Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 20

Проснулся я от негромкого разговора маменьки с нашим соседом. Может, я бы и не проснулся, но восхотелось посетить некое место. Сходил, сделал вид что опять заснул, но выставил ухо, словно локатор. А разговор, надо сказать, был интересным.

— Я все понимаю, уважаемая Ольга Николаевна, — вещал статский советник. — Я уже немолод, возможно, что произвел при встрече не самое лучшее впечатление. Но у меня хорошие перспективы…

Интересно, о чем это он?

— Нет, Кирилл Кириллович, возраст ваш не при чем. И впечатление вы произвели самое благоприятное, — ответствовала матушка. — Но барышня еще очень молода, ей даже пятнадцати нет. Надо завершить образование.

Это что получается? Старый хрыч мою Нюшку сватает? Так это… Старый крот в меховой шубе явился к полевой мышке сватать Дюймовочку.

Первый порыв — встать, сказать все, что я думаю. Но порыв удержал.Эпоха не та… послушаю, что он еще скажет. А статский советник сказал со значением:

— Я не настаиваю на немедленной свадьбе. Готов подождать годика два, а то и три. Можно и пять, но через пять мне исполнится пятьдесят лет, сослуживцы станут смеяться. Впрочем… У меня перспектива получить департамент, а вместе с ним и чин генерала, а за генерала и молодой барышне замуж выходить незазорно.

Матушка что-то отвечала. Вроде того, что не стоит спешить. Тем более, что за один день пути сложно составить впечатление о человеке. Тем более, если собираешься взять замуж. Но Решетеня ничего не смущало.

— Ваша барышня хороша собой, я вижу, что она станет хорошей хозяйкой… Печенье, опять-таки очень вкусное печет! А я вдовец, к тому же бездетен. Стало быть — у моей будущей вдовы не будет судебных споров с наследниками. Родовых имений у меня нет, все состояние зависит от жалованья, но я не беден. У меня имеются сбережения, а если появится наследник, то я сумею обеспечить и его будущее, и будущее Анечки.

Обычно у воспитанниц нет приданого, но я готов взять барышню и бесприданницей. Вот тут я возмутился. Как это моя Нюшка, да бесприданница? Не бывать такому, чтобы свою кухарку, да без приданого замуж отдавать! Сколько у меня осталось — рублей двести или триста? Все отдам, мундир заложу, займу-перейму, а меньше тысячи не дам.

[1] Статский советник ошибается. В империи имеется случай награждения титулярного советника Владимиром 4 степени, но в отличие от Чернавского, этот чиновник лишь литературный персонаж.

Глава девятая

Звезда на небе

Значит, вот уже и Москва. Паровоз свистит, а еще старательно пыхтит, обдавая всех клубами пара. Видел такое в фильмах — думал, а пар холодный или горячий? Оказывается — никакой, словно туман.

Пытаюсь вспомнить что-нибудь соответствующее моменту, но кроме классика ничего не идет на ум.

Москва… как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось[1]!

Как на грех, ничего не отзывается. Наверное, в иное время я бы с удовольствием съездил в Москву, погулял там. А ехать на экзамен… Почему бы Московскому университету не сделать подарок товарищу министра? Вот, взяли бы, выписали диплом его единственному сыну. Бланки дипломов у них имеются, подписи и печати поставить недолго. Жалко им, что ли? Не шлют, а мне сиди теперь и мучайся.

Нет, был неправ. Все-таки, что-то екнуло. Раньше никогда не обращал внимания на Комсомольскую — то есть, Каланчевскую площадь. Ну, площадь и площадь, забитая людьми и машинами Обычно попросту выскакивал из метро или такси и бежал, едва ли не галопом к какому-то из вокзалов. А ведь красиво! Ленинградский — тут он еще Николаевский вокзал. Солидный, с часозвонницей. Рядом Ярославский — тоже красиво. Засмотрелся, башку задрал, чуть фуражку не уронил.

Разумеется, к нам сразу же ринулись носильщики, которые малость разочарованы, что в синем вагоне так мало пассажиров. Но «синеньких» в поезде целых три. Желтые — бюджетные, а уж тем более зеленые, не могут себе позволить носильщиков.

— К извошшыку, барин… И барыня. И ты, барышня, тоже. В момент домчит и лишнего не возьмет…

Я и говорю — все как у нас. Сцепка носильщик-таксист. Тьфу ты, извозчик. Интересно, извозчики не дерутся из-за пассажиров? Видел разок, как сцепились таксисты из-за клиента, а к каждому подскочила группа поддержки.

Наш багаж, кроме женских сумок и моего саквояжа с учебниками во втором вагоне, где горничные. Задумался — а кто должен выгружать чемоданы? Пока думал, проводники уже выгрузили их прямо в руки носильщика, а тот, отпихнув медлительного коллегу, принялся укладывать все наше добро в тележку.

Соседа нашего Решетеня на перроне встречает господин с петлицами коллежского регистратора. Чемодан коллежский потащит? А, у товарища директора департамента слуга есть.

С господином статским советником мы распрощались самым сердечным образом. Кирилл Кириллович облобызал руку матушке, пожал мою, а на Анну только посмотрел с такой любовью и нежностью, что был бы я на месте девчонки, сгорел бы от страха. Ну, или от скромности.

Еще обратил внимание, что по перрону, с хвоста поезда — где зеленые вагоны, неспешно шествует художник Сашка Прибылов, в сопровождении двух благообразных старцев в монашеском одеянии. У всех троих за плечами вещевые мешки, как у солдат, в руках палки (виноват, посохи), а художник еще и с огромным кофром (массивный деревянный ящик) в руках. Не иначе, сложил туда орудия своего труда.

Сам Александр, трезвый до неприличия, ступает чинно, как и полагается гению. Кофр, правда, мешает соблюдать равновесие, но человек старается. И одет не в свою обычную безрукавку, а во что-то серое и длинное. Не ряса, но что-то ее напоминающее. Судя по всему, старцы не только нарядили, но и подрядили на что-то нашего художника. Интересно, на что? Неужели перевелись выпускники академий, с удовольствием бравшиеся за роспись храмов? Вон, тот же Суриков, перед тем, как взяться за «Боярыню Морозову» и «Утро стрелецкой казни», расписывал фрески храма Христа Спасителя.

Впрочем, что я знаю о Прибылове? Возможно, он тоже учился в академии, какую-нибудь медаль заработал, а вместо пенсионерской поездки в Италию, положенной обладателю медали, решил пройтись по Руси Великой, опыта поднабраться. Или не сам решил, а кто-то из руководителей Академии художеств промотал деньги, отпущенные медалистам, у тех и выбора не осталось. Такое тоже бывало.

Если судить по работам, которые видел в гостинице — коли удастся Прибылова не допускать к рюмке недельки две, он сумеет создать нечто великое и грандиозное. Но, с другой стороны, будучи трезвым, сможет ли он вообще что-то написать? Как мне как-то сказал один престарелый доктор наук, защитивший диссертацию по марксистско-ленинской философии — настоящий художник должен творить в «пограничном» состоянии, между сном и явью. Опасаюсь, что несмотря на догляд, Александр все-таки дорвется до рюмки, а уж что напишет — боюсь и подумать. Ну да, это не мое дело. Возможно, как раз и создастся шедевр.

Нам понадобилось два извозчика, чтобы усесться самим и распихать багаж. Матушка с горничными уселись в первую коляску, мы с Нюшкой во вторую.

Так вот и тронулись. Я пытался узнать хоть какие-то приметные места, но не нашел. Зато узнал, что Москва стоит не на ровном месте, как мне казалось, а на ней еще имеются спуски и подъемы, а еще какие-то холмы и холмики. Я об этом не знал или попросту не обращал внимания?

А еще и трясет, блин. Уважаемые радетели старины и булыжных мостовых! Прежде чем стонать — какая же была красота, когда улицы мостили булыжником, прокатитесь разочек по этой красоте. Вон, Нюшка пастенку открыла, хотела что-то спросить, но язычок прикусила.

Мы ехали к двоюродной сестре матушки Полине Петровне, в девичестве имевшей фамилию Арсентьева, ставшую Винклер. Ее супруг — полковник в отставке Павел Андреевич Винклер. Когда я услышал, что в Москве нас примут Винклеры, стало немного не по себе. Заранее себе представил Павла Андреевича, педантичного немца, который поглощает сосиски с квашеной капустой, наливается пивом. И он непременно примется меня воспитывать, а заодно поучать Нюшку. Но родители утешили, сообщив, что Винклер не немец, а англичанин. Собственно, английские корни имелись у его далекого предка, сбежавшего в Россию во времена Кромвеля и поступившего на службу к царю Алексею Михайловичу, а сами они давным-давно приняли православие, обрусели и отличить Винклера можно лишь по фамилии. Почему у «англороссиянина» немецкая фамилия, сказать сложно. Впрочем, предки датчанина Андерсена и норвежца Нансена — выходцы из Швеции, так что, все бывает. Вон, помнится, на втором курсе, когда изучали средневековое германское общество, преподша на семинарах зверела, услышав, что кто-то называет немецкого историка Бело́в, а не фон Бе́лов.