Рюрикович 3 (СИ) - Калинин Алексей - Страница 45

— Да так, вот собрался разобраться с соседушкой, который никак не придет в гости. Тут же как выходит? Я днем царствую, а Кудеяр ночью. Конечно, я не верю в то, что вот этот самый первый Кудеяр до сих пор живет и здравствует. Скорее всего, кто-то подхватил упавшее преступное знамя, да и понёс его сквозь время. И ведь хорошо несёт, как вы считаете, Ваше Высокопреосвященство? Как вы говорите — вся власть от Бога? Может быть и Кудеяру тоже власть от Бога дана?

— Этому преступнику? — нахмурился митрополит. — Да что с вами, Ваше Величество? Крамольные слова из вашего рта вылетают! Или вы в Господе нашем сомневаетесь? Этому преступнику скорее власть от врага нашего, дьявола дана! С его помощью он и проворачивает свои черные делишки!

Взгляд митрополита был подобен острому клинку, пронзающему душу. Его глаза, глубокие и темные, словно бездонные колодцы, сверлили царя с такой силой, что тот едва удерживал себя от того, чтобы не отступить назад. Едкий огонь негодования горел в этих глазах, освещая всё вокруг холодным светом.

Линии лица митрополита были строгими и непреклонными, словно высеченными из гранита вековой историей и испытаниями веры. Хоть сейчас с него икону пиши!

Царь, хоть и привык к власти и уважению, чувствовал, как под этим взглядом его уверенность начинает таять, как лед под жаркими лучами солнца. В воздухе витало напряжение, почти осязаемое, словно невидимая нить натягивалась между двумя великими силами — духовной и светской. Митрополит стоял неподвижно, его фигура излучала спокойствие и силу, которую невозможно было поколебать ни угрозами, ни обещаниями.

Каждое мгновение этого молчаливого противостояния казалось вечностью. Царь ощущал, как его сердце бьется быстрее, кровь стучит в висках, а разум пытается найти выход из этой непростой ситуации. Но взгляд митрополита оставался неумолимым, напоминая о том, что есть вещи важнее земной власти и богатства.

Вот же чертяка старый… И ведь не прогнётся, не дёрнет щекой. Подобной выдержке можно было только позавидовать.

Да только и царь был не из простых. Ему выдержки тоже было не занимать.

— Может быть и от дьявола, — задумчиво проговорил Владимир Васильевич, вертя в руках портрет Кудеяра. — Иначе как этому преступнику уже столько времени удается проворачивать свои делишки за спинкой трона. И ведь выпускают людей чуть ли не по приказу самого Кудеяра! Это же подумать страшно — возле престола обитает преступник, которому всё сходит с рук!

— Его следует отыскать, Ваше Величество, — склонил голову митрополит. — Отыскать и наказать так, чтобы другим неповадно было!

— Да? — усмехнулся царь. — А мне кажется, что я уже отыскал его, Ваше Высокопреосвященство. И стоит этот самый Кудеяр прямо передо мной. Стоит и дурака валяет, насмехаясь в душе над надёжей и опорой государства!

И снова ни один мускул не дернулся на лице митрополита. Только лицо приняло удивленный вид. Ровно настолько, чтобы не переходить в разряд офигевшей рожи!

— Я не совсем понимаю вас, Ваше Величество, — проговорил митрополит. — Мы же с вами одни в кабинете. Или вы считаете…

— Нет, Ваше Высокопреосвященство, я так не считаю, — покачал головой царь. — У меня на руках есть признание князя Оболенского, которому вы почему-то решили открыться. Ему и ещё нашей матушке…

— Я всё равно продолжаю не понимать, о чем вы говорите, Ваше Величество, — криво усмехнулся митрополит. — Да, господин Телепнев-Оболенский был у меня и кое-что сообщил о своём прошлом. Однако, я вовсе ему ничего не говорил про то, что я на самом деле являюсь Кудияром…

Митрополит споткнулся после названного имени. Он посмотрел на царя выпученными глазами. Владимир Васильевич в ответ довольно усмехнулся:

— Что, не ожидали, Ваше Высокопреосвященство? Думали, что поймали звезду и вам всё можно? Не стали пить напитки, остерегались принимать что-либо из чужих рук, всё готовили сами… А вот то, что вы сейчас находитесь под распылителем, предугадать не смогли!

Да, с митрополитом пришлось повозиться. Ради него даже придумали хитрое устройство, которое позволит расколоть самый крепкий орешек государства. И сейчас это устройство исправно поливало мелкой изморосью голову митрополита. Он невольно вдыхал эту изморось и вот появился первый результат!

Митрополит Даниил резко отшатнулся. Схватился за грудь. Начал часто-часто дышать.

Испуг митрополита был внезапным, как вспышка молнии в тёмной ночи. Сердце резко забилось, отдаваясь гулким эхом в груди, словно барабан, предупреждающий о надвигающейся опасности. Дыхание перехватило, и воздух, казалось, стал густым и тяжёлым, трудно проникающим в лёгкие. Руки задрожали, пальцы сжались в кулаки, готовые отразить невидимую угрозу.

Глаза расширились, зрачки наполнились тьмой, пытаясь уловить малейшее движение в окружающем пространстве. Взгляд метался из стороны в сторону, ища источник страха, но ничего конкретного не находил. Мысли смешались в хаосе, словно листья, поднятые порывом ветра, и никак не удавалось сосредоточиться.

Кожа покрылась мурашками, волосы на затылке встали дыбом, как будто тело само решило защитить себя от неизвестного врага. Ноги стали ватными, и казалось, что они могут подвести в любой момент, оставив беззащитным перед лицом опасности.

Время замедлилось, каждое мгновение тянулось бесконечно долго, и страх, словно плотная пелена, окутывал сознание, не давая вырваться наружу. Всё вокруг потеряло привычные очертания, и мир превратился в чуждый и враждебный.

— Не стоит так волноваться, Ваше Высокопреосвященство, или, если вам будет так удобно, господин Кудияр, — улыбнулся Владимир Васильевич. — Вы же видите сами — правду говорить легко и приятно. Не надо смотреть на дверь, она откроется только после моего указания. Давайте-ка лучше с вами поговорим по душам. Мы же можем это сделать?

— Так вот почему вы так быстро отшатнулись, Ваше Величество? — через силу улыбнулся митрополит Даниил. — Вам тоже есть что скрывать? Или господин Телепнев-Оболенский вам не полностью всё рассказал?

— Есть что скрывать, не спорю. Но сейчас мы говорим о вас, господин Кудияр. Скажите, каково это жить двойной жизнью и постоянно бояться быть раскрытым?

Митрополит глубоко вздохнул, посмотрел наверх, а потом твердой походкой направился к креслу и уселся в него. С усмешкой взглянул на царя:

— А что тут такого? Живешь и только отдаешь приказания через третьи руки. Никто меня не знает, никто меня не видит, только получают приказания и выполняют их беспрекословно. За неповиновение — отсечение фаланги пальца на ноге. На первый раз. Второй раз карается смертью. Всё просто и жестко, Ваше Величество. Порядок и дисциплина должны поддерживаться всегда. И ещё — у Ночных Ножей нет тюрем, поскольку наказание за преступление происходит на месте.

— Так у вас тоже своя армия, своя полиция, свои связи?

— А мы делаем одно дело, Ваше Величество. Ведь порядок должен быть не только днём, но и ночью! Все мы ходим под Богом, все к нему придем в итоге. И все будем отвечать за свои поступки. Я думаю, что буду отвечать не меньше вашего и зачтется мне многое.

— Но как? Днем вы проповедуете Царствие Божие, а ночью руководите грабителями и убийцами! Как же так, Ваше Высокопреосвященство?

Митрополит усмехнулся:

— Можно, Ваше Величество, можно. Или вы думаете, что в войне за веру все белые, мягкие и пушистые? Нет, убийства и грабежи всегда были и всегда будут, но вот снизить их количество, а также обуздать — это под силу только тем людям, которые имеют Бога в душе. Умеют прощать и принимать людей со всеми их пороками, грязью и мерзостью, чтобы потом вести к свету!

— Высокие слова о низких делишках.

— Может быть. Однако, роль ночного царя прекрасно подойдёт вашему брату, Фёдору Васильевичу. Он добр, мягок и очень пластичен. В умелых руках он превратится в умелого руководителя. И вы сможете править вместе, Ваше Величество, — покачал головой митрополит.

— Да? Вот только захочет ли мой брат принимать в этом участие?