Семья волшебников. Том 4 (СИ) - Рудазов Александр - Страница 34

Да-а-а, стоило того, чтобы призвать маму.

— Так вот, значит, где учатся будущие халявщики-рабовладельцы, — тем временем осматривала комнату мама. — Ну ничего, неплохо. Но все равно — не призывай меня слишком часто. Я тоже тебя люблю, ежевичка, но ты сама хотела пораньше поступить в университет.

— Знаю, — шмыгнула носом Вероника. — Я… мам, а что ты будешь делать, когда мы все вырастем, даже Лурия?

— Не знаю, — пожала плечами мама. — Найду себе хобби какое-нибудь. Или рожу еще пару спиногрызов… я привязана к твоему папе, ежевичка. Не все из того, чем я хотела бы заниматься, мне будет разрешено.

— Папа тебе что-то не разрешает? — заволновалась Вероника.

— Он не разрешил бы, если бы я спросила, — честно ответила дочери Лахджа. — И я не спрашиваю. Я не страдаю, просто мне… бывает тесновато.

— Понятно, — только и сказала Вероника, беря еще кусок торта.

Он был огромным, и Вероника уже предвкушала долгие часы наедине с ним. Но тут открылась дверь, и вошли соседки по спальне, а с ними еще три девочки — Дайяна, Сметана и Латойя.

— Ой, мир вам, — немного испугалась Даниша. — А вы кто?

— Мама моя, — ответила Вероника, тщетно пытаясь заслонить собой торт.

— Привет, девочки. — приветливо сказала мама. — Угощайтесь.

И она предательски выхватила торт у дочери. Ооо! Сразу шесть жадных тортоедок почему-то не стали вежливо отказываться, а набросились со всех сторон.

Вероника решила взять дело в свои руки и лично нарезала торт ножом, который очень удачно оказался под рукой. Она справедливо все поделила — Бумбиде самый большой кусок, потому что она самая большая, а Свертхи — самый маленький.

— Это немного обидно, — сказала гномка, рассматривая свой кусочек.

— Ну отдай мне, — добродушно предложила Бумбида. Ее кусок тоже показался ей маленьким, хотя он был вчетверо больше, чем у Свертхи.

— Неф уф, — отрезала гномка.

Лахджа умиленно смотрела на детей. Все такие разные. Пусть кушают и радуются жизни.

Они тоже на нее смотрели. Разглядывали… да просто откровенно пялились. Особенно чернокожая девочка и маленькая гоблинша. Вот огриху больше интересовал тортик, она явно надеялась получить добавку.

— Бери-бери, детка, я не буду, — сжалилась Лахджа. — Я не люблю сладкое.

Вероника не поняла, зачем мама врет. Иногда мама делает это просто так, безо всякой причины.

— Я думала, что ты человек, — задумчиво произнесла Даниша. — Просто немного… странный. От магии, может, или раса редкая. А ты… ты кто?

— Я человек, — сердито ответила Вероника. — Наполовину.

— А на другую половину кто?

— Эльф, — решила тоже без всякой причины соврать Вероника.

— Неправда, твоя мама не эльф, — сказала Дайяна, глядя на Лахджу. — Даже не тир-док. И не тир-браа. Эльфы не бывают крылатыми… к сожалению.

— Извините, нам просто интересно, — добавила Даниша, тоже глядя на Лахджу.

— Уговорили, я на самом деле наполовину гном, — не сдавалась Вероника.

Свертхи аж поперхнулась, а Лахджа вздохнула и сказала:

— Я демон, девочки. Это не секрет. Вы, наверное, не из Мистерии?.. иначе могли бы знать, мой муж — ректор Униониса.

— А-а-а… — протянули девчонки хором.

Всем стало интересно, а Латойя перестала есть торт, потому что он может быть отравлен. Но потом подумала и продолжила, потому что жена ректора и мама одногруппницы вряд ли станет кого-то травить просто так.

— Это все объясняет, — произнесла Даниша.

— Что объясняет? — не поняла Вероника.

— То, что тебе шесть лет.

— И чё⁈ Всем бывает по шесть лет!

— Нет, что ты поступила в шесть лет. Понятно, раз ты полудемон.

— Я еще вовсе и не обязательно полудемон, — продолжала упираться Вероника. — Может, мама мне и не мама, а меня подкинули вовсе даже.

— Мамки родной стыдишься? — укорила ее Лахджа. — Не слушайте ее, девочки. Вас как зовут всех, кстати? Которые из вас живут с моей дочерью? Учиться нравится?

— Да ничего… нормально… — раздались нестройные голоса.

Разговор сразу стал неловким, как бывает всегда, когда взрослые пытаются набиваться детям в друзья. Лахджа осклабилась, наслаждаясь смущением Вероники. Та уже пожалела, что призвала маму… нет, торт вкусный, но как же все стало неловко…

К счастью, мама надолго не задержалась. Она решила, что дочь усвоила урок, велела зеркалить каждый вечер и пошла, раз уж ее призвали в КА, знакомиться с классруком Вероники. Интересно, кому досталось такое сокровище, кто там будет отвечать за судьбу ее малышки следующие пять лет…

— … Мэтр Инкадатти, — произнесла Лахджа после удивительно долгого молчания. — Не ожидала вас тут увидеть. А где настоящий преподаватель? Куда вы спрятали его труп?

В кабинете классрука ей сразу немного поплохело. Тут все было усеяно противодемоническими печатями. В воздухе пахло освященной солью, чертополохом и еще какой-то дрянью… возможно, мэтром Инкадатти. Лежащая на ковре собака при появлении демона сразу подняла уши и уголки губ… это могло показаться улыбкой, но собаки не умеют улыбаться.

— Ха-ха, очень смешно, — сложил руки на столе старик. — А что это вы тут делаете, мэтресс Дегатти? Посторонним по Ансамблю шататься нельзя.

— А я не посторонняя, я жена и фамиллиар ректора, — отбрила его Лахджа. — У меня законное право. Я вообще сюда с проверкой пришла.

— Это с какой-такой проверкой? Опять из старика дурака делаете?

— Ну что вы! Просто вы очень пожилой и много лет жили один. Надо убедиться, что вас не пугает резкая смена обстановки. А то вот у меня недавно цветы кто-то поел и потоптал… даже не знаю, кто.

— Это не я, — сразу заявил Инкадатти. — Я сюда уже давно переселился. И вот у меня цветы никто не трогает.

— А в чем секрет?

— А я их все проклял. Кто дотронется, тот сразу и тогось. В Шиасс.

— А это разве законно⁈

— Моя земля, что хочу, то и делаю, — пожал плечами Инкадатти. — А это мой кабинет.

И он с размаху плюхнул на стол статуэтку какого-то жирдяя с третьим глазом во лбу. А статуэтка явно была идолом, да и не простым, потому что Лахдже поплохело еще сильнее. Она не могла даже смотреть на эту церковную утварь спокойно, перед глазами все плыло. Собака начала подниматься, она не отрывала глаз от Лахджи…

Откуда-то издали донесся приглушенный смешок. Старик Инкадатти. Надо выбираться отсюда, пока жива…

Я сейчас приду и вышибу дверь его башкой.

Не… надо… я… сама…

Да он права не имеет, у тебя паспорт! Я его в Карцерику упеку!

Но тут дурнота вдруг спала. Нефритовый толстячок по-прежнему пялился на Лахджу тремя глазами, но от этого больше не мутило. А Инкадатти, подперев щеку кулаком, с досадой хмыкнул:

— Что, никакой реакции? Убивать меня не будешь? Не поугрожаешь даже?

— Поугрожаю, — собралась с духом Лахджа. — Ждите моего адвоката.

И вот тут старика проняло. Он вдруг втянул голову в плечи, выставил сухонькие ладошки и примирительно произнес:

— Да ладно, ладно, будет вам, полно. Я же проверяю. Мне задачку-то вы подкинули. Ребенок-то ваш, того гляди, Пятое Вторжение начнет. Мне надо точно знать… изучить вопрос. А не засланные ли родители? Особенно мать! Хотите, подавайте, конечно…

— Обязательно подам.

— Подавайте, подавайте… если совести нет. Если не жалко старичка. Только я первым!..

— А мы уже написали, — улыбнулась Лахджа, слыша в голове голос мужа, который только что отправил кляузу Драмму.

— На… написали, — пожевал губами Инкадатти. — Уже. Уже написали. Быстро как. Ну… конечно, хорошо, что я свою еще позавчера отправил… а вы о чем написали? Я ничего не делал.

— До свидания, — поднялась Лахджа.

Это какой-то кошмар. Почему ее дочь должен учить этот старый упырь? Он действительно, что ли, добивается, чтобы она его убила? Может, на свете зажился, а сам дело решить не может?

Она слышала, некоторые колдуны под старость целенаправленно нарываются. Ищут смерти, надеются, что кто-нибудь прихлопнет. Чтоб, значит, самоубийством не грешить.