Диверсанты - Гамильтон Дональд - Страница 11

- Бюрдетт, - выдавил он. - Фил Бюрдетт...

- Фу ты, ну ты! Надо же было запамятовать! Разумеется, Фил Бюрдетт! - Я глубоко вздохнул.

- Коль скоро меж нами, наконец, возникли отношения доброго сотрудничества и взаимного понимания, мистер Делленбах, объясните, пожалуйста, не глупо ли? Все равно в итоге вы ответили на заданный вопрос, но заработали при этом пожизненный шрам... Не проще ли, право слово, болтать непринужденно и добровольно? Помните: я с огромным наслаждением наделаю из вас отбивных, а торговать ими буду по бросовой цене! Мое агентство тоже не из последних, и мы не жалуем непрошеных помощников... Помните Лоусона?

- Убит в Майами, террористами. Года два прошло.

- Бюрдетт, ежели захочет, подробно расскажет, как именно, и за что погиб Лоусон. Ограничусь общим замечанием: Лоусон допустил ошибку, попытался убить меня. Понятно? Теперь оторви большой кусок подтирки, сложи втрое, вытри физиономию. Отправляемся к даме. И ты скажешь нужные слова и заставишь отомкнуть входную дверь. Ибо в поясницу упрется твой собственный "магнум", а курок будет взведен загодя.

- Господи помилуй, человече! - возопил Делленбах. - У меня курок со "шнеллером"[1], слушается малейшего прикосновения!

- Чудесно. Вы, значит, будете весьма благоразумны, верно, мистер Делленбах? Не вынудите меня перенервничать.

Мы прошествовали вспять через ресторанный зал. Делленбах изображал субъекта, мающегося приступом зубной боли, а я предусмотрительно держал руку со взведенным пистолетом в кармане. Материя не склонна слишком задерживать пулю, и Делленбах сознавал это.

- Если должны подать условный сигнал, подавайте, - прошептал я, когда мы достигли домика.

- Нет никаких сигналов, клянусь!

- Тогда просто постучите и уведомьте, что со мной управились без малейших осложнений.

Помедлив, Делленбах стукнул трижды. Знакомый голос откликнулся, спросил, кого несет.

- Это я, мистер Беннетт! Все улажено.

- Хорошо. Ведите сюда.

Разумеется, Делленбах обязан был предпринять последнюю попытку. Да и уважать бы себя не смог, не предприняв. Сукин сын, в конечном счете, был без малого на двадцать лет моложе; весьма крупный, широкоплечий кусок упитанной плоти. Рядом со мной выглядел настоящим атлетом. Да так оно, пожалуй, и было; в рукопашной схватке против Делленбаха я и полминуты не продержался бы.

Заранее опустив курок, чтобы ненароком не оставить на пороге теплый труп, я тронул спину агента пистолетным дулом. И Делленбах совершил классический молниеносный поворот, прекрасно знакомый мне самому, не раз применявшийся, ни разу не подведший. Да только я, в отличие от безмозглых любителей, тычущих всерьез, тотчас отступил и поднял оружие. Предплечье Делленбаха ударило в пустоту, а челюсть пришла в резкое и сокрушительное соприкосновение с рубчатой рукоятью.

Пнув неприятеля пониже пояса, я опрокинул его на возникшего в проеме Беннетта. Оба покатились на пол.

Я перепрыгнул через поверженных, влетел в комнату, крутнулся, подымая пистолет. "Шнеллер", или не "шнеллер", а самовзводным действием эти пушки тоже обладают: лишь нажимать надобно посильней.

Мадлен, успел краем глаза приметить я, восседала в кресле, с левой стороны. Однако заниматься ею было недосуг. Ибо у правой стены стоял Фил Бюрдетт. Разумный, спокойный профессионал: заранее бросил револьвер и держал руки ладонями кверху, на виду. При этом улыбался. Взрослый человек, снисходительно следящий за козлиными игрищами подростков...

- Бюрдетт, чтоб тебе! Стреляй! - Орал, разумеется, Беннетт.

- Спокойствие, командир, - осклабился Фил. - И, если не хотите повальной бойни, ствол извлекать не вздумайте. Ему только того и надо! Всегда и неизменно... Вздохнув, Бюрдетт повернулся ко мне.

- Старый добрый дикий Мэтт Хелм собственной персоной... И как ты уцелеть умудряешься? Почто вьюношу поцарапал, изверг?

- Честной вьюнош, - откликнулся я в тон Бюрдетту, - изрыгнул достомерзостную хулу, ответствуя на учтивые речи, обращенные к нему... Здравствуй, Фил. Уведомляю: эта леди состоит под моей опекой. И, коль скоро встарь не приучил посторонних держаться подальше, могу немедля повторить урок.

Последовало краткое безмолвие. Беннетт поднялся, отряхнулся, обозрел корчившегося и стонавшего Делленбаха. Я дозволил себе покоситься на Мадлен.

За считанные минуты воспрявшая было спутница превратилась в точно такую же человеческую развалину, какой предстала мне вчера утром. Непроницаемая маска вместо лица; потухший взор; поникшие плечи. Из левой ноздри вытекала струйка крови, понемногу запекавшаяся на губах и подбородке. Беннетт не тратил времени попусту.

Вот так, подумал я, и будет восседать, подобно каменному изваянию, пока не велят подняться и двигаться в указанную сторону. Тюремная привычка.

Я сглотнул. Уставился на Бюрдетта.

- Миссис Эллершоу заплатила по общественным счетам полностью, без малейшего остатка. Отбыла срок от звонка до звонка. По какому праву ее хватают и лупят?

- Она изменница! - рыкнул Беннетт, наступая на меня. Худощавый, довольно красивый субъект. Гордый орлиный нос, короткая стрижка, фанатический блеск в глазах.

- Если бы не вшивое слюнтяйство присяжных, эту стерву поджарили бы на электрическом стуле! По крайней мере, приговорили бы пожизненно!

Спорить не доводилось. Я не спорю с подобными личностями. А посему просто уведомил:

- Мы квиты. Здесь ударили мою подопечную, там досталось вашему холую. Счет равен. Однако же теперь, отныне, любой, кто занесет, а уж тем паче опустит на эту женщину свою паскудную руку, лишится упомянутой руки у запястья. Отсеку лично. Клянусь. А коль скоро миссис Эллершоу стукнут с достаточной злобой, отрублю сволочную лапу до самого локтя. Понятно?

Беннетт попятился.

- Вы уже пытались вмешиваться в наши дела, уже чинили организации мелкие и крупные подлости. В итоге потеряли агента и принесли мне формальные извинения. Будьте добры, вызовите Вашингтон и удостоверьтесь: Мак не отзывает людей с важных заданий лишь потому, что поганый политикан или вшивый сыщик пытаются возражать!

Бюрдетт внимал моей речи с неподдельным весельем, и я прекрасно понимал Фила. Кроме нас двоих, в этой комнате профессионалов не замечалось. Мы, невзирая на прошлые разногласия, были родственными душами. Когда настанет время сводить старые счеты, победителю - кто бы ни вышел победителем - сделается грустно и горько. Ибо взаимное уважение - отличительная черта людей, подобных нам.

Приблизившись к Мадлен, я возложил ей на плечо хранительную длань и принялся держать речь, от которой Бюрдетт, вероятно, захохотал бы до слез. При иных обстоятельствах. Но сейчас лучше было сдержаться.

- Господа! - возвестил я. - Преклоните слух! Я - великий плотоядный медведь-гризли, обитающий среди обомшелых утесов! Я - старый лютый ягуар, скитающийся у диких истоков Миссисипи! Когда я подъемлю рык, со Скалистых Гор срываются сокрушительные лавины: от Сангре-де-Кристо на юге - и до самого севера. Когда виляю хвостом, изготовясь к прыжку, Сан-Андреас трепещет и Калифорнию постигают землетрясения! И любой распроклятущий выблядок, мешающий федеральному агенту исполнять обязанности, сиречь, оберегать миссис Эллершоу, или помахивающий пред ликом оного агента своим дерьмовым пугачом, окажется либо в лазарете, сиречь лечебнице, либо в морге, он же покойницкая. Невзирая на досточтимые знаки почетной принадлежности, являемые обозрению моему! Несмотря на вонючие удостоверения! Эта скотина, - я простер десницу, плавно указуя на Делленбаха, - не возжелала внимать учтивым словесам и немедля огребла по харе. Вторая скотинища восседает в ресторанном сортире и дрыхнет, уронив портки! Вот оба револьвера, трофейные...

Я бросил изъятые стволы под ноги Бюрдетту. У Фила достанет разумения, подумал я, не пытаться пустить их в дело. Чего нельзя с уверенностью сказать о Беннетте и Делленбахе.