Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 36

Аутсорсинг студенческого питания тоже работал. Столетов отчитывался, что кормёжка стала гораздо лучше.

Значит Альфонского нет необходимости отдавать под суд.

Саша вздохнул с облегчением, отложил письмо и открыл чертёж будущего общежития.

Автором был Евграф Дмитриевич Тюрин, человек уже не молодой, когда-то строивший так называемое «новое» здание Московского университета на Моховой улице и церковь Святой Татьяны при нём.

Саша всецело одобрял. Ампир с классицизмом выглядел несколько старомодно, но зато должен был идеально дополнить архитектурный ансамбль университета.

По эстетике Саша предпочёл бы Штакеншнейдера, строившего Мариинский и Фермерский дворцы и приложившего руку к достройке эльфийского дворца Коттеджа, но подозревал, что проектировщик дворцов ободрал бы бедных студиозусов, как липку.

Проект Тюрина выглядел вполне прилично и без лишних архитектурных излишеств, которые могли бы утяжелить смету. Единственное, что смущало — это туалеты в коридорах («на тридцать восемь комнаток») и полное отсутствие душа.

Лифта тоже не было, несмотря на четыре этажа. Ну, да ладно, студентов не должно смущать.

'Любезнейший Александр Григорьевич! — писал Саша Столетову. — Проект мне нравится, но будет ли студентам удобно иметь один на всех туалет на этаже и не иметь душа? Если сделать по туалету и душу в каждом студенческом номере, насколько это увеличит смету? Возможно ли это на данном этапе развития инженерных коммуникаций? Можно сделать хотя бы по два туалета и два душа на этаж? Судя по тому, что личный душ есть у моего отца у нас в Фермерском дворце, это вполне возможно.

Можете проконсультироваться с Евграфом Дмитриевичем по этому вопросу?

И мне кажется нужна кухня-столовая на 4–5 комнат, чтобы студенты могли чаю попить и что-нибудь простое приготовить.

Но мой голос, конечно, совещательный. Вы будущие хозяева, вам там жить, так что, если я предлагаю что-то ненужное, последнее слово за вами. Как проголосуете'.

В четверг пришло приглашение на примерку от мадам Брюно. Жуковскую Саша пригласил в магазин записочкой, переданной с Митькой.

— Я к Никсе, Григорий Фёдорович! — объявил Саша.

Он терпеть не мог вранья, но мелочная опека гувернёра достала его окончательно.

В условиях рабства враньё — условие выживания, и нет более лживых существ, чем рабы.

В своё оправдание он мог сказать, что он действительно к Никсе. А уж, куда потом — совершенно другой вопрос.

— Можно мне посмотреть на твоё изобретение? — спросил Николай.

— Конечно, — позволил Саша. — Но, надеюсь там будет ещё один человек, и рассчитываю на твою скромность.

В магазине братьев отвели в зал с ковром, за что Саша был благодарен. Стоять на коньках на зеркальном полу не представлялось возможным.

Коньки оказались впору. Саша попросил Митьку зашнуровать потуже, встал, сделал пару шагов. Конечно, менее устойчивы, чем местные «снегурки» на широких лезвиях, но получалось.

— Ты надеешься на этом удержаться на ногах на льду? — поинтересовался Никса.

— Ещё как надеюсь!

В комнату с поклоном вошёл приказчик.

— Ваше Императорское Высочество, вас спрашивает фрейлина Высочайшего двора Александра Васильевна Жуковская.

— Понятно, — прокомментировал Никса.

— Пусть проходит, — сказал Саша.

Жуковская вошла, окинула взглядом изобретателя и с явном недоверием — изобретение.

— Александра Васильевна! — объявил Саша. — Я сделал такие же для вас.

Глава 17

— Но… — сказала Жуковская.

— Попробуете? — спросил Саша. — Я вас поддержу.

Александра Васильевна села на диванчик. Коньки ей надевала лично мадам Брюно.

— Надо зашнуровать потуже, — сказал Саша. — Иначе нога будет шататься.

Жуковская поморщилась, но зашнуровать дала.

Саша помог ей встать, с другой стороны поддержал Никса.

На лице у неё было написано замешательство и страх, а не восторг, как представлялось Саше в его мечтах.

И даже двое великих князей слева и справа не исправляли впечатления.

— Придёте в воскресенье в Таврию? — спросил Саша, когда она с облегчением освободилась от коньков.

— Да, — кивнула она, — конечно.

В воскресенье 14 февраля 1860-го, в последний день Масленицы, Саша пришёл на каток немного заранее.

Верный Митька помог надеть и туго затянул коньки.

Было холодно, вокруг катка возвышались двухметровые сугробы, в воздухе кружился снег, и дворники из татар, шурша и скрипя, расчищали лёд широкими деревянными лопатами, окованными железом по режущей кромке.

Багровое солнце стояло над горизонтом, и иллюминацию ещё не зажгли, зато над катком висели гирлянды из разноцветных флажков и раскрашенной бумаги.

У Таврического дворца стояла соломенная, подготовленная к сожжению Масленица.

Народу было ещё мало, зато раздолье покататься.

Саша встал на ноги и легко заскользил по льду. Молодое без малого пятнадцатилетнее тело совсем не чувствовало собственного веса.

А технику он помнил из двадцать первого века.

В последний раз на «гагах» он катался там в будущем, на катке в Коломенском, когда учил кататься дочку. Или это было ВДНХ?

Так или иначе с техникой и тогда было всё в порядке, так что удалось восхитить Анютиных школьных друзей, и коньки успешно выдержали стокилограммовый вес, а вот мышцам тяжко пришлось, так что приходилось отдыхать после каждого круга.

Сейчас он пролетел, не напрягаясь с десяток кругов подряд. Инновационные коньки были настолько быстрее «снегурок», что посетители воспринимались как неподвижные объекты. Он был осторожен. Ещё не хватало кого-то задеть!

Перед ним расступались. И смотрели во все глаза.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, небо окрасилось алым и погасло, у дворца зажгли жёлтые газовые фонари, а над катком — свечки в разноцветных стеклянных колбочках и плошки с маслом по периметру, а Жуковской всё не было.

Саша подумал, что неверное надо было за ней зайти, но хотелось обкатать изобретение.

Наконец она появилась и села на лавочку.

Саша подлетел к ней, мастерски затормозил, из-под коньков фонтаном брызнула ледяная крошка.

— Александра Васильевна, вам помочь?

— Нет, нет, я сама…

Ему показалось, что она ждёт, когда он уедет.

— Что-то случилось? — спросил он.

Она помотала головой.

— Нет.

Рядом стояла Глаша и доставала из сумки коньки: обыкновенные «снегурки» на ремешках.

— Глаша, вы тоже будете кататься? — поинтересовался Саша.

Служанка переглянулась с госпожой.

— Ваше Императорское Высочество! — вздохнула Жуковская. — У меня подруга попросила ваши коньки, она очень хотела попробовать, и я не смогла отказать.

— Александра Васильевна! Вы только говорите, как есть! Я всех этих изящных реверансов не понимаю. Вы не смогли отказать или с облегчением отделались?

— Есть вещи, которые не для меня, — призналась Жуковская. — Простите!

— Ну, конечно, — кивнул Саша. — Сегодня же Прощёное воскресенье. Куда я денусь!

Опустился на одно колено, оттеснил Глашу и помог Александре Васильевне привязать коньки. Легко поднялся на ноги и подал руку Жуковской. Помог встать и потянул за собой.

— Не так быстро! — взмолилась она.

Он отпустил её руку, улетел вперёд, потом вернулся, сделал пару кругов вокруг неё и улетел снова.

Подожгли Масляницу, солома вспыхнула и почернела, вверх взлетели тысячи искр.

И тогда на катке появился папа́ под руку с Александрой Долгоруковой. И на ней были те коньки, которые Саша заказывал для Жуковской.

Могла бы хоть сбагрить их кому-то ещё, а не папенькиной любовнице. Или правда не смогла отказать? Да, нет! Стар он уже обманывать себя!

Долгорукова, надо отдать ей должное, держалась на них совсем неплохо. Саша сперва надеялся, что она не обратит внимания на зубчики впереди и споткнётся, но Александрин уже поняла их назначение, изящно развернулась, раскинув руки, и плавно поехала назад под восхищённых взглядом царя.