Отшельник (СИ) - Гернар Ник - Страница 10

— Страшнее чем что?..

— А, ну да, — Егор спустился с лестницы, потер свой нос тыльной стороной ладони. — Короче, буря — это когда рифты начинают фонить. Выглядеть это может по-разному, от неравномерного свечения по всей пустоши до электрических разрядов по поверхности. Длиться такое может от получаса до нескольких суток. А после бури обычно всю пустошь затягивает рыжим или белым туманом, от которого трава и птицы дохнут, а у людей бывают язвы по телу. Но это далеко не самое страшное. Хуже всего, что эти бури людей меняют. Иногда незначительно и даже очень удобно — типа, уменьшается потребность во сне, тело становится более выносливым или иммунитет становится таким, что хоть в десны с чумным целуйся — ничего не подхватишь. У нас на эту тему даже местная секта есть, называется «освященцы» — так вот, тамошние лидеры утверждают, что бури — это проявление божьей силы на земле. И те, кто считает себя безгрешным, по доброй воле выходят в пустоши и ждут, когда эта самая сила их «освятит» и сделает лучше. У кого получилось — тот молодец. Не вышло — значит, претендент оказался недостаточно безгрешным. А еще есть «граалевцы». Но эти не местные, слишком фильдеперсовые чувачки с налетом аристократической дури. Приезжают сюда из городов, все такие с одухотворенными, мать их, лицами и в комбинезончиках премиум-класса. С охраной, все дела. Эти считают, что, если правильно систематизировать бури и в правильном порядке определенным образом их посещать — ну, знаешь, типа на растущую луну, со шкурой черного козла на плечах и посношавшись с пятью девственницами на ржаном поле. И тогда постепенно можно стать чуть ли не сверхчеловеком.

— И как, получается? — поинтересовался я.

— Да хрена с два. Хотя они утверждают, будто их лидер и в огне не горит, и по водам, как Христос, ходит. Но даже если и так, то это всего лишь ошибка выжившего, раздутая до размеров слона. А на деле чаще всего человек, переживший бурю, просто превращается в дебила. Опускается на четвереньки и навсегда остается в пустоши. У нас их называют падалью, чумными или юрками.

— Юрками? — удивился я.

— Ну да. От церковников опять же пошло. Уроды — юроды, юродивые типа. Сокращенно — юрки. И вот живет себе такой… тёзка Гагарина, ёпта. И продолжает превращаться. Все дальше и дальше, пока чей-то добрый выстрел или пасть другого недочеловека не остановит эту цепочку превращений. Такие дела. Достаточно понятно объяснил, беспамятный?

— Вполне, — кивнул я головой, пытаясь переварить все то, что только что услышал.

Рифты фонят?

В первый раз я слышал о таком. Да, в самом начале, когда они только открылись, при длительном нахождении рядом с искажениями некоторым людям становилось плохо, об этом я читал. Психозы, онкология, обострение хронических заболеваний. Потом оказалось, что банальное стекло прекрасно защищает сотрудников от неприятных побочек. А еще — что есть люди, абсолютно устойчивые к эффектам рифтов, и наоборот — очень уязвимые к ним.

Но чтобы рифт мог как-то влиять на окружающую среду…

Это что-то новое.

В мое время рифты благополучно функционировали и в черте города, и неподалеку от мегаполисов, и в чистом поле — никаких негативных последствий не наблюдалось. Так что же изменилось с тех пор?

Я внимательней обычного посмотрел на своего собеседника. Надо сказать, он меня немного удивил своим внятным, четким и логически связным монологом. А еще — словарным запасом. Со словечком «фильдеперсовый» я в последний раз сталкивался в толстом толковом словаре с вензелями в домашней библиотеке моей учительницы русского языка.

Мне тогда было девять лет.

В прямом значении оно означает «сделанные из фильдеперса», самой шикарной тонкой ткани для чулок по моде тридцатых годов. В переносном означает что-то очень модное. Или, вернее, означало веке так в позапрошлом.

Откуда Егор знает такие слова? Вряд ли оно из лексикона его подопечных с зоны.

— Слушай, а ты… до того, как пойти в надзиратели…

Договорить фразу до конца я не успел, потому что из глубины черного коридора донесся шум, который мои отдохнувшие уши уже смогли без проблем различить.

Прервавшись на полуслове, я метнулся к фонарю, подхватил с земли и выключил.

Потому что, если впереди юрки, мы это очень скоро поймем по характерным звукам. А если нет, луч света сдаст нас с потрохами.

— Хватай мой рюкзак и отползай вправо, — шепнул я Егору. В одной руке у меня наготове был фонарь, в другой — ПП, а в кармане — шило. И я готов был воспользоваться ими в любой момент в зависимости от ситуации.

Егор бряцнул содержимым моего рюкзака у меня за спиной и на ощупь прополз в темноте за угол перекрестка. Я бесшумно отступил следом за ним и тут почувствовал что-то мягкое под ногой.

— С-сука, — сдавленным голосом еле слышно простонал Егор. — Это же моя рука!

Очуметь разложился парень. Как, блин, Ктулху по дну океана. Хорошо хоть ничего другого, особо ценного, не умудрился мне под ноги подсунуть!

Но вслух я ничего не сказал, только быстро приподнял ногу на секунду, выпуская руку из-под ботинка. Потом сунул Егору фонарь

и выглянул из укрытия.

Шум стал очевидным — тот, кто шел по коридору, даже не пытался оставаться незаметным.

А потом появился свет. Он усиливался до тех пор, пока я не увидел три рослые мужские фигуры, подсвечивающие друг другу бритые макушки налобными фонарями.

Судя по очертаниям, одеты они были в бронежилеты, а в руках держали тяжелое оружие типа автоматов.

Я быстро скрылся обратно в тень.

Так.

Что мы имеем?

Узкое пространство. Перекресток коридоров. И трое с автоматами.

В целом, если отдать ПП Егору и самому взять пистолет, получится не такой уж плохой расклад. Или, по крайней мере, достаточный, чтобы можно было вести переговоры.

Конечно, если мой хитрый проводник в мир подземного зодчества и фекальных ароматов не привел меня к своим приятелям.

А еще можно побыть пару минут мудаком и открыть стрельбу, прямо сейчас. С моей скоростью результативность будет хорошей. И никаких переговоров уже не потребуется…

— Ну и кто же тут у нас переполох устроил? — донесся раскатистый низкий голос, как у певчего. — Давай, покажись! А то ведь все равно найду. Только в живых уже не оставлю, — насмешливо добавил он. Слышишь меня?

И тут у меня из-за спины Егор включил фонарь и подал голос.

— Слышу, Медведь!..

Я вопросительно обернулся к Егору, а тот, сделав страшные глаза, положил руку мне на локоть — мол, опусти ствол. И выразительно затряс головой.

— Мы выходим, не стреляй!

И, нарочито медленно ступая, высунулся из-за угла.

— Вы только посмотрите! Да это же Хирург, собственной персоной! — насмешливо протянул певческий голос. — И каким же, позволь узнать, ветром тебя сюда занесло?

Мужику явно было весело. И все это как-то совсем не походило на встречу старых друзей.

— Известно каким, Медведь, — отозвался Егор, взглянув в мою сторону и кивком призывая появиться. — Буря на всех одинаковым ветром дует.

Я недовольно нахмурился. Надеюсь, он знает, что делает.

Иначе в случае чего пристрелю его первым.

И я вышел из тени.

— Мой новенький, кстати, — кивнул на меня Егор. — Монголом звать…

Троица местных явно убавила яркость своих фонарей, так что теперь можно было их нормально рассмотреть.

Рост у всех повыше ста восьмидесяти, здоровые, с гладко выбритыми черепами. Впереди всех стоял мужик с глубокими сухими морщинами вокруг глаз и рта и пустым сросшимся веком вместо правого глаза — судя по самоуверенной наглой ухмылке, он и был тем самым Медведем. Вся компания была одета в одинаковые серые бронежилеты, темные рубашки, маскировочного цвета штаны и высокие, до середины голени, ботинки со шнуровкой. В руках у них были автоматы, основным корпусом напоминавшие старый добрый АК-500, но со всякими навесами.

— Да нам посрать, — противно хихикнул парень из-за плеча Медведя.

— Рот закрой, пока старшие разговаривают, — басисто рыкнул на него одноглазый. И опять обратился к Егору. — Ты намекаешь, что собираешься просить убежища? Для себя и своего новобранца?