Его маленький чертёнок (СИ) - Алекс Коваль - Страница 73

– Дласте, дяденька! 

Отец растерянно крутанулся, оборачиваясь, но руку мою так и не отпустил. Рыкнул:

– Уйди отсюда, ребенок!

Но не на ту напал. Доминика не подумала даже с места сдвинуться. 

– Фу, как невезливо, – сморщила носик принцесса. – Бубля говолит, сто везливый человек всегда долзен говолить: здлавствуй, спасибо и позалуйста. А иначе это плямо моветун. 

– Моветон, – кивнула я и прикусила губу, сдерживая рвущийся наружу смех. Второй рукой пробралась отцу за спину, цепляясь пальцами за его пиджак. Чтобы в случае чего, хотя бы на доли секунды, но задержать его.

– Деточка, моветон – это лезть в разговоры взрослых, когда тебя не спрашивают. А ну, брысь!

– Я вам не коска! – надула губы Доминика. – Вы злой! 

– Это я еще добрый. Не зли меня, ребенок, пойти прочь к своим родителям. По-хорошему прошу! 

– Не могу, – пожала плечами Доминика, сложив ручки за спиной. С диадемой на голове и царской осанкой, прогуливаясь неторопливо по номеру, подбираясь ближе к кофейному столику, на котором все еще тоскливо лежала памятная папка. 

– Это почему это?

– Папочка уехал. И он лугается, если я хозу по отелю одна. 

– Но сюда же ты как-то пришла? Как? – кажется, отвлекающий маневр на отца подействовал как нельзя лучше. Он уже и думать забыл про документы и отпустил мою руку, наблюдая за принцессой.  

– Как-как?! Нозками! – топнула каблучком туфельки Ника. – Дяденька, вы еще и глупый, оказывается. 

Господи, когда все это закончится, я ее расцелую и затискаю! 

Я уже в открытую лыбилась, а отец зеленел, бледнел, краснел и, в конце концов, грозно рявкнул: 

– Вон отсюда!

Я машинально вздрогнула и насупилась.

– Не рычи на ребенка! – зашипела на отца, а вот Нику совсем не проняло рычание Олега Георгиевича. Она подошла к нам и, задрав взгляд снизу вверх, с ангельской улыбкой пропела:

– Кто последний, тот дулак!

– Что это значит?! 

Но ответом отцу послужил удар маленькой проказницы каблуком в ботинок. 

– У-у-уй! Дьявол! – скрючился папа с выражением вселенской боли на лице, скача на одной ноге. 

– Вообсе-то я челтенок! – возразила дерзкая мартышка. 

– Ника, хватай и беги! – крикнула я, и мелочь, подорвавшись с места, хватанула со стола папку и ураганом, шурша платьем и стуча маленькими каблучками туфелек, полетела вон из гостиной.

– Стой, мелкая!

Отец попытался рвануть следом, но я на чистых рефлексах, мертвой хваткой вцепилась в его пиджак. Притормаживая, отодвигая в сторону и уворачиваясь от взмаха его грузной руки, когда он, запнувшись, чуть не повалился на диван, а я резко рванула в сторону вазы. Долетев в один размашистый шаг и схватив ту тяжеленную бедолагу, хорошенько этой глиняной штукой приложила по спине “любимого папеньку”. Ваза скатилась, упала на мраморный пол и с обжигающим сердце треском раскололась. Сыплющий проклятиями Олег Георгиевич, пыхтя, на считанные мгновения потерялся в пространстве и схватился за спину, красный, как рак, вереща:

– Мерзавка! На собственного отца подняла руку! 

– Надо было уходить по-хорошему. Па-по-чка! – бросила я.

Крутанулась, подхватила подол платья и побежала следом за ребенком, путаясь в длинной юбке и шатаясь на каблуках, как заправский пьянчужка, чуть пару раз не навернулась. Едва ли не кубарем вылетев из гостиной, заметила, что Ника схватила стоящий в углу скейт. Мелочь на всех парах, в платье и с папкой под мышкой, вскочила на доску и вылетела в коридор, помчалась, шелестя колесами по мраморному полу, куда глаза глядят, прокричав мне:

– Фиса, догоняй! 

Мое сердце бухало в груди, а на лице, как приклеенная, сияла дурацкая улыбка. Хотелось взять и расхохотаться: громко, заливисто и от души! И я обязательно вернусь к этому шкодливому желанию. Но позже. А сейчас позади уже слышались тяжелые шаги опомнившегося родственничка, пыхтение, ворчание, и все эта звуковая какофония становилась ближе. Я, сделав глубокий вдох, снова задрала юбки, закатывая глаза, и прибавила скорости. 

– Стой! Анфиса!

– Угу.

– Вернись, кому говорю!

– Ага, уже бегу! 

Юркнула в открытую дверь, вываливаясь в коридор. Проскользив туфлями по полу, чуть не налетела на Флоренцию, которая скомандовала:

– Беги отсюда! Живо! 

Бежать, так бежать.

Спринтерский марафон еще не завершен, финиш далеко, подхватываем подол и перебираем отсюда ногами, дорогуша.

Только далеко уйти не позволило любопытство. Я припустила вперед, а уже буквально через пару-тройку метров услышала жутчайший грохот и насмешливое:

– Олег Георгиевич, какая встреча! А что ж вы сразу в ноги-то падаете?

Я удивленно притормозила, обернулась, судя по всему, Флоренция поставила отцу подножку, и тот, вылетая следом за мной из номера, в прямом смысле слова пролетел по коридору, в данный момент распластавшись на полу. 

Ох, жестоко! 

Но, черт побери, никто не давал ему права нас с чертенком обижать! Будет знать, как связываться с женщинами семьи Нагорных! Это вам не тепличные ромашки, а самый что ни на есть боевой отряд! 

– Флоренция, сколько лет, сколько зим! – съязвил отец, а я, не теряя времени, воспользовавшись организованной мне Фло форой, снова срываюсь на бег, догоняя завернувшую за угол на скейте Нику.

Поворот.

Еще поворот.

Платье, чертово, мешает! Туфли по полу скользят!

Куда бежать-то?!

Лифты!

Мы с Никой переглядываемся, она на добрый десяток метров впереди меня, но, просчитав свои возможности, понимаем, что заскочить в них не успеем, за спиной снова шаги и снова грузная тучная погоня.

– Что, неужто уже убегаете, Олег Георгиевич? 

Нет, лифты точно не вариант. И тогда мы решаем юркнуть в маячившую впереди служебную дверь. Ника отбрасывает скейт, и мы на всех порах влетаем в…

Бассейн!

Растеряно оглядываемся, куда дальше, замирая около огромной чаши в шесть полос, когда за спиной, грохнув об косяк, открывается дверь и залетает отец. С видом разъяренного быка таращится на нас, как на красную тряпку, разве что пар из ноздрей пока не валит.

– А ну, стоять! Обе!!! – разносится эхом по огромному залу злющий голос отца. – Отдай сюда немедленно документы, ребенок!

– Не отдам. 

– Тогда я сам их заберу!

Граф рванул вперед на Нику, которая стояла у самого бортика, прижимая к себе папку. Ни тени испуга на лице малышки, хоть я и бросилась отцу наперерез. Но тут случилось неожиданное. Он проскальзывает на мокром полу. Размахивая руками, как крыльями, прокатывается по скользкому полу с криком и ужасом в глаза. А мелочь, не растерявшись и захохотав, в последний момент отскакивает. Его злейшество Олег Георгиевич Граф со всей дури влетает прямо в костюме и ботинках в бассейн, поднимая фонтан брызг и ор матов. Только шумное “пдыщ!” и вышедший “из берегов” бассейн.

Мы с Никой переглядываемся и дружненько отбиваем “пять”, когда отец выныривает, принцесса гордо заявляет:

– Патамушта нильзя нашу Анфису обизать! Вот!

Мы выбегаем обратно в коридор, не дожидаясь, когда папочка-ихтиандр очухается, и налетаем в коридоре на Рому, который, взмыленный и с глазами по пять рублей, хватает нас за руки и тащит за собой:

– Опаздываем, девочки! Флоренция? 

– Бегу, родной. Бегу! 

– Что у вас тут происходит? Что за крики, грохот? Вы чего обе красные, как после спринтерского забега? 

– Длинная истолия, дядя Лома, – крутится юла на месте.

– А ты почему еще здесь?

– В офисе задержался, у меня есть для тебя новости, Фис. Но для начала давайте доедем до отеля, иначе нас ваш Нагорный порвет на лоскутки. Он уже мне весь телефон оборвал. 

– Ой, а я сумочку забыла…

– Ничего. Она тебе не понадобиться.

Я приглаживаю пару выбившихся из прически прядей, которые делают творение парикмахера только лучше, и молча радуюсь, что у меня на голове тонна лака для волос!

Вот это мы устроили папочке “взбучку”! Надеюсь, после такого фиаско он надолго запомнит, что к нам лучше не соваться? А то ведь мы можем и показательный урок преподать!