Небо в кармане 3 (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 49

— Этого убрать и проследить, чтобы сей нежелательной персоны и близко к ипподрому не было.

Младший чин приложил руку к серой форменной шапке, развернулся «на каблуке» и, придерживая рукой саблю, ринулся исполнять приказание. Я же остался на месте и проследил за тем, чтобы мой приказ был исполнен со всем тщанием. На вопли уводимого прочь журналиста не обратил никакого внимания. Да, потом наверняка будет скандал, в прессе появится несколько разгромных статей, но на фоне предстоящего действа всё это окажется сущей мелочью, нелепицей. Тем более, у нас самих существует договорённость с организаторами об освещении результатов шоу в нужном мне свете. Так что пусть на себя пеняет господин журналист, на свой несдержанный язык. За сказанные вслух слова всегда ответ держать надо…

— Николай Дмитриевич, вы ли это? — игривый и такой знакомый голос за спиной заставил вздрогнуть и оглянуться. С трудом подавил в себе желание юркнуть в ангар. Ну не убегать же?

— Я, Анна Алексеевна, я, — повернулся к подошедшей Катанаевой. Поклонился сопровождающим её дамам.

— Николай Дмитриевич, позвольте представить вам моих хороших знакомых, — баронесса не замечает моего явного недовольства и продолжает представление. Понятно же, что на публику играет, вон сколько в нашу сторону сейчас любопытных глаз направлено. Пикантную остроту моменту придаёт моё нежелание разговаривать. Но Катанаевой моё нежелание побоку.

Раскланиваюсь в ответ, представляюсь сам. Правила этикета того требуют, и ничего с этим не поделать. Иначе общество скажет своё «фи», и меня просто прекратят принимать. Наверное. Проверять на собственной шкуре нет никакого желания, поэтому просто терплю. И жандармов на помощь не позовёшь по той же самой причине. Да и вижу же, что подошедшие дамы так и стреляют глазками в сторону великого князя. Ну-ну.

Пришлось и мне в его сторону глянуть разок-другой, чего он не мог не заметить. И соответственно обратил внимание на мои жалостливые гримасы, которые я ему тайно подавал, когда был точно уверен, что никто другой на них своё внимание не обратит.

Александр Михайлович в первый момент здорово озадачился. Удивление на его лице было настолько явным, что даже девицы смутились, на свой счёт его приняли. Но, не ушли. А вот великий князь сообразил, в чём тут дело и подошёл. На радость девицам. Ну и мне, само собой. И принял удар на себя, позволяя мне отойти в сторону. Но не вышло.

— Николай Дмитриевич, вы уже нас покидаете? — обратила внимание на мою ретираду подруга Катанаевой. Вроде бы как какая-то княгиня, не запомнил. Уж слишком раздражён был. Хотя девица примечательная во всех отношениях. Не было бы тут Катанаевой, я бы ух!

— Увы, — поклонился. — Небо зовёт.

— Вы такой храбрый молодой человек, — с придыханием в голосе громко прошептала ещё одна девушка из этой компании жеманниц.

А вот тут Александр Михайлович не выдержал и решил показать девицам, кто тут на самом деле главный и пригласил их пройти к самолёту и посмотреть на запуск мотора. Думаете, кто-то отказался? Как бы не так. Окружили великого князя и под восторженные охи и ахи потопали вслед за мной.

Забрался в кабину, посмотрел на сидевшего в своём кресле пассажира — ишь как замёрз. Заиндевел весь, даже не шевелится. Скосил глаза на стоявших у крыла гостей и…

А ведь они мне помогут! И я демонстративно откинул в стороны привязные ремни, бухнув железом замков по дереву. Ещё и выпрямился на сиденье, подбородок задрал. А вот на пассажире ремни демонстративно проверил под восхищёнными взглядами барышень и девиц.

— А парашют? — не удержался от вопроса великий князь, неосознанно подыгрывая мне в этот момент.

— Зачем он мне? — усмехнулся. — Я покидать самолёт в небе не собираюсь.

Поправил шарф, длинный свободный конец за спину отбросил. Пусть на ветру развевается, внимание привлекает.

Запустился, прогрел мотор. Утро морозное, он уже подостыть успел. Так-то мы его уже прогревали, но говорю же, морозец. Поднял руку, запросил выруливание. Техники тут же колодки убрали, любопытных дамочек вместе с великим князем в сторону вежливо оттеснили. Ну и разрешили выруливать. Поехали.

Дальше всё просто. Взлёт, виражи над полем влево и вправо. Змейка горизонтальная и вертикальная. Потом несколько снижений к земле и проход над ипподромом на бреющем. Даже мне были слышны восторженные крики разгорячённой публики. Дальше крутая «свечка», набор высоты, вывод в горизонт и тут же перевод на снижение с максимально возможным креном, и…

— Смотрите! Смотрите! — выкрикнул кто-то из публики на трибунах.

Дружный «Ах» раздался над полем. Трибуны замерли. От самолёта отделилась маленькая чёрная фигурка и медленно-медленно начала падать вниз, бестолково размахивая руками и ногами. Взвизгнула какая-то барышня и резко замолчала. То там, то тут попадали в обморок особо впечатлительные барышни. А фигурка всё летела и летела к земле…

Глава 18

Замерли трибуны, тишина плотным покрывалом окутала ипподром. И в этой вязкой тишине стрекотал высоко вверху самолётик, и летела к земле маленькая фигурка с развевающимся на шее длинным белым шарфом.

Спохватились, опомнились фотографы, защёлкали затворами фотоаппаратов, засверкали магниевыми вспышками, засуетились. Кому ужас и трагедия, а кому сенсация и заработок.

Тело глухо шлёпнулось, подпрыгнуло, от сильного удара отлетела и запрыгала по полю круглая голова в лётном коричневом шлеме, покатилась в сторону трибун. Налетевший порыв ветра подхватил освободившийся белый шарфик, закрутил его, приподнял над землёй и понёс в том же направлении. Похоже, именно это и доконало окончательно изнеженный столичный бомонд, обмороки среди дам и девиц пошли один за другим, заметались над ними кавалеры, засуетились. И суета утонула в водовороте бросившейся к месту падения тела разгорячённой публики. Оцепление смели, словно его и не было, да господа полицейские и сами находились в шоке и не сразу среагировали на единодушный порыв толпы. А потом уже и поздно было что-то делать, нужно было смотреть в оба, чтобы самих не сбили с ног и не затоптали.

Анна Алексеевна Катанаева, в отличие от некоторой части пришедших вместе с ней подруг, в обморок не упала при виде вывалившейся из самолёта фигурки. Мужественно держалась, крепко сжав в кулачки пальцы и прижав руки к груди. И даже не дышала, лишь шептала что-то белыми, как снег, губами. Содрогнулась, когда фигура ударилась о землю, но глаза не прикрыла. Отключилась, когда оторвавшаяся голова мячиком запрыгала по полю…

В царской ложе в обморок падать никто не стал, не по чину. И даже потом удержались. Хотя запах нюхательной соли витал в воздухе и был настолько густым, что даже поднявшийся ветерок не смог унести его прочь. Его величество с непроницаемым выражением лица не сводил глаз с прыгающей по полю головы лётчика, и лишь когда она остановилась у беговой бровки и замерла там чёрным мячиком, откашлялся и нарочито спокойным и равнодушным голосом произнёс:

— Почему нет крови? Разве это нормально?

Александр Александровичу даже оглядываться не понадобилось на порученца. Первым среагировал на удивление его величества лейтенант Фогель, свитский офицер и тут же ссыпался вниз по лестнице, громко протарахтев каблуками начищенных сапог, придерживая на бегу саблю рукой.

Небеса сразу же отреагировали, с новым порывом ветра пошёл сильный снег и буквально в мгновения укрыл, припорошил землю. Даже место падения тела с трибун невозможно было рассмотреть в этой белой снежной круговерти.

— А ведь и впрямь нет крови, — проговорил вполголоса находящийся тут же на трибуне Александр Ильич Пантелеев, начальник Отдельного корпуса жандармов.

— Так разберитесь, в чём дело, — император не повернул головы в его стороны, но раздражением от него ощутимо плеснуло.

— Это дело полиции… — возразил Пантелеев и замолчал, наткнувшись на внимательный взгляд государя. — Слушаюсь, Ваше императорское величество. Сей же час распоряжусь выяснить.