Муля, не нервируй… Книга 2 (СИ) - Фонд А. - Страница 20

— Это милиционер! — уже хором сказали девушки.

— А если в белом халате?

— Врач! — выкрикнула Наташа (она тоже пришла, хоть и дичилась меня, очевидно испытывая чувство вины за ту стенгазету).

— Правильно, — похвалил я, — а кто ещё может быть в белом халате?

— Лаборант, учитель химии… — начали перечислять девчата.

— Отлично! — подытожил я, — вижу, что основной принцип вы поняли. А теперь смотрите, если я вижу перед собой девушку в строгом деловом костюме, в туфлях и чулках. Кто она?

— Служащая, секретарь…

— Директор завода! — хихикнула кареглазка.

— Всё верно, — кивнул я, — а если в платочке, спецовочном синем халате и калошах?

— Доярка! Маляр! — захихикали девушки. Игра им понравилась.

— Ну, замечательно, — кивнул я, — основную суть вы поняли. А теперь кто среди вас самый храбрый? На чьём примере мы рассмотрим первый образ?

Девушки смущённо замялись. Им и хотелось, и вместе с тем было боязно препарироваться на виду у всех.

— Давайте я? — подняла руку скромно сидевшая девушка.

— Давай, — ободрительно улыбнулся ей я, — не боишься? Что тебя сейчас раскритикуют?

— Зато я точно буду знать какие у меня ошибки и смогу их исправить, — задорно ответила она.

— Кстати, очень правильная позиция, — я внимательнее присмотрелся к девушке. — Тебя как зовут?

— Нина.

— Отлично Нина, — одобрил я и сказал, обращаясь к остальным, — а сейчас все посмотрите на Нину. Нина, встань пожалуйста, на середине. Представь, что ты манекенщица и встань так, чтобы тебя было всем хорошо видно.

Нина встала по центру и попыталась изобразить манекенщицу, получалось явно не очень, но задор был.

— Итак, что вы можете о ней сказать? Только давайте по очереди. Условие такое: вы не знаете кто это и где она работает. Впервые её видите. Охарактеризуйте этого человека.

Подняла руку кареглазка:

— Она в вязанной кофте, платье ситцевое в цветочек, туфли без каблука, по цвету не подходят ни к платью, ни к кофте. Возможно, перед нами библиотекарь сельской библиотеки, — она хихикнула.

— Все согласны? — спросил я.

— Это может быть и воспитатель детского сада, — предположила Наташа.

— И домохозяйка, — выкрикнула со своего места коротко стриженная девушка.

— Нет, домохозяйка не будет носить такой портфель, — заспорили с нею остальные, — это портфель на работу. Вот учитель младших классов может такой портфель носить, чтобы тетради помещались.

— Но учителя в школе не ходят в ситцевых платьях в цветочек! — начали спорить другие.

— Сельские учителя ходят!

— Отлично, — сказал я, прекращая спор, — Нина, ты кем работаешь?

— Я методист в отделе по контролю за репертуаром, — смущаясь, ответила она. От разбора её образа, у неё на щеках выступили красные пятна, но она держалась, разрываясь между негодованием от критики и интересом от разбора.

— Итак, ты работаешь методистом в Комитете по делам искусств СССР, то есть служащим главного учреждения культуры. Как должен выглядеть сотрудник Комитета? А особенно, если этот сотрудник — девушка?

— Носить костюмы! — сказала кареглазка (когда я уже, наконец, узнаю её имя? А то неудобно получается).

— Давайте я чуть усложню пример — шуточно парировал я. — Наша Нина категорически не любит костюмы!

— Я люблю! — пискнула Нина.

— А давай ещё сильнее усложним ситуацию, — подмигнул я ей, — у Нины принципиальная позиция: сотрудник-девушка не должна носить костюмы, и, кроме того, давайте предположим, что Нина очень хочет выйти замуж.

Все девчата прыснули от смеха, но заблестели от любопытства глазами.

А я продолжил:

— Итак, Нина — ответственный сотрудник Комитета, курирует репертуары театров и цирков, не любит костюмы, но хочет, чтобы её воспринимали серьёзно. А заодно хочет срочно выйти замуж, и ей надо не только не выйти из образа советского служащего, но и заинтересовать парня своей внешностью. Как это сделать?

Девчата притихли, задумались.

И тут подняла руку Наташа:

— Может, она наденет блузку и юбку. А на ноги — туфли на каблуках?

— Принято! — кивнул я, — это и строго, и женственно. Хотя и зависит от фасона. Но тут уж, я думаю, вы лучше разбираетесь. А если будет холодно?

— Шерстяное платье, лучше тёмного цвета, — подсказала девушка слева.

— А кофту можно?

— Это упростит образ… — загомонили девушки, а я добавил:

— Хорошо. Вижу, что основной принцип вы поняли. Я добавлю, что если Нина ещё и причёску сделает высокую, чтобы открыть свою красивую шею, то этим она добавит себе ещё баллов. Все эти хвосты и косички — несерьёзно.

Несколько девушек покраснели, так как они были с хвостами или косичками. Я дипломатично сделал вид, что не заметил.

Мы ещё долго разбирали их образы, потом я давал им основы брендирования, и, когда обед начал приближаться к концу, девчата расходились оживлённые, довольные. Спорили. Обсуждали занятие.

Я тоже был доволен.

Как потом сказала мне кареглазка, в Красный уголок к комсоргу не пришел никто.

Что и требовалось доказать.

А дома меня ждала Дуся. И была она сердитая:

— Муля! — возмутилась она, — это что такое⁈

— Что? — спросил я.

— Это! — она обвела рукой опустевшую комнату.

— Моя комната, — ответил я.

— Я знаю, что это твоя комната! — рассердилась ещё больше она, — а где ковры тут были?

— А! Ковры, — кивнул я, — так бы и сказала. А то начинаешь тут…

— Муля! — сверкнула глазами Дуся, — не выкручивайся. Где ковры?

— Одолжил.

— Как одолжил⁈ — всплеснула руками Дуся, — Муля, ты знаешь, как сложно было Петру Яковлевичу их достать? Ты хоть понимаешь, какой это дефицит? А ты их одолжил! Говори кому, я пойду заберу обратно!

— Печкину и Ложкиной, — ответил я, наблюдая, как меняется лицо Дуси, — понимаешь. Дуся, они люди бедные, много на страну работали, никогда ничего лишнего не имели. Нашли друг друга, считай, на старости лет. В субботу у них свадьба, так я им одолжил ковры. Хотят комнату украсить, чтобы как у людей было. К Печкину из театра артисты же придут. Так что вот…

И я для аргументации развёл руками.

Глаза у Дуси затуманились.

— На старости и замуж? — удивилась она, но от её былой воинственности не осталось и следа, — а сколько этой Ложкиной лет?

— Точно не знаю, — пожал плечами я, — но волосы у неё седые… были, пока она не встретила Петра Кузьмича. А сейчас у неё локоны, крашеные такие. А вот Печкину через два года на пенсию. Так что думаю, они где-то ровесники.

— И не побоялась же она замуж на старости пойти? — удивилась Дуся, — боязно же. А вдруг человеком плохим окажется?

— Жизнь, Дуся, даётся один раз, — сказал я, — и прожить её надо правильно. Вот, к примеру, была у меня одна знакомая. Всю жизнь тяжко так проработала, маляром на стройке. И была у неё мечта — увидеть море. Хотя бы на минуточку, так она хотела войти в него, погладить волны. Ей от работы путёвки предлагали, но она всё откладывала. То дорого, то времени нет, детей же растить надобно, то ещё какие-то причины находила. Причины же всегда найдутся, Дуся. А потом состарилась, скрючилась, села у дома на лавочке, посмотрела на свои распухшие от работы руки и заплакала. Говорит, скоро уже помру, а моря за жизни так и не увидела никогда. Ну и разве это правильно?

Дуся замерла. Взгляд её остекленел, глаза расширились.

На неё мой рассказ произвёл такое впечатление, что больше за ковры она меня не ругала и про то, почему вчера на ужин не пришел, и то забыла спросить.

Вот и хорошо.

Когда Дуся ушла, я решил вечер провести-таки с книгой. Это не граф Монте-Кристо, а просто безобразие какое-то! Стоит только мне засесть за книгу, как срочно всем что-то от меня нужно.

Надеюсь, что хоть сейчас меня оставят в покое.

И вот когда вместе с отважным Дантесом я как раз проник в ночной дом, тихо-тихо прокрался по скрипучим ступеням, как вдруг в дверь постучали.