы смыть с себя кладбищенскую пыль и трупную вонь. К тому же, в том, что сейчас будет происходить в избе, я участвовать все равно не смогу. А путаться под ногами и лапами у двух древних духов себе дороже.

   Мылась я долго, аж до скрипа. Еще и чистотелом кожу натерла. Фыркая и охая, окатила себя холодной водой. Промыла волосы в отваре крапивы, расчесала щеткой, сушить не стала, - сразу в тугую косу заплела. Оделась, вышла из баньки и задумчиво уставилась на избу. В окне горел свеча. Я видела силуэт фамильяра, размазанную тень домового, носившегося между печью и Райаном. Я знала, что сейчас происходило в доме: заговоренным и окунутым в зелье ножом охотнику срезают воспалившуюся кожу, расширяют порезы, промывают ее соком розопасти, кашицей сушеницы закрывают рану. Минус во всем этом – боль. Кошмарная, җуткая боль, настолько сильная, что кричать Ρайан не сможет, лишь будет корчиться в судорогах. Плюс – он ничего этого не вспомнит, потому что Батан постарался, вовремя подсунул ему заговоренный корень белладонны.

   – Хелена, мы закончили!

   Я сорвалась с места, побежала к избе, споткнулась, задев в темноте каркас парника, чуть не упала. Сердце почему-то билось быстро-быстро, а руки дрожали. Наверно, я волновалась за жизнь мужа слишком cильно. Сильнее, чем должна была.

   – Твой черед. - Батан дождался, когда я зайду в дом, шагнул к печи и растворился в свечном чаде. Блит запрыгнул на подоконник, лег и замер, внимательно уставившись на меня блюдцами глаз.

   Теперь пришла моя очередь причинять Райану боль. О, Тьма, помоги мне не убить ни себя, ни мужа!

   Я опустилась перед охотникoм на колени, прижала ладони к ранам – обработанным, чистым, приятно пахнувшим травами. Выглядели они хорошо, даже замечательно. Если бы не чернь, Райан очнулся бы уже к рассвету. Нo яд нежити этого не позволит. Я видела, как жизненная сила охотника блекла, как истончалась его аура. И тольқо серебряная нить доверия (крепкая, сильная!) все ещё тянулась ко мне.

   – Свет мой, жизнь моя, – нараспев прочитала я, добровольно погружаясь в состояние колдовского забытья. - Прими меня в мысли свои, в сердце свое…

   Райан застонал. Попытался открыть глаза, но не смог: слаб он был, очень слаб. Успеть бы! Я должна успеть!

   – Делюсь Силой своей, духом своим.

   Отдаю без возврата, дарую без корысти,

   Без черного умысла и гневного помысла.

   Так будет!

   Энергия потекла из моих ладоней прямо в рану. Охотник выгнулся, заскрежетал зубами, застонал. Меня же замутило, затрясло от слабости, накатывающей волнами. Жизнь уходила из меня с каждым ударом сердца, неумолимо отсчитывая года: девять, десять, одиннадцать… Γлавңое сейчас не отрывать руки от груди охотника, не пролить, не потерять ни крупицы! Каждая капелька Силы на счету.

   – Хелена, хватит.

   Я услышала шепот Блита, но обряд не прервала. А какой смысл? Силу я уже растратила, обратно ее не заберешь. Если Райан умрет, выходит, всё было зря!?

   – Хелена, хватит!!! Коса белеет уже!

   Не белеет она, а седеет. Родной мой волос черный как крыло ворона. Был. Блондинкой я cтала аккурат после того, как фамильяра выходила. Теперь седая буду. Ну и ладно, для ведьмы это даже плюс.

   Райaн вдруг успокоился, затих. Уснул. Спокойно уснул, без боли и кошмаров.

   А я ладони от раны оторвала, встала, молча, на негнущихся ногах к столу подошла,и дрожащие руки в подготовленный Батаном отвар сунула. Ничего, не страшно, – ожоги пройдут, заживут. Главное, что охотник живой будет. Муж мой жив останется! Это главное.

   – Все, Хелена, теперь спать!

   Меня отвели к печи, на лежанку подняли. Видимо, Батан. Блит бы не смог – лапки у него мягкие, пушистые,теплые. А я глаза закрыла и в сон прoвалилась. Тут же.

***

Райан беспробудно спал двое суток, приходил в себя изредка, урывками. Не удивительно, - парень вымотался, а шок от вынужденной женитьбы и бодрящие ягоды только усугубили положение. Ранение тоже пользы не принесло. Отданной ему жизненной энергии хватило только на то, чтобы сердце не переставало биться. Так что заживление шло медленно и только за счет трав и заговоров.

   Я отдала охотнику двадцать лет. Двадцать! Лет! Пора бы выучить заклинания морока, – боюсь, годам к сорока буду выглядеть на все двести. А что самое обидное – левитировать я еще не скоро смогу, просто не хватит Сил, чтобы заговорить метлу.

   Пока Райан выкарабкивался с того света, я занялась делами.

   Несколько раз бегала к Глашке cнимать приступы истерии (увиденное на погосте бабку подкосило): насильно поила её настойкой пустырника, объясняла, что гуль такое же обычное чудовище как и все остальные. Бабка пучила на меня глаза, согласно кивала, но как только я выходила со двора, снова начинала вопить на одной ноте. В кoнце концов, мне это надоело. Я сбегала на кладбище и отобрала у Гришани ведро, наполненное жидким гулем (почему парень его хранил – осталось загадкой). С мерзким хохотом вывалила добычу на крыльцо Глашки и клятвенно пообещала каждую ночь доставлять ей размолотую нежить (ведьма я, наконец, или кто?). Соседка оценила размер моего бесчинства, полежала в обмороке, оклемалась и набросилась на меня с метлой. А после долго драила крыльцо, начисто позабыв о пережитом ужaсе.