Feel Good. Книга для хорошего самочувствия - Гунциг Томас - Страница 4

Назавтра она сообщила мадам Моретти, что ждет ребенка. Мадам Моретти поцеловала ее, сказала, что у них на Сицилии «дети — короли» и что нет «ничего, правда, ничего на свете» важнее детей. Надо будет просто оформить отпуск по беременности (шесть недель до родов и девять недель после).

Натан больше не давал о себе знать, сначала Алиса злилась, потом злость прошла, и она о нем больше не думала.

Близких подруг у нее не было, и она регулярно читала журнал «Родители», где нашла массу советов о растяжках, запорах, диабете у беременных, болях внизу живота и варикозе тазовых вен. Много времени она также провела, читая объявления, потому что нужны были среди прочего распашонки, чепчики, рубашечки, ползунки, переноска, коляска, колыбелька, кроватка, бутылочки с сосками без химии. Она нашла гинеколога, к которому удобно было ездить на автобусе, он был добрый, но холодноватый, под его руками она чувствовала себя кобылой. Он прописал ей витамины. На УЗИ двенадцатой недели он спросил: «Вы хотите знать пол?» Она ответила «да», это был мальчик. Хотелось ли ей девочку? Она не знала. Мальчик, ну и отлично. Алиса сказала себе, что «в мире, в котором мы живем, за мальчика не так тревожно». По дороге домой она купила книгу об именах: Габриель, Рафаэль, Жюль, Лео, Люка, Адам, Луи, Лиам, Этан, Юго, Артур, Поль, Маэль, Натан (нет, только не Натан, подумала она), Нолан, Саша, Габен, Тимео… Ничего ей не нравилось. А потом ей вдруг пришло в голову имя Ахилл, потому что Ахилл был героем и (если не считать пятки) неуязвимым. Шагая к улице Пехоты, она достала из сумки снимок УЗИ и всмотрелась в профиль ребенка, который рос в ней. Она мало что видела, картинка была расплывчатая, словно фото призрака, но это был не кто-нибудь, а ее сын. «Мой сын», — тихо сказала Алиса, было так странно это говорить, ей показалось, что она преобразилась, как будто превратилась во что-то новое. Она еще раз повторила: «Мой сын». Да, это и правда преображало ее, превращая во что-то большее! Потом она сказала: «Ахилл». Звучало неплохо. Ей нравилось это имя. «Мой сын, Ахилл», — повторила она, убирая снимок в пластиковый конверт, который дал ей гинеколог.

В ее квартире на улице Пехоты была только одна спальня, она отвела ее под детскую. На тридцать шестой неделе беременности она купила в «Икее» раскладной диван модели «Нихамн», антрацитового цвета, 299 евро. Она заказала доставку, пришлось заплатить 79 евро, но без машины выбора у нее не было. За 60 евро его могли также полностью собрать специалисты из «Икеи», но Алиса решила сэкономить эту сумму и потратила целый день, собирая диван сама; от усилий начались первые схватки.

Она родила неделю спустя. Воды отошли ночью. Алиса вызвала такси; когда машина подъехала, шофер согласился посадить ее при условии, что она подстелет мусорный мешок, чтобы не испортить сиденье. Она поднялась за мешком в кухню. Шофер спросил:

— А вашего мужа дома нет?

— У меня нет мужа, — отрезала она.

— Мальчик или девочка? — спросил тогда шофер.

— Мальчик. Ахилл. Мой сын Ахилл!

— А… — сказал шофер, тормозя перед клиникой.

Ахилл был красивым младенцем. Чудесным младенцем. В первую ночь в палате родильного отделения, многоместной палате (чтобы не переплачивать за анестезию и гинеколога), где были кроме нее и другие мамочки, Алиса почти не спала. Она смотрела на Ахилла в кроватке из прозрачного пластика, он был невероятно красив, его маленькая грудка поднималась и опускалась в ритме частого дыхания, крошечные пальчики иногда шевелились, точно лепестки маргаритки, раскрываясь и закрываясь то резко, то медленно.

— Какой красавчик! — восхищалась мать.

Ахилл заплакал. Она дала ему грудь, как показывала ей медсестра. Когда он стал сосать, Алису захлестнула волна такой нежности, что закружилась голова: она думала, что «все для него сделает», что хочет, чтобы его жизнь была «чудесной, насколько это возможно», хочет, чтобы он «был счастлив». Ей вспомнилась песня Ким Уайлд «Kids in America», и она решила, что такого же хочет для своего сына: детства, которое было бы как праздник, детства, защищенного от всех испытаний, которые готовит ему мир, от смерти отца, от нехватки денег, от недель, месяцев и лет жизни в обрез, от страхов перед ударами судьбы и притаившимися за деревьями волками. Вспомнила она и Северину, эту картинку, никогда не покидавшую ее память: подруга детства ждет ее в дверях. Она вспомнила хрустальный запах «красивого дома» Северины, сад Северины, похожий на парк, комнату Северины, похожую на шоурум, пони Северины по имени Корица, семью Северины, живущую в радости, беззаботно и беспечно. Ахилл наелся и икал, она приложила его к плечу, икота прошла, она осторожно положила его обратно в прозрачную кроватку и прошептала: «Ну вот, все хорошо… все будет хорошо… я люблю тебя… мама тебя любит». И она уснула.

Ей очень повезло: она нашла место в яслях. Это были не частные ясли за бешеные деньги, а государственные, цена которых рассчитывалась, исходя из ее зарплаты матери-одиночки: семь евро за полный день. Это составляло порядка ста сорока евро в месяц (но могло слегка меняться). С ее зарплатой, которая составляла теперь (с индексацией) тысячу пятьсот евро в месяц, ясли были важной статьей в ее бюджете, тем более что в бюджете приходилось учитывать также квартплату (пятьсот пятьдесят евро в месяц), коммунальные услуги (пятьдесят евро), воду, газ и электричество (восемьдесят евро), телефон и Интернет (двадцать пять евро), а также ежегодные траты (страховка от пожара, дополнительная медицинская страховка, на которую она подписалась перед родами). Одно, другое, третье, и оставалось у нее чуть меньше шестисот евро, чтобы кормиться и одеваться и чтобы кормить и одевать Ахилла. Это было в обрез, но благодаря eBay и акциям в гипермаркетах она справлялась.

Впервые отнести Ахилла в ясли было мукой мученической. Три месяца Алиса прожила, не расставаясь с сыном, три месяца в пушистом коконе, в абсолютной нежности, это было счастье, это была гармония, это было восхитительно. Ахилл был младенцем тихим и ласковым, и каждый день Алиса восторгалась новым достижением сына: вот он посмотрел на нее внимательнее, вот улыбнулся шире, вот едва заметно изменился издаваемый им звук, вот он схватил игрушку, взял ее в рот, потянул к ней ручку…

А потом настал день, когда ей надо было выходить на работу, и гармонии наступил конец. Алисе пришлось разбудить Ахилла в половине седьмого утра, она положила его в сумку-кенгуру «Беби борн» (удачно купленную на eBay, тридцать пять евро) и первым автобусом поехала в ясли. В переполненном автобусе Ахилл, как будто о чем-то догадываясь, таращил глазки. Какая-то женщина задела его, Алиса ее возненавидела. Другая женщина кашляла, не прикрыв рот рукой, Алисе хотелось ее ударить. Она гладила сына по головке и шептала: «Вот увидишь, там хорошо, тебе будет весело». Она поняла, что впервые в жизни солгала. Разозлилась на себя за это. И замолчала.

Ясли назывались «Маленькие пони», они были залиты больничным неоновым светом и пропитаны запахом вареных овощей. Одинокий младенец, сидя на полу, отчаянно плакал, прижимая к себе плюшевого слона. Другой, бледный, с лысой головкой и широким лицом, ломал ударами кулачков пластмассовый грузовик. Алиса назвала свое имя, ее отметили в списке. Нянечке, которая унесла Ахилла, она сказала: «Когда он не может уснуть, я сижу с ним, глажу ему лобик, ему нравится», — но нянечка была уже далеко. Алиса покинула ясли, едва не теряя сознание, она не чувствовала под собой ног, а горло как будто сдавило крепкой веревкой. Ей снова вспомнилась Северина, доверенная на попечение Нидии, которая заботилась о ней, как о собственном ребенке. И она разозлилась на себя, что не родилась богатой.

В обеденный перерыв Алиса позвонила в ясли, какая-то женщина с восточноевропейским акцентом сказала ей, что «все хорошо, но он не хочет есть». В конце дня автобус, казалось ей, ехал невыносимо медленно, она чувствовала, что от ярости и нетерпения сейчас взорвется прямо в толпе. Выйдя, она побежала, запыхавшись добралась до яслей, увидела Ахилла, лежащего в шезлонге, издалека он показался ей странно неподвижным, как будто в летаргии, она вспомнила читанную когда-то статью о том, что если дети сильно плачут, то могут доплакаться до разрыва аорты и остаться калеками на всю жизнь, но, увидев ее, он заерзал, протянул к ней ручонки и тоненько запищал. Женщина в белом халате поставила в блокноте крестик против фамилии Алисы и принесла ей Ахилла.