Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 33

Болезнь не миновала и императора. У Юстиниана обнаружили бубон в паху. Его вовремя вскрыли, гной вытек, и император выздоровел.

— То есть это помогало? — спросил Саша.

— Не всегда. Иногда только усугубляло болезнь. К тому же раны от бубонов прижигали калёным железом, что само по себе было тяжёлым испытанием для пациента. И могли заразиться те, кто присутствовал при разрезе бубона.

— Наверное, бактерия проникала в кровь, — предположил Саша. — Это то, чего мы боялись в случае с Ростовцевым.

— Может быть, — кивнул Пирогов, — если это была бактерия. К тому же бубоны возникали не всегда. Были случаи, когда болезнь никак внешне не проявлялась, но разрушала человека изнутри, и он угасал за сутки. Начинался озноб, боли в мышцах, головная боль, помрачнение сознания, бред. А на коже возникали чёрные пятна.

— И температура, наверное, запредельная, — предположил Саша.

— Да, жар, лихорадка.

— А какая температура? 40 градусов? 41?

Пирогов на минуту смешался.

— Никто не измерял, — сказал он. — Да и сейчас не принято. Зачем? Достаточно руку приложить ко лбу пациента — сразу ясно, есть ли жар.

— То есть больным не меряют температуру? — удивился Саша.

— Обычно, нет. Хотя в принципе известно, как это сделать.

— Но можно не заметить, что она не 36,6!

— Тридцать шесть и шесть? — переспросил Пирогов. — Что это за цифра?

— Нормальная температура здорового человека.

Академик взял отложенный, было, блокнот.

— Позвольте, я запишу.

Саша вздохнул.

— От такой формы чумы никто не выздоравливал, — продолжил Пирогов, — а тринадцатилетний сын византийского императора Иоанна Кантакузина Андроник сгорел за три часа. Но это уже другая эпидемия: 1347 год.

— «Чёрная смерть», — сказал Саша. — Та, что описана в «Декамероне».

— Да, именно. Чума Юстиниана бушевала до восьмого века, периодически возвращаясь, и за два столетия унесла жизни от 30 до 100 миллионов человек — половину тогдашнего населения Византии. А потом исчезла. Казалось, навсегда.

— Наверное, болезнь так быстротечна, когда человека кусает заражённая блоха, и чумная палочка проникает сразу в кровь и начинается сепсис, — предположил Саша.

— Блоха? — удивился Пирогов. — Вы же сказали, что чуму переносят мыши и крысы.

— Конечно, мыши и крысы могут заразить продукты или укусить человека, но опаснее всего блохи, которые на них живут и тоже заражаются чумой. Они в основном и переносят инфекцию.

Академик взял блокнот и записал.

— Это, конечно, только предположение, — прокомментировал он. — Но вы ещё ни разу не ошибались.

— Ещё микроб может проникнуть в организм через микротрещины кожи, — добавил Саша, — и слизистые оболочки, например, глаз.

Пирогов записал.

— Мне продолжать, Александр Александрович? — спросил он.

— Про «чёрную смерть» 14-го века? Ещё бы! Это вообще самое интересное.

И взял пирожок с яблочным повидлом.

— Эпидемия проникла в Европу в 1346 году, — продолжил Николай Иванович. — В 1343-м, татаро-монгольские войска пришли из Золотой Орды в Крым и осадили Феодосию, которую тогда называли Каффой. При осаде присутствовал нотариус из Пьяченцы Габриэль де Мусси, который позже написал о начале чумы книгу на латыни: «История болезни или Великое умирание, произошедшее в год от Рождества Христова 1348».

Осада длилась три года, но осаждённым могли доставлять продовольствие, что вселяло в них надежду. Эпидемия сначала охватила армию осаждавших и убивала тысячи людей каждый день. Медицина была бессильна, люди умирали, как только на их телах появлялись признаки болезни: опухоли в подмышечной впадине или паху.

Тогда татаро-монголы поместили трупы в катапульты и сбросили их на город. Внутри городских стен выросли горы мертвецов. Христиане не могли ни спрятаться, ни убежать от них, хотя сбросили в море столько тел, сколько смогли.

— И заражались, когда бросали, — заметил Саша. — Думаю, катапульты были излишни. Мыши, крысы и блохи и так бы проникли за крепостные стены.

Саша помнил этот эпизод, кажется, он видел его в каком-то фильме про Средние века.

— Да, — кивнул Пирогов, — так эпидемия пришла в Каффу. Болезнь объяснили тем, что гниющие трупы отравили воздух и источники воды. Зловоние стало настолько невыносимым, что едва ли один из нескольких тысяч находил силы спастись из города бегством. Однако такие люди были: они бежали на лодках на Сицилию, в Геную, Венецию и другие христианские города. И везли с собой чуму.

Когда один человек заболевал, он заражал всю свою семью, а когда умирал — тех, кто хоронил его тело. Смерть проникала за окна и двери, через стены домов, из больниц, где чумных держали в карантине, и всё равно поражала города, наводя на жителей ужас.

— Неудивительно, — заметил Саша. — Мыши, крысы, блохи.

— Из Италии и Южной Франции чума распространялась на север. Прокатилось по всей Европе: от Испании до Скандинавии и Гренландии. Пришла и в Московское княжество.

Родители бросали заболевших детей, дети — родителей, мужья предавали жён, а жёны забывали о мужьях.

Тогда Парижский университет советовал бежать от мора cito, longe, tarde — «быстро, далеко и надолго».

Однако беженцев не всегда принимали. Зачастую местные жители выставляли заслоны и встречали гостей дубинами, а позже — ружейными выстрелами.

Это не были пустые страхи. Бывало, что из заражённого города выезжала компания совершенно здоровых людей, а в дороге ни с того, ни с сего кто-то заболевал и заражал товарищей. Бывало, что из порта выходил корабль с абсолютно здоровой командой и пассажирами, несколько недель был в море, и потом кто-то всё равно заболевал и заражал остальных. Ходили слухи о судах, полных мертвецов, которые скитаются по морям по воле течений и ветра.

Тогда и придумали сорокадневные карантины в память о Христе, который пробыл в пустыне сорок дней. Но и карантины не всегда помогали.

— Согласитесь, Николай Иванович, всё это очень хорошо вписывается в концепцию распространения чумы грызунами и живущими на них блохами.

— Да, пожалуй, — кивнул Пирогов. — Тогда венецианский дож велел сорок дней держать прибывающие корабли на острове Лазаретто. Оттуда и пошло слово «лазарет».

В 1348 году папа Климент Шестой разрешил проводить вскрытия трупов умерших от чумы. Одним из первых врачей, проводивших вскрытия чумных, был Ги де Шолиак, впоследствии ставший папским лейб-медиком, а теперь считается отцом хирургии.

Он, конечно, заболел. Обнаружив у себя симптомы, он отгородился от окружающих, заперся один и сам вскрывал свои бубоны, выдавливал из них гной и прижигал железом. Это продолжалось по крайней мере неделю и потребовало от него огромного мужества. Но он выжил и потом дожил до семидесяти лет.

После выздоровления он предлагал свою помощь другим и многих спас от смерти.

— И, наверное, больше не заболел, — предположил Саша.

— Ему повезло. Но случаи повторного заражения бывали.

— Значит, вакцина может быть не эффективной.

— Её пока нет, — улыбнулся Пирогов. — Тогда же была впервые описана лёгочная форма чумы. Для неё характерна не только лихорадка, но и кашель с кровавой мокротой.

— То есть при Юстиниане её не было?

— Видимо, не было. Нигде в источниках того времени не описан такой яркий симптом, как кровохарканье. При лёгочной чуме не выживал почти никто. И она распространялась с ужасающей скоростью.

— Естественно. Потому что передаётся воздушно-капельным путём от человека к человеку.

— За шесть лет эпидемии с 1346 по 1353 год в Европе умерли от 25 до 34 миллионов человек: от трети до половины населения Европы. Но чума не ушла, возвращаясь примерно каждые 10–15 лет, вплоть до конца 18 века.

— Да, — сказал Саша. — Чуть не в каждом европейском городе стоят чумные колонны в память об умерших, и они в основном барочные — 17–18 века. Интересно, почему в России их нет? Ведь чума была при Екатерине Великой.

— Просто не было традиции, — объяснил Пирогов. — У нас в честь избавления от эпидемии было принято строить церкви.