Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 2

Карета въехала во внутренний двор. Дядя Костя встретил внизу у парадной лестницы с мраморными стенами, высокими окнами и золочёными люстрами.

Скромные Сашины эскулапы, кажется, немного робели, но он решительно повёл их вверх вслед за Константином Николаевичем. Да, попривык уже. Ну, мрамор, ну, золочёные люстры, ну, наборный паркет.

Комната, где болел Никола, была скромнее, но высокие окна, позолота на потолке и лепнина присутствовали. Саша мысленно похвалил Здеккауера, что больного отселили отдельно.

Поклонник каломели сидел рядом с кроватью.

По другую сторону стояла тётя Санни и комкала в руке платок. Даже причёска утратила обычную идеальность: рыжий локон выбился из неё на свободу и упал на плечо. Александра Иосифовна подняла на Сашу полные слёз глаза.

— Саша! — проговорила она с сильным немецким акцентом.

— Всё будет хорошо, — банально успокоил он.

Никола полусидел на постели, опираясь на подушку и надсадно кашлял.

Профессор Медико-хирургической академии Николай Фёдорович Здеккауер облик имел благообразный: прямой нос, высокий лоб, тёмные внимательные глаза и черную бородку. Был в сюртуке, не мундире. Значит, ещё не лейб-медик. Под модным «хорватом», на алой орденской ленте, висел крест святой Анны — «Анна на шее».

На Сашину медицинскую команду заслуженный профессор глядел с нескрываемым презрением.

— Позвольте, я посмотрю? — спросил Андреев.

И достал стетоскоп. С деревянным колоколом на конце и проводом в одно ухо.

Послушал Николу в перерывах между приступами кашля и выдал резюме:

— Да, воспаление лёгких.

Здеккауер одарил его презрительной усмешкой: «Ты щенок, берёшься проверять диагнозы петербургского профессора?»

Андреев, кажется, почувствовал себя самозванцем и слегка покраснел.

Профессор и Сашу бы облил презрением, но с великим князем номер мог не пройти, и Здеккауер отвел глаза.

— Ваше Императорское Высочество! — обратился профессор к дяде Косте. — Вы уверены? Каломель — старое испытанное средство. А про плесень этих… молодых людей ещё ничего не известно.

— Николай Фёдорович совершенно прав, — сказал Саша. — Старое испытанное средство. Примерно, как телега без рессор по сравнению с паровозом. Пенициллин не совсем проверен, я предупреждал. Но сегодня утром в нашей Петергофской лаборатории я видел живых мышей, заражённых пиемией.

— От неё не сразу умирают, — усмехнулся Здеккауер.

— Пять суток, — сказал Андреев. — Они живут пять суток!

— Не знаю, как вы их заражали! — пожал плечами Николай Фёдорович.

— Обычно, — в тон ему ответил Андреев, — вводили гной шприцем.

— В таком случае это невозможно, — возразил профессор. — Хотя Господь велик. Всякое может быть.

Дискуссию прервал приступ Николиного кашля. Здеккауер помог кузену сесть прямее, и больной смог сплюнуть мокроту в платок.

— Саша! — вмешался Константин Николаевич. — Я тебя не затем позвал, чтобы отправить обратно. Делай то, что планировал.

И Саша кивнул Андрееву.

— Давайте, Николай Агапиевич!

— Ваше Императорское Высочество! — обратился Андреев к Николе. — Не могли бы вы перевернуться на живот?

Саша отвернулся, чтобы не наблюдать Николину задницу. В конце концов, он не врач.

Баландин тем временем готовил препарат и наполнял шприц.

Краем глаза Саша заметил, как Андреев вздохнул и широко перекрестился прежде, чем сделать укол.

Никола ойкнул. Да, иглы толстые, конечно. Скорее всего, хуже совковых. Саше тогда кололи пенициллин чуть не месяц, и потом были некоторые проблемы с сидением на пятой точке.

— Будущий моряк не должен обращать внимание на такие мелочи, — заметил Саша.

Они оставили Николу с Здеккауером и тётей Санни и перешли в гостиную. Константин Николаевич приказал подавать обед.

Дядя Костя был явно не в себе и всё время молчал. Пришла Александра Иосифовна, почти ничего не съела и вернулась к сыну.

После заката Никола, наконец, смог заснуть.

— Вы, наверное, можете ехать, — наконец сказал Константин Николаевич.

— Давай мы у тебя зависнем, если можно, — сказал Саша.

— «Зависнем», — усмехнулся дядя Костя.

— Именно, — кивнул Саша. — Я взял на себя ответственность и хочу посмотреть на результат. Да и мои люди пусть будут на подхвате.

Он перевёл взгляд на «своих людей».

— Николай Агапиевич? Илья Федосеевич? Готовы остаться на ночь в этом скромном жилище?

Андреев улыбнулся и сказал: «Конечно». Баландин кивнул.

И Саша перевёл взгляд на Константина Николаевича.

— Поставь нам три раскладушки, где не жалко.

«Где не жалко» оказалось большой комнатой с мраморной отделкой стен, золочёным потолком и наборным паркетом. Сашу к его радости поселили одного, а эскулапов вдвоём в соседней комнате.

Кровать была широкой и мягкой, а никакой не раскладушкой. Но Саша почти не спал. Встал на рассвете, оделся и вышел в гостиную. Там по-прежнему сидел дядя Костя и обнимал тётю Санни.

За окнами вставало туманное зимнее солнце.

— Есть новости? — спросил Саша.

Константин Николаевич покачал головой.

— Нет.

— Здеккауер что говорит?

— Мы отпустили его спать. С Николой камердинер. Приказать завтрак подавать?

— Давай! Кофе покрепче.

Позавтракать они не успели, ибо за дверью послышались шаги босых ног.

Никола вошёл в гостиную, держась за стеночку. Он был бледен и двигался не очень уверенно.

— Мама́! — слабым голосом проговорил он. — Прикажи подать жаркое! Я есть хочу!

Дядя Костя вскочил на ноги и посмотрел на Сашу, как на святого. Тётя Санни отняла от глаз платок.

— Никола, какого чёрта! — воскликнул Саша. — Назад, быстро! Я тебя буду по второму разу лечить!

И Никола закашлялся. Кажется, меньше, чем накануне.

— Одной дозы мало, — сказал Саша Константину Николаевичу. — Курс две недели. Минимум! Особенно с учётом пристрастия твоего ненаглядного с босым зимним прогулкам.

Николу уложили в постель, разбудив прикорнувшего рядом камердинера.

— Ему можно жаркое? — спросил дядя Костя.

— Думаю, да, — сказал Саша. — Но лучше у Здеккауера спросить. Хотя нет! Давай я Андреева разбужу.

Николай Агапиевич продрал глаза, просиял от новостей, одобрил жаркое. Но оговорился, что лучше что-нибудь полегче, если последние дни дитё плохо кушало. Прослушал Николины лёгкие и выдал вердикт:

— Лучше!

— У нас на ещё одну дозу есть? — спросил Саша.

— Наскребём, — не слишком уверенно пообещал Андреев. — А сколько всего надо?

— Двенадцать-четырнадцать доз, — предположил Саша. — Но посмотрим по динамике.

Николай Агипиевич только покачал головой.

— Я Склифосовскому телеграфирую, — сказал Саша. — Из Москвы выпишем.

И со спокойной душой сел пить кофе.

Дядя Костя всегда был демократичен, так что кофе с булочками за великокняжеским столом достался и мещанскому сыну Андрееву, и купеческому — Баландину. Константин Николаевич и на радостях и камердинера бы посадил за стол.

Саша подумал, что недолго им оставаться мещанином и купцом. Интересно «Анна на шее» даёт дворянство?

Здерауер проснулся, когда Никола доедал жаркое. Профессор посмотрел на это с некоторым недоумением. Прослушал стетоскопом облизывающееся дитё и выводы Андреева подтвердил.

— Воспаление ещё есть, — сказал он. — Но лучше.

Дядя Костя проводил Сашу с его врачами до кареты и подождал, пока они тронутся. Сначала доехали до Петергофской лаборатории. Там остались Андреев с Баландиным готовить пенициллин.

— Справитесь без меня? — спросил Саша.

— Справимся, Ваше Высочество, — улыбнулся Андреев.

И погнали в Царское село. Саша приказал сразу ехать в Александровский дворец: надо было отправить телеграммы.

Первую: Склифосовскому. Вторую: Пирогову с полным отчётом.

Он поднимался по лестнице на первый этаж, когда наткнулся на Гогеля.

— Александр Александрович, мне сказали, что вы здесь.

— Я приношу извинения, что прогулял уроки, — сказал Саша. — Наверстаю.