Улыбка гения - Софронов Вячеслав - Страница 11

— А меня? — невольно спросил он и замер, ожидая ответа.

— Про вас ничего не скажу… Как это — полюбить чужого мужчину? Неужели такое бывает?

— А как же! Еще как бывает, — засмеялся он. — Я вот почему-то уверен, когда вы меня получше узнаете, то обязательно полюбите. Вот я уже влюбился в вас по уши.

— Почему это «по уши»? — удивилась Соня.

— Не знаю, но так обычно говорят.

— Странно, — повторила она, — «по уши»…

— Так полюбите или нет? — не унимался Дмитрий.

— Может быть. Нужно у папеньки спросить: прилично ли девушке любить чужого мужчину

— Да что вам папенька?! — вспылил молодой человек. — Он вам про мужчин вряд ли что ответит, скорее маменьку свою спросите.

— Нет, она со мной об этом говорить не станет.

— Не пойму я вас никак, — проворчал он, — как можно говорить с папенькой о любви… Впрочем, пора нам возвращаться домой.

Так они гуляли несколько раз, и всегда, едва Дмитрий заводил разговор о любви, Соня терялась, отвечала сбивчиво, а он тут же заводился и боялся, как бы не наговорить ей колкостей и не восстановить тем самым против себя. Поэтому их прогулки с каждым разом становились все короче, а потом Соня, ссылаясь на нездоровье, совсем не выходила к нему.

Правда, когда он купил билеты в театр и отправил к ней с посыльным, она не спала всю ночь, переживала, как всё пройдет. И в театре в самом деле расплакалась в конце второго акта, и он был вынужден уйти со спектакля, чтоб отвести девушку домой, где она продолжала лить слезы, запершись в своей комнате и никого туда не пуская.

А летом вся семья Каш отправилась на дачу в Финляндию. И Дмитрий несколько раз наезжал к ним туда. Там он и попросил у Марка Ефимовича руки его дочери. А тот, предвидя это, неоднократно требовал от Сони дать свое согласие на брак, уверяя ее, что Дмитрий Иванович будет любящим и верным мужем.

Потому, когда он позвал ее и сообщил о предложении Менделеева, она лишь сдержанно кивнула в ответ и тут же убежала к себе.

— Будем готовиться к свадьбе, — решил отец, а Дмитрий тем временем открыл бутылку шампанского, наполнил бокалы и провозгласил тост:

— Чтоб всё случилось так, как задумано.

Когда семейство Каш вернулось в Петербург, Дмитрий уже договорился с одним священником о венчании в храме. Трудность состояла в том, что он исповедовал православие, а Соня, как и родители, считала себя лютеранкой. И далеко не в каждом храме совершался подобный обряд. Одним словом, трудности возникали на ровном месте, но он словно не замечал их и ждал, когда же сможет остаться с Соней наедине и заключить ее в свои объятья. При этом он ждал, что рано или поздно она спросит его о прежних увлечениях, и не знал, сможет ли рассказать обо всех невинных шалостях, опасаясь, как она это воспримет.

В назначенный день с кучей подарков в заказном экипаже Дмитрий подъехал к дому родителей невесты. Но никто его не встретил, не выказал радости, не обнял. Когда он вошел в ставшую для него привычной гостиную, родители, тот и другой, в смущении отводили от него взгляд и повели разговор, он даже не запомнил, о чем, но отнюдь не о предстоящей церемонии.

— А где же моя невеста? — шутливо поинтересовался он, еще не осознав до конца необычность происходящего.

— Сейчас, сейчас, — поспешил успокоить его Марк Ефимович и громко позвал:

— Сонечка, дорогая, спустись к нам. — Но девушка словно не слышала его, и отец крикнул еще раз, потом, нервно потирая руки, поднялся по лестнице, постучал в дверь к дочери. Молчание. Наконец дверь открылась, и он вошел внутрь.

Дмитрий ничего не понимал. «Может, она неожиданно заболела? Тогда следует вызвать врача?» — думал он про себя.

Не выдержав долгого ожидания, он было рванулся к лестнице, но тут как раз из комнаты дочери, вышел обратно отец невесты и начал медленно спускаться вниз.

— Что происходит? — слегка заикаясь от волнения, спросил его Дмитрий.

— Прошу меня извинить, но… Соня не желает выходить за вас замуж. Так она мне объяснила свой поступок. Извините нас…

— Ну почему? Ведь всё было решено!

— Она передумала. Я вас о том предупреждал. Она же совсем еще девочка, рано ей становиться чьей-то женой. — И он вновь извинился.

— Какой позор, — только и смог произнести Дмитрий и пошел прочь, ни с кем не простившись.

…Три дня он не выходил из своей комнаты, украшенной по случаю подготовки к свадьбе цветами, куда готовился привести невесту. Много курил и пил только воду. Не желал ни с кем встречаться. Но потом, набравшись сил, все же отправился в дом Кашей, чтоб проститься с ними накануне своего отъезда в Германию.

На этот раз Соня ненадолго вышла к нему, отводя взгляд в сторону. Но не произнесла ни слова. Лишь молчала и вернула все его подарки, а затем, словно опасаясь чего-то, стремительно убежала к себе.

Дмитрий и не заметил, как слезы сами потекли по щекам. Он горестно махнул рукой стоявшим возле двери родителям несостоявшейся невесты, но все же произнес негромко несколько слов:

— Вы даже не представляете, как мне тяжело. Прошу вас, никому о том не рассказывайте. Я постараюсь молчать. Больше вы меня никогда не увидите…

Это всё случилось более двух лет назад. Где-то теперь Сонечка Каш? Неужели все так же сидит, запершись в своей комнате с цветами и птичками? Дмитрию неожиданно пришла в голову мысль — вот так, без приглашения заглянуть к ним. Хорошо. Придет, а что потом? Опять просить эту дурочку и дикарку выйти за него замуж? Ну уж нет! Теперь он имел кой-какой опыт на любовном поприще. Агнесса многому его научила. Он знал, далеко не все женщины могут сделать его счастливым, и Соня, судя по всему, относится к этой категории. Да и не хотелось ему лишний раз испытывать унижение, услышав очередной отказ. Судьбой своей несостоявшейся невесты он вполне может поинтересоваться у вездесущей Феозвы Лещевой. С ней он поддерживал переписку все годы, находясь в Германии. И даже посвящал ее в свои тайны относительно Агнессы, писал о том, как был признан отцом ее ребенка. Так что она знает буквально обо всем. Даже имена тех белошвеек и прачек, с которыми он провел всего одну ночь и имена их забыл уже на другой день. Но в письмах к Феозве сообщал и об этом. Такова привычка: фиксировать все, что случалось с ним. Зачем? А кто знает, вдруг да понадобится когда-нибудь?

Глава шестая

Вот именно к Феозве он и направился, проведя ночь в ставшем для него уже родным Петербурге. В доме Протопоповых, где жила Феозва, его не признал в лицо даже лакей, прежде хорошо знавший Дмитрия. Не узнала и прислуга, и сами хозяева. От него так и веяло чем-то заграничным, ненашенским, включая модную шляпу, трость и новомодный узел на галстуке.

Как выразилась пожилая хозяйка дома, после возвращения из-за границы он весь как-то возмужал, заматерел, даже взгляд и голос сделались другими. Тетушка Феозвы, вглядевшись в него, отметила:

— Совсем другое дело: был юноша со взглядом дикой серны, а теперь — мужичок, иначе не скажешь. Возмужал. Чего, Физа, стоишь? Привечай гостя. Так понимаю, он ни к нам — к тебе пожаловал.

От ее слов Дмитрий невольно смутился и робко прошел в гостиную, где присел у края большого стола, огляделся. Ничего не изменилось за время его отсутствия, разве что книг в книжном шкафу прибавилось. Физа, проследив за его взглядом, кивнула:

— Да, много наших русских авторов напечатали. К примеру, Гончаров. Именно русский писатель, иначе не скажешь. Надеюсь его «Обыкновенную историю» вы читали?

— Да, конечно. Мы, помнится, еще с вами спорили, как бы сложилось судьба Саши Адуева, если бы его дядя был другим человеком. Стал бы Александр писателем или поэтом? Или должен был, как его дяденька, карьеру делать?

— Верно, — согласилась Физа, — но вот только каждый остался при своем мнении. Разве нет? Или вы поменяли с тех пор свои взгляды? Неужели не помните тех наших споров?

— Да, что-то припоминаю. Вон сколько всего случилось за этот срок. А какие новости у вас? Чем занимались, пока меня не было в России? — спросил Дмитрий. — Рассказывайте, мне все интересно, слушаю…