Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса (СИ) - Мордорский Ваня - Страница 45

[Его-могу. Но применять подобное «сканирование» для практиков выше вас ступенью я не рекомендовала бы, возможно, у них будет очень сильно развито духовное чутье и они почувствуют мой взор.]

О каких практиках речь? - на всякий случай уточнил я.

[Уровня погибшего Старейшины Ляня.]

Ну это я и так знаю. Нейросеть просто повторила информацию, которую уже говорила однажды, когда я попросил,,просканировать,, парочку своих собратьев при вступлении в секту. То что на сильных практиков лучше не смотреть даже через нейросеть и так понятно.,,Скан,, нейросети по сути был неким усовершенствованным аналогом духовного взгляда местных. А его они, очевидно, умели чувствовать на себе.

[В теле особи под именем Хань, обнаружено две закупорки имеющие стихиальную природу.]

Я могу ему как-то помочь?

[Не на данном этапе развития. Вы себе-то помочь не сможете в подобной ситуации.]

Ладно. Понятно. А ты можешь сообщить мне точную ступень Конденсации Ци Ханя?

[На это хватает и ваших собственных способностей, так что справитесь своими силами.]

А потом она умолкла и не отзывалась. Как обычно. Впрочем, она была права, примерный уровень Конденсации Ци я и сам ощущал.

— Дядя, наверное, тебе добра хотел? — спросил я толстяка.

— Конечно, он меня очень любит. И благодаря ему я сейчас иду в Школу Небесных Наставников. Если бы не он, то я сидел бы дома и бока отъедал, а так…я на пути к другой жизни.

— В смысле?

— Ну… — помрачнел Хань. — Родители не хотели, чтоб я уходил, говорили, что не для нас, торговцев, эта жизнь практика, что не было у нас в роду талантов. Но дядя убедил отца, что надо дать мне хотя бы один шанс, а потом, если не поступлю, считать на этом попытки оконченными. Дядя — единственный из родни, кто меня понимает и поддерживает, он и меня, можно сказать, убедил отправиться в этот путь к Школе Небесных Наставников. Так-то я вообще не привык на такие расстояния ходить. Но ради поступления — я готов на всё! Тем более, это возможность стать могучим практиком, который может раскалывать горы одним ударом.

Он ударил ребром ладони в воздух, показывая как именно он будет раскалывать горы.

Возможно, — подумал я, — твой дядя руководствовался совсем другими мотивами. И совсем не забота о тебе была ключевым.

— У тебя нет братьев или сестер? — спросил я.

— Нет, — гордо ответил Хань. — Я — единственный наследник.

«Ага, мамина гордость, папин стыд», — вставил Бессмертный.

Что ж, версия с корыстным дядей, который отправляет единственного наследника куда-подальше сгинуть, теперь звучала вполне разумно. Сгинет по пути — хорошо, станет культиватором — еще лучше. Ему уже будет не до мелких делишек торговцев, а там, может, и вовсе войны сект сожрут незадачливого племяша-толстячка. Или это я сейчас придумываю? И дядя действительно хотел добра? И пилюля была без подвоха, а Хань просто там много жрет, что даже тело практика Ци не справляется? Не знаю… Не знаю…

Я еще раз взглянул на беззаботного Ханя, который выставил руку и слушал песню ветра. Похоже, он действительно хорошо ощущает стихию Воздуха. На мгновение почувствовал себя неполноценным, так как кроме Святой Ци мне не было доступно ничего. Ни одной стихии. А ведь это, наверное, классно — управлять камнем, заставлять течь воду, повелевать огнем или призывать ветер. Эх…

«Ты глянь», — вдруг сказал Бессмертный, — «Воздух действительно его стихия. Не соврал».

Толстяк на мгновение прикрыл глаза и подставил лицо порыву ветра.

— Кха-кха… — вдруг закашлялся он. — Мошкара поганая!

Наверное, так я и выгляжу со стороны, когда начинает работать прокльят…

Бам!

Проезжающая мимо телега задела камешек, который просто врезался мне в лоб.

Я громко ойкнул.

« Проклятие толстого, противного, мерзкого и мстительного божка, ты хотел сказать?» — закончил за меня Бессмертный, пока я утирал лоб.

— Ты как, Ван? — обеспокоенно спросил Хань. — Ого! Вот это тебе прилетело!

На лбу с огромной скоростью вспухала шишка.

— Нормально, я уже привык, обычное дело. — отмахнулся я, потирая ушибленное место. Да уж, вспомни о проклятье — вот и оно.

Мы продолжили путь, и шли по краю дороги, правда, теперь я шарахался от каждой проезжающей телеги или коня. Просто потому, что проклятье заработало с неожиданной силой, и все камни из-под колес или копыт летели в меня. Мелкие и крупные. Про атаку дерьмом с неба я вообще молчу. Хань только и успевал удивляться тому, как это птицы с такой поразительной точностью в одну движущуюся цель метят.

— Слушай, Ван, я не большой знаток подобных вопросов, конечно, но, по-моему, на тебе какое-то проклятье, — задумчиво предположил после часа нашего совместного пути толстяк.

— Ага, знаю. Но в целом оно безобид…но.

Бам!

Выскочивший из травы заяц врезался мне в грудь, чуть не сбил с ног и побежал дальше.

Ну это уже ни в какие ворота!

— Хрули, поймай этого засранца! — немного зло сказал я, конечно, не из простой мстительности — кушать я тоже хотел, и от жареной зайчатины не отказался бы.

По команде лиса сорвалась и радостно рванула на охоту.

— А она тебя слушается, — удивился Хань. — Я думал, лисы они…более независимые…а тут прям как…собачка…

— В целом, так и есть, лисы — независимые животные, но Хрули — послушное животное, понимающее, — похвалил я Хрули. — Даже поумнее многих людей будет.

— Слушай, — забеспокоился Хань, — но заяц вдвое больше твоей маленькой лисы… Она точно справится? Он просто перешибет ее, вон какие лапы огромные! Такая миленькая лиса, не хочу чтоб она пострадала.

Я только хмыкнул.

— Подожди-подожди, ты сам скоро все увидишь. Она грозный зверь и не менее грозный охотник.

Мы немного помолчали, стоя на месте и глядя в дальние травы, где лиса гонялась за зайцем. То, что зайцу хана, стало понятно очень скоро. Пусть он был и вдвое больше лисы. В стычке с духовным зверем размер значения не имел, только сила, скорость, которые у Хрули были запредельные.

Уже через минуту довольно урчащая лиса возвращалась с здоровенным зайцем, которого тащила за горло, волоча по земле.

В глазах Ханя был небольшой шок.

— Будешь жареную зайчатину? — улыбнувшись спросил я.

— А? Не, я недавно ел. Не хочу.

Видимо, сейчас его смущало то, что заяц был весь в грязи и в крови. Посмотрю я, как он запоет, когда я буду готовить тушку животного на огне.

Собственно, через час я, уже в сторонке от дороги, в полях, жарил зайца. Спасибо Ханю, у него нашелся нормальный нож — не чета моему заостренному камню, — и разделка заняла по времени всего ничего.

«Ты глянь, как у этого толстяка слюнки текут, вон сейчас лужа целая натечет! Не давай ему зайца, а то тебе ничего не останется. Ему поголодать даже полезно будет».

Хань действительно очень плотоядно и жадно смотрел на поджаривающуюся тушку зайца, словно бы действительно намереваясь схомячить всё в одно рыло.

«Боги! На этого толстяка смотреть противно! Настоящий практик должен думать о духовном развитии, а не о жрачке. Подобная невоздержанность несовместима с путем силы.».

А о вине, значит, практику думать можно? И о женщинах? Тут с невоздержанностью всё в порядке?

«Само собой разумеющееся: вино — напиток богов…и Бессмертных…ну а женщины…без них жизнь теряет всякий смысл…»

Двойные стандарты.

Я хмыкнул и взглянул на Ханя, увы, тут на зайца было много претендентов так что не выйдет у него самому все съесть.

— На! — оторвал я ножку от зайца и протянул Хрули, — Заслужила.

Она урурукнула и начала грызть кость, обгладывая мясо.

Хань смотрел и облизывался. Он помнил свои слова о том, что не будет есть зайца. А приличные люди заднюю не дают.

Эх, — вздохнул я мысленно.

— Держи, — сжалился я над ним.

Так что досталось и Ханю, я же не изверг какой, чтобы наблюдать за терзаниями толстяка. Пусть поест. От меня не убудет. Мне хватило и одной ляжки. Я вполне наелся.