Муля, не нервируй… Книга 2 (СИ) - Фонд А. - Страница 14

— А с чего бы ей пускать к себе чужого человека? — удивился я, — она, вроде как старушка вредная…

— Муля! Эта старушка была соратницей твоего деда! — сказал Модест Фёдорович и, посмотрев на моё скептическое лицо, пояснил, — боевой подругой она была… считай, как второй женой, только настоящей.

У меня чуть челюсть не отпала. Вот это да! Значит, не только у Мулиной маменьки полный шкаф скелетов. Это, оказывается, у них семейное.

— Так что нормально она Машу пустит, — буркнул Модест Фёдорович и потянулся за второй сигаретой.

А я, кажется, накурился на несколько лет вперёд, поэтому просто стоял и слушал.

— А когда вы пожениться планируете? — спросил я.

— Думаю, дня через три-четыре, — он подумал, поморщился и сказал. — Хотя нет, придётся целую неделю ждать, до субботы. У меня же в пятницу доклад на Комитете. Это очень важно. И для страны, и для науки. Так что только в субботу, наверное.

Я мысленно усмехнулся. Модест Фёдорович был сначала учёным, и только потом обычным человеком. Хотя в эти времена почти все люди были такими: сперва работа, потом личное. Возможно поэтому такую гигантскую страну от разрухи и вытащили, считай, не имея ни мощных технологий, ни ресурсов. На голом энтузиазме.

— А как за неделю вы успеете? — удивился я, — там же, вроде, в ЗАГСе заявление должно месяц лежать, и только потом…

— Всё-то ты знаешь, — беззлобно подколол меня Модест Фёдорович, — неужто для себя уже справки наводил?

Но я-то был не двадцативосьмилетний домашний мальчик Муля, поэтому на подколку не отреагировал и сказал:

— Ну, а как же. Нужно всегда наперёд думать, чтобы не было, как у тебя сегодня.

Модест Фёдорович ответную подколку оценил, крякнул и ответил:

— Могли бы хоть завтра, но тут ещё есть один нюанс…

Он глубоко затянулся, выдохнул дым в форточку и сказал:

— Мы с твоей мамой ещё не развелись…

Опа! У меня от удивления аж глаза на лоб полезли:

— Почему?

— Да как-то незачем было, — пожал он плечами.

— А она разве согласится на развод? — спросил я.

— Почему нет? — поморщился Модест Фёдорович, — квартира на нас троих. Я её выписывать не буду. Ты свою долю тоже получишь. Таки я заставлю и пропишу тебя обратно. А после меня моя доля Маше достанется. Так что нормально всё будет. Квартира большая. Её разменять спокойно на две двушки можно будет.

Я очумело покачал головой и ошарашенно сказал:

— Ты так далеко смотришь… — а потом уточнил, — а как ты все эти бюрократические барьеры в ЗАГСе преодолеешь? Чтобы за неделю и развестись, и расписаться?

— Да у меня Володька, друг мой, немалую должность в Москве занимает, — с усмешкой пояснил Модест Фёдорович. — мы вместе на фронте были. Он меня под Гомелем на себе, считай, с поля боя раненого вытащил. А я его уже под Брянском вытаскивал. Так что куда он денется, поможет…

Я только глазами захлопал. Вот это да!

И тут дверь в квартире Пантелеймоновых открылась и оттуда выскочил Жасминов с перекошенным от злости красным опухшим лицом. В коридоре он закричал истерическим голосом, оглядываясь на дверь:

— Что мне уже и поссать выйти нельзя⁈ Нигде в советских законах не сказано, что человеку выйти поссать нельзя! Не имеете права!

Из комнаты ему что-то угрожающе заорал Григорий.

— Это что ещё за клоун? — тихо спросил Модест Фёдорович, когда Жасминов скрылся в сортире.

— Это певец, в театре работает, — пояснил я, — его по уплотнению к Пантелеймоновым подселили, так они теперь воюют. Комната-то проходная.

— Вот потому я и не хочу, чтобы Маша тут оставалась, — осуждающе сказал Модест Фёдорович, — и так у неё проблем сейчас выше крыши. А ей вообще-то надобно к предзащите диссертации готовиться. А не всей этой ерундой заниматься.

В этом я с ним был согласен.

— А вообще, ты тоже, Муля, подумай, — сказал вдруг Модест Фёдорович. — Ну, что ты сидишь тут, в этой конуре. Возвращайся. Твоя комната всегда тебя ждёт.

— У тебя сейчас молодая семья, медовый месяц, — неуклюже пошутил я.

Модест Фёдорович покраснел и от смущения, и от удовольствия:

— Маша мне всё рассказала. Спасибо, что защитил её, и меня, на собрании. И что поддержал в такую минуту. Я очень тобой горжусь, сынок, — он расчувствовался и обнял меня.

— Думаю, любой поступил бы так на моём месте, — аккуратно отстраняясь, сказал я.

И тут из сортира вышел Жасминов и сказал:

— Муля, что мне делать⁈

— По поводу? — удивился я.

— Я не могу больше жить в таких условиях, — он кивнул на комнату Пантелеймоновых и жалостливо запричитал. — Понимаешь, ни выйти, ни зайти нельзя. Григорий орёт постоянно. Я каждый день домой, как на казнь возвращаюсь. Я так скоро сойду с ума, Муля!

— Ну это вам нужно в комитет обращаться, — задумчиво сказал я, — а вообще я не пойму, зачем вы на этот вариант согласились?

— Но я же не знал, что это чулан через проходную комнату будет! — всплеснул руками Жасминов и взмолился, — Муля, ну придумай что-нибудь! Ты же умный. Ты всем всегда подсказываешь, посоветуй и мне! Пропадаю!

Я задумался. Орфея я понимал прекрасно. Насколько и так тяжело жить такой вот коммуной, а тут ещё ходить через чужую комнату приходится, где живёт молодая семья. И это ещё ему повезло, что Лиля к нему толерантна, мягко говоря. А что было бы, если бы там жила женщина с таким характером, к примеру, как у Беллы?

— Думаю, если нужен выход из ситуации быстро, то тут есть только один правильный вариант, — задумчиво сказал я и спросил, — у тебя же нету блата, чтобы помочь?

— Муля, если бы у меня был блат, то разве я бы жил в этой кладовке? — печально усмехнулся Жасминов и покачал головой.

— Угу, — глубокомысленно покивал я и озвучил вариант, — тебе нужно жениться, Орфей. И этой площади будет недостаточно для проживания двоих.

В разговоре мы с Жасминовым постоянно переходили то на «ты», то на «вы», в зависимости от серьёзности темы.

— Но у меня нету невесты! — возмутился Жасминов. — Это же любить надо…

— Это может быть и фиктивный брак, — пояснил я, — пожениться, получить комнату побольше, пожить там какое-то время, а потом потихонечку развестись. И ты, и она получите отдельное жильё. А если ещё и ребёнок будет…

— Ну ты, Муля, и голова! — восхитился Модест Фёдорович, который всё это время внимательно слушал наш разговор. — Не знаю, в кого ты пошёл такой? Надя вроде не ахти, Адияков этот вообще какой-то недалёкий, раз профукал всё. А ты вот как…

— В деда, — коротко ответил я и Модест Фёдорович кивнул, удовлетворившись моим ответом.

— Муля, — Жасминов продолжал топтаться рядом, обдумывая мой совет. — А теперь тогда подскажи, где мне невесту найти?

— Орфей, — устало вздохнул я, — вот уж чего-чего, а это вообще не вопрос. Сколько из деревень девчонок ежедневно приезжает в Москву? И любая из них будет счастлива на такой вариант. А сколько вдов осталось, чьи мужья с войны не вернулись? Они страдают от одиночества. У многих и дети есть. Кстати, может, тебе действительно взять хорошую хозяйственную женщину с ребёнком или двумя? Расписаться с нею, немного пожить, она тебе и готовить будет и хозяйство вести, а потом получить жильё и развестись? И никто в обиде не будет.

Глаза Жасминова полыхнули восторгом.

— А пока вы в чуланчике жить будете, она очень быстро Гришку на место поставит. Он у неё по струночке маршировать будет.

Этот совет пришелся Жасминову особо по душе. И он с энтузиазмом воскликнул:

— Муля! Ты меня спас! — и счастливый и лучезарный, умчался обратно в комнату.

Оттуда тотчас же послышалась ругать Гришки.

— Ужас какой, — прокомментировал Модест Фёдорович, качая головой на всё это.

— Так и живём, — пожал плечами я.

Модест Фёдорович затушил окурок и сказал:

— Пошли, Муля. Поздно уже. Мы с Машей сейчас уйдём, а ты давай-ка ложись спать. Ты ужинал?

— Да, мы с Машей по дороге в общагу зашли в столовку, поели, — сказал я. — А ты?

— А меня Дуся накормит, — отмахнулся Модест Фёдорович и с улыбкой добавил. — Хорошо, что я на два дня раньше вернулся, хотел к докладу подготовиться к пятнице. Как чувствовал, что тут что-то не то.