Улыбка гения - Софронов Вячеслав - Страница 62

— Полноте, господа казанцы, полноте… Время дуэлей минуло, хоть и мне довелось в том поучаствовать, не стану скрывать. Я, как погляжу, вы спорите, кто из вас больше русский, а в ком еще немецкая кровь осталась? Знаете, я почему-то даже не удивился, застав вас здесь. Казань не иначе как рассадник всяческих лжеучений, в чем лишний раз убедился. Так вот я вам скажу… Но не думал, что два исконных немца начнут лбами биться за русскость свою. Смех, да и только. Прекратите, даже не солидно как-то…　

Спорщики при его виде стушевались и мигом забыли о своих обидах, попытались состроить приветливые лица, но у них это плохо получилось. Менделеев же, не дав им начать говорить, продолжил:　

— Я вам тогда и о своей фамилии заранее сообщу, а то не ровен час как и ее коснется речь. Так ведь? Почему бы и меня тоже в немцы не зачислить? Других ученых мужей, по вашему мнению, кроме как из Германии или еще откуда-то, там быть не может. В кого пальцем ни ткни, на поверку или немец, или австрияк, или швед, или там датчанин.　

Вот и «Менделеев» весьма смахивает на «Менделя» или на там «Мендельсона» какого. Не спорю, аббат Иоган Мендель в науку привнес открытие, кое вам наверняка известно. Интересовался им и доложу, что был он наполовину славянином, а наполовину австрийцем. И о композиторе Мендельсоне, кого вроде как Феликсом звали, мне известно. Неплохой музыкант был, говорят.　

Чего стесняться такого родства, другой бы гордился, но мне вот, исконному русаку, подобная чепуха на ум не пришла. Пусть тоже немцем буду, так даже проще. Свой для вас и многих — и шабаш! Меньше шпилек бы получал, ровнее путь, не более.　

Ну, чего стушевались, наверняка думали, рядили, будто мы с вами одной породы? Нет, что ли? Да не отрицайте очевидного. Коль взялись за самих себя, то про меня тем более вспомнили бы. Только вот разочарую вас, господа немцы казанские, немецкой или иной крови во мне и капельки нет. Батюшка мой по рождении Соколов был, а в семинарии ему для благозвучия дали иное прозвание, сделали Менделеевым. И ладно. Так что на этом спор ваш закончу, разбирайтесь сами, а меня приплетать к тому нечего…　

Тут в комнату заглянул Александр Аксаков и на правах хозяина спросил:　

— А вы, господа, что, не желаете участвовать в сеансе? Все уже расселись и вас поджидают. Дмитрий Иванович, вы у нас новичок, так что вам придется сидеть пока как зрителю, у стеночки. Это для вашей же безопасности. Кто знает, что наши духи могут выкинуть. Иные новички с испугу в обморок падают, отливать водой приходится, коль сразу за стол усядутся. Попривыкнуть надо, осмотреться. Думается, вы не в обиде на то?　

— Я вам так скажу, не из обидчивых, попривык уже к разным разностям, всякого повидал. Да и нет у меня особого желания участвовать во всем этом. Зашел по приглашению старого знакомого поглядеть, когда узнал, что мои коллеги — не последние тут люди. — Он внимательно глянул на молчащих Бутлерова и Вагнера. — Что скажете, господа ученые? Ведите, показывайте чудеса свои…　

Они молча прошли в центральную комнату и расселись на свои места: Вагнер сел у стены, а Бутлеров занял свободное место за столом. Видно, слава о причудах Менделеева быстро разнеслась среди присутствующих, потому что большинство из них с особым пристальным вниманием смотрели в его сторону, и лишь Юм сосредоточенно сидел, уставившись в пол. Рядом с ним стоял переводчик Максим и что-то шептал ему в ухо. Вошедший последним Аксаков, стоя, торжественно известил всех:　

— Уважаемые гости и постоянные члены нашего собрания, прошу во время спиритического сеанса во избежание недоразумений не вставать, не производить лишнего шума, не перешептываться, потому как вызванные духи могут отнестись к этому агрессивно и наказать ослушников. А теперь начнем. — И он глянул в сторону сидящего в своем кресле Юма.　

Тот кивнул, поднял обе руки вверх и произнес на немецком языке:　

— Какого духа господа пожелают призвать? Высказывайтесь…　

Переводчик тут же повторил его слова по-русски, и одна из дам, сидевшая за столом, видно, заранее приготовившая свою просьбу, откликнулась:　

— Предлагаю вызвать дух Наполеона Бонапарта…　

Менделеев не выдержал и громко фыркнул, но на него тотчас шикнули, и он, давясь смехом, прикрыл себе рот ладошкой, опасаясь, что его вообще попросят выйти.　

Юм кивнул и что-то забормотал. Вскоре по комнате пронесся легкий ветерок, шторы на окнах зашевелились, заколебалось пламя свечей. Присутствующие втянули головы в плечи, невольно напряглись, особенно когда послышался тяжелый стон, исходящий непонятно откуда.　

Менделеев внимательно смотрел по сторонам, пытаясь уловить подвох, но в полутемной комнате трудно было что-то различить. Тут стол вдруг перекосило, и одна из его ножек поднялась вверх и тут же опустилась, издав глухой стук. Сидевшие за ним дамы и господа вздрогнули, тогда как ножка стола поднялась и опустилась еще несколько раз и сам стол, слегка наклоняясь, подпрыгнул, чуть оторвавшись от пола.　

— Дух императора явился на вызов, — прокомментировал этот сигнал Юм, — задавайте свои вопросы, но не хором, а по очереди. Приготовьтесь записывать! — А переводчик тут же озвучил их по-русски.　

Менделеев увидел, что один из тех, что сидел у стола, взял карандаш и положил руку на лист бумаги. И хотя это вызвало у него очередную улыбку, но он продолжал с интересом наблюдать за происходящим.　

— Можно я задам вопрос? — спросила одна из дам.　

В ответ Юм кивнул головой, и она задала свой вопрос:　

— Пусть дух императора Бонапарта скажет, каких изменений в обществе нам ждать. — Подумав, добавила: — И когда…　

Руки сидящих тут же опустились на блюдце, и оно, к полному удивлению Менделеева, неожиданно приподнялось над столом, а потом опустилось обратно и легко заскользило по кругу от одной буквы к другой. Господин с карандашом торопливо что-то записывал вслед за ним у себя на листке.　

— Скоро, — произнес он торжественно, как только блюдце прекратило свое движение, и победоносно глянул в сторону Менделеева, который в ответ лишь сдержанно хихикнул, поскольку и ожидал чего-то подобного.　

— Прошу, задавайте другие свои вопросы, пока дух не исчез, не следует делать долгих пауз, — Юм с помощью переводчика умело руководил сеансом.　

— Будет ли война? — спросил густым басом один из мужчин.　

Блюдечко вновь заскользило, на этот раз коснувшись стрелкой всего двух букв: «д» и «а». Но и тут пишущий столь же торжественно изрек этот простой ответ.

— Не останавливайтесь, спрашивайте, спрашивайте, — вновь через переводчика поторопил Юм, — нужно готовить свои вопросы заранее.　

— С кем? — спросил все тот же господин.　

— С турками, — последовал ответ.　

— Причина войны? — спросил он, торопясь, чтоб кто-то не задал другой вопрос, и вскоре получил ответ: «Болгария», что, на взгляд Менделеева, было тоже вполне предсказуемо.　

Он начал было скучать и хотел уже уйти, но вдруг почувствовал легкое прикосновение в районе живота и вздрогнул. Но тут же успокоился, решив, что ему показалось. И все же, убедившись, что на него никто не смотрит, ощупал себя и не нашел собственных часов, полученных им от неизвестного господина в результате выигрыша партии в шашки, которые с тех пор неизменно висели у него на цепочке.　

Теперь им окончательно овладело раздражение, и он хотел было потребовать вернуть ему похищенное, начал подниматься со стула, но какая-то сила припечатала его на место. Он повернул голову, но никого не обнаружил, лишь легкое колыхание ткани позади. Тогда он решил не привлекать всеобщего внимания и высидеть до конца сеанса, а уж потом заявить о пропаже, потому сдержался, но продолжал обеспокоенно крутить головой по сторонам.　

Вскоре вызванный собравшимися «дух Наполеона» исчез, не попрощавшись, после него вызвали какую-то недавно умершую даму, добрую знакомую кого-то из собравшихся, и последовали самые невинные вопросы: о погоде, урожае, ценах на хлеб и тому подобном. Та отвечала однозначно и без фантазии: «да» или «нет».