Долгожданная кража (СИ) - Зингер Владимир - Страница 3

Интересно, где там в той жизни я? Лежу, наверное, в дальней комнате коматозный, овощ овощем. Мозгов-то нет, здесь они, со мной оказались. Меня с ложечки кормят да памперсы меняют, привычно поругивая, когда много «вторичного продукта» выдам. Надоел всем, уж помирал бы скорей, что ли.

А может и не так всё? Может и я там в беседке вместе с ними со всеми. Посиживаю, как ни в чём не бывало, в любимом шезлонге да щурюсь от яркого солнышка. Или Люсечкин салат трескаю. А то — в бане на полке́, и тот же Данила, ох, и любитель попариться, обихаживает меня берёзовым веничком вперемешку с можжевеловым. Хорошо! И никакие метаморфозы с путешествиями во времени мои думы не тревожат. Тогдашнее ножевое ранение оказалось не таким уж опасным, хотя и напугало домочадцев изрядно…

Стоп! А я здешний, вот этот самый я, тогда кто?

А ты — химера, отвечаю сам себе. Химера, рождённая твоим же испуганным мозгом в момент ранения там, в двадцать первом веке, и застрявшая где-то на задворках сознания так глубоко, что на поверхность уже никогда не всплывёт. И это значит, что тебя просто нет.

Думать так сильно не хочется. Я подхожу к старенькому зеркалу с лишаями отставшей амальгамы и пристально рассматриваю себя. Я — есть! Вот он я, побриться бы не мешало, живой и, что самое главное, в зеркале отражаюсь. Никакой не призрак значит.

Чтобы окончательно прогнать дурные мысли каким-нибудь полезным делом и впрямь решаю побриться. Для этого надо совершить массу разнообразных действий, и это — хорошо. Отвлекает. Иду на кухню и убеждаюсь, что горячей воды в кране нет, значит придётся ставить чайник. Вдобавок, кто-то спёр помазок из моего настенного шкафчика. Взамен в стаканчик воткнута старая зубная щётка, неизвестно кому принадлежащая. Шутники, блин. У меня рождается подозрение, что этой щёткой последний раз чистили совсем даже не зубы, а то, для чего такие приспособления бывают нужны в армии. Но нас этим не возьмёшь. Выбрасываю бывшую зубную щётку в мусорное ведро, преодолевая сиюминутный соблазн поставить её в шкафчик соседу. Скорей всего это он умыкнул помазок, только вот доказательств у меня нет. Вода согрелась, делаю себе горячий компресс и долго кручу в руках скользкий обмылок с намёком на земляничный аромат, чтобы появилось некоторое подобие пены, после чего переношу её себе на щёки. Заранее морщась от прикосновения к коже лезвия «Нева», которое, кажется, и рождено на свет было сразу тупым, ностальгирую по «Жилету» и «Шику». Получается совсем уж непатриотично, и мне становится стыдно, правда только самую чуточку.

А ещё вспоминаю, как отец брился опасной бритвой «Золинген», как правил её на кожаном ремне, как дрожал над ней, чтобы не потерять или не испортить, и никому из сельчан не давал попользоваться, хотя просьбы такие возникали. Это был единственный трофей, который он привёз с войны и очень им дорожил. И то! Такой штуки не было ни у кого в округе. Да что я! Он ведь и до сих пор ею пользуется.

Снятие излишней растительности с морды лица закончено. Возвращаюсь в комнату и достаю с книжной полки неизвестно кому принадлежащий учебник, на обложке которого написано: «Сопротивление материалов. Кинасошвили Р. С. Москва. Гостехиздат. 1957 год». Восхищаюсь в очередной раз, как долго этой книге удалось прожить в экстремальных условиях нашей общаги и не сгинуть. Впрочем, при столь отпугивающем названии это может быть и не очень уж удивительно. Открываю обложку и (какой пассаж!) достаю из внутренней ниши драгоценность — флакон «Шипра».

Тайник сделан не мной. У меня бы рука не поднялась на такое кощунство. Книга мне досталась в уже кастрированном виде в качестве приданого к комнате. Кто знает, может быть ею пользовался какой-нибудь шпион, проживавший здесь инкогнито в наивной надежде выяснить у непонятных русских тайну оружия со странным названием «Yorsh», который, по утверждению специалистов, валит с ног лучше пулемёта? Возвращаясь из своих трудных поисков, он прятал в недрах «Сопромата» свой чёрный пистолет и даже не запирал дверь комнаты на ключ — тайну схрона никто не был в состоянии постичь.

Был ли шпион, не было ли, кто знает? Может и был, и тайну «ерша» познал, и сам пал его жертвой, а потому не стал возвращаться на свою шпионскую родину, сдал пистолет на переработку во «Вторчермет» за двадцать копеек и работает сейчас дворником в надежде получить отдельное служебное жильё. А в недрах полезной книги я держу теперь дефицитный одеколон.

Щедро лью в пригоршню изумрудную жидкость (до колпачков-распылителей ещё не додумались) и почти умываюсь ею, слегка приплясывая от мучительного удовольствия. Дух у «Шипра» густой, тяжёлый. В воздухе сразу повисает (как там у Булгакова?) запах парикмахерской. Конечно всё наоборот, это не одеколон пахнет парикмахерской, а парикмахерская одеколоном. И ещё похожим образом пахнут магазины, в которых на стенах при входе висят блистающие зеркалами короба на манер фибровых чемоданов. Бросишь в специальную прорезь «пятнашку», и тебя обдаст облаком одеколонной пыли из развальцованной трубочки в верху этого чудо-ящика. Только успевай крутить башкой, чтобы максимально употребить на себя отмеренную порцию благоухания. А потом ходи по магазину, источая флюиды аромата и собственной важности.

В своём будущем я часто вспоминал «Шипр», и мне почему-то казалось, что это лучший одеколон в мире. И ещё «Красная Москва». Я пробовал заказывать на «Озоне» эти обонятельные признаки старой эпохи, но сразу понял, что кроме названия от прошлого в них не осталось ничего. И вот теперь, имея возможность использовать, так сказать, оригинальный продукт, я вынужден признать, что и он далёк от того идеала, каким представлялся мне в своих воспоминаниях. Пожалуй, мечтание о недостижимом милее, чем сам объект мечтаний, и прав Фазиль Искандер со своим «праздником ожидания праздника».

Ёмко сказано. Можно считать законченным произведением. Почти как у Хэмингуэя с его «Продаются детские ботиночки, неношеные». Самый короткий рассказ. Правда, говорят, что это и не старина Хэм придумал, но это ведь и не важно. Кто-то же слова эти произнёс в первый раз. И поразил своей глубиной и трагизмом. И никому ничего не требовалось дополнительно объяснять. И так всё понятно. А вот для многих людей из моего будущего заложенный в этих простых словах смысл оказался недосягаемым. До сих пор помню некоторые комментарии на полях Интернета, типа: аффтар ты про што?

Однако! Вона куда меня унесло от одеколона «Шипр»! Хотя, кому какое что? Мысли мои, что хочу, то с ними и делаю. Зато хандру как рукой сняло. А это значит, что на сегодняшнем дежурстве я буду бодр и весел. Злодеи всех мастей, готовьтесь! Недолго вам осталось пребывать в безнаказанности. Я уже иду. Кто не спрятался, я не виноват.

Глава 2

Как поймать маньяка?

Ужасных происшествий дежурство не принесло, но зато оказалось под завязку наполненным разными многохлопотными мелочами, совсем как толстые мешки с семечками у бабуль на базаре. По этой причине работу удалось закончить только после трёх часов ночи, а с утра снова на службу, поскольку отгулов за поддежурку не полагается. Так что следующим утром я сидел в кабинете, изо всех сил тараща глаза и мечтая забыться сном минуток этак на двести хотя бы вот тут прямо на этом столе, чтобы с обеда быть опять бодрым и готовым к труду и обороне. Я уже сладостно представлял, как вытащу сейчас их шкафа обобществлённую шинель ещё старого образца, синего сукна и без знаков различия, брошу её на стулья, а дальше хоть трава не расти.

Про эту шинель стоит рассказать особо. Принадлежала она будто бы какому-то давнему участковому по фамилии Нежильцов. Никто этого участкового в глаза не видывал, но двадцатого числа каждого месяца в зарплатной ведомости неизбежно появлялась его подпись, а из общей денежной массы тут же улетучивалось некоторая сумма. И никто объяснить данный феномен был не в состоянии. Так бы оно, наверное, всё и продолжалось, но тут пошли разговоры о скорой ревизии, и что бы вы думали? — В очередное двадцатое число подпись Нежильцова в ведомости не появилась, и деньги все на месте оказались. Да и как иначе, если даже графа про него из ведомости исчезла. Тем всё и закончилось. Только молва милицейская гласит, что поутру двадцать первого числа, на следующий день, то есть, перед кассовым окошечком обнаружили эту вот шинель, на подкладке которой хлоркой оказалась вытравлена фамилия — Нежильцов. И больше ничего. Вот такие дела. И где тут байки милицейские, где правда, как знать?