Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 58

— Ну, написал, конечно.

— А второй аргумент?

— Тот факт, что российская монархия всегда желала добрых и прекрасных установлений. А то, что этих установлений до сих пор нет — ну, так сложилось. При либеральном государе Александре Николаевиче — уж точно воплотятся в жизнь! Как только — так сразу! Подожди, дорогой народ, ещё пять-шесть лет. То есть я опять обещаю, а не опираюсь на факты.

— Крестьянская эмансипация раньше, чем через пять лет. Думаю, ждать не больше года.

— Я знаю. Но это одна из самых сложных и противоречивых реформ. Вызовет критику с той или иной стороны в любом случае. Да и она в будущем, хотя и недалёком.

— Сроки службы для рекрутов сократили до 15 лет в сентябре, — заметил папа́.

— Хорошо, но мало. Воспринимается, думаю, как такой малюсенький шажок в правильном направлении. В правильном, но уж очень маленький. А они хотят всё и сразу.

Царь усмехнулся.

— В Великобритании армия вообще добровольческая, — продолжил Саша. — И об этом помню не только я.

— Для нас это дорого, — сказал царь.

— Налоговую систему надо менять, — заметил Саша.

— Княжевич этим занимается.

— Ждём. Может, дождёмся. Подушную подать собирается отменять?

— Собирается. В восемнадцати губерниях подати уже переведены на землю и промыслы ещё со времен министерства Киселёва.

— Это сороковые годы?

— Киселёв покинул министерский пост четыре года назад.

— Министерство Государственных Имуществ?

— Да.

— Сейчас у нас пятьдесят пять губерний, — вспомнил Саша с экзамена по географии.

— Молодец, — прокомментировал папа́.

— Делим 18 на 55. Тридцать процентов с хвостиком. Лучше, чем ничего, но не густо. А пока будет подушная подать, будет передельная община, потому что она выгодна государству, чтобы все налоги могли потянуть. А пока будет передельная община, народ будет нищать, потому что земли будут перераспределять от богатых и работящих в пользу бедных тунеядцев. Пока богатых не останется. Отрицательный отбор, как он есть. Наконец, государству будет не на кого опереться. Будет революция нищих. Передельная община — это ещё одна бомба под наше будущее.

— У Чичерина вычитал?

— Только про то, что община — это фискальный инструмент, а не народная традиция. Остальные выводы может сделать любой, кто хоть немного умеет мыслить логически. К нашим доморощенным социалистам это, правда, не относится. Они не понимают, что проповедуемое ими равенство — это равенство в нищете. И иным быть не может.

— Ты это уже говорил.

— Как будто меня кто-то слушает!

— Я слушаю, — заметил царь, — прямо сейчас.

Он выбросил кончик сигары на лёд Невы и закурил следующую.

Как там у Щербакова: «Что ж ты, кореш, много куришь?»

— Кстати то, что ты предлагаешь, очень близко к реформам Киселёва, — заметил царь. — Только Павел Дмитриевич понимал, что без общины не обойтись.

— Почему, если налог будет поземельный, а не подушный?

— Потому что расплодим сельский пролетариат.

— Лучше путь часть крестьян станут сельским пролетариатом, чем все. Ну, пойдёт кто-то батрачить на более успешного соседа или на помещика. Никакой беды в этом не вижу. Не умеешь вести своё хозяйство — работай на другого. Есть множество людей, которым так комфортнее, меньше ответственности. И должна быть возможность продать надел и переехать в город. Урбанизация всё равно неизбежна.

— Киселёв прекрасно понимал, что община — институт вредный: так как участки постоянно меняют хозяев, у крестьянина нет охоты обрабатывать их с должным рачением. Но он верил, что это детище народа, которое надо уважать.

— Он Чичерина не читал.

— В 1846-м Киселёв добился указа, по которому государственные крестьяне, при переезде на казённые земли, данные им по причине малоземелья, обязаны создавать нераздельные наследственные участки.

— Вау! — сказал Саша. — Он гений. Опередил своё время на 50 лет. А бывшим помещичьим крепостными, у которых мало земли, мы можем такое предложить? Остались в России свободные казённые земли?

— Да, в Пермской губернии, в Сибири, в степных губерниях…

— Только надо будет помочь с переездом. Дорога-то тяжёлая. Кстати, наверняка есть данные в архивах. Как крестьяне сами смотрели на общину?

— Богатым вологодским крестьянам очень не нравился передел, — сказал царь. — Их стали принуждать к этому в начале нашего века при Александре Павловиче.

— Император Александр Первый как стихийный социалист, — хмыкнул Саша. — Союз социалистических Российских губерний. Лагарп ему что ли нашептал? И наша родная уравниловка. Ненавижу!

— Бедные крестьяне были за выравнивание наделов.

— Ну, конечно! Всегда приятно чужое добро получить на халяву!

— «На халяву»? — удивился царь. — «Халява» — это сапожное голенище.

— Да? Не знал. Я имел в виду «задаром». Ладно, не суть. Крестьяне что петиции писали?

— Наказы в Уложенную комиссию по составлению новых законов при Екатерине Великой.

— Она спрашивала у крестьян?

— У государственных крестьян.

— Всё равно обалдеть! Мы от неё сильно отстали. Почему бы и нам не спросить? Был же прецедент. Не прошло и столетия!

— Дело эмансипации и так идёт не быстро. С опросами крестьян затормозим ещё лет на пять. Да и не думаю, что что-то изменилось.

— И что было в наказах?

— Что старательные хозяева участки свои постоянно унаваживают и распахивают новые на месте лесов, гор и болотных мест. А другие пребывают в лености и мотовстве, и участки свои размотали и опустошили, и теперь пришли в скудость и не в состоянии платить подати и просят, чтобы ту распаханную и унавоженную землю поделить по числу душ.

— Вот и я о чём! — усмехнулся Саша.

— И если землю разделить по числу душ, то участки получатся не больше, чем в десятину, с которой кормиться невозможно. И впредь никто такого труда к умножению хлебопашества прилагать не будет, потому что никто не захочет в убытки входить, потому что рачительные распахивают, а ленивые приходят на готовое, проматывают и опустошают, и потом некому будет платить подати.

— Подписываюсь под каждым словом, — сказал Саша и развёл руками. — И много было таких наказов?

— Да! И не только это. Они просят вернуть им право закладывать и продавать земли. Потому что не имеющие детей, слабые здоровьем и старики свою землю обработать не в состоянии, а продавать её запрещено. Отчего деревни их приходят в крайнее запустение.

— Вот что я тут распинаюсь? — поинтересовался Саша. — Народ уже всё сказал, только правительство не прислушалось.

— Народ состоит не только из богатых.

— Не только из работящих. Это точно! А можно эти наказы опубликовать? Это, мне кажется здорово подкосит нашу славянофильскую мифологию о народе-социалисте. Знаешь, я видел во сне, как путешествую по северным губерниям. И в какой-то момент где-то в районе Вологды, бедные серые избы сменяются огромными крашеными домами в шесть окон, с мезонинами, ладными заборами и резными воротами. Я думал потому, что там когда-то проходила северная граница владений помещиков — граница крепостного права. Севернее жили те самые государственные крестьяне, мнением которых интересовалась Екатерина Великая и которые были несколько свободнее. Но видимо и граница общинного земледелия проходила где-то там же. Ведь если крестьяне просят, чтобы их земли не делили, значит, их и не делили до этого.

— Подумаю, — сказал царь.

— Даже ничего делать не надо. Только пустить Чичерина в архив и намекнуть, где искать. Давай, я ему напишу?

— Хорошо, пиши. А там посмотрим.

— От подушной подати надо отказываться одновременно с эмансипаций, — продолжил Саша. — Иначе всё опять ляжет в долгий ящик. Надо переводить налог с людей на земли. Во всех губерниях! Подоходный, конечно, лучше, но сложнее в администрировании.

— Много ты понимаешь!

— Немного. Примерно, как в твоей охране. Но могу, например, Бабста попросить сделать более радикальный проект. Мы с ним это уже обсуждали. После учреждения патентного бюро в твоём письменном столе как раз должен был образоваться совершенно свободный ящик. Что ему пустовать?