Вторжение (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 20

— Хитришь, светлейший. Мой приказ о разорении Евпатории был правильным?

— Не могу не признать, что да. Тут уж я виноват, ничего не скажешь. Не решился поставить под сомнение неприкосновенность частной собственности. Такое под силу только молодым и бесстрашным, как ваше высочество…

Надтреснутый и, в общем, не особо приятный голос безбожно льстившего Меншикова стал слащавым. Не знаю, как ему удалось очаровать отца, но на меня его приемы не действовали совершенно.

— Вот и славно. Тогда изволь немедля выпустить приказ о наказании генералов Халецкого и Бутовича с занесением оного в служебный формуляр.

— Помилуйте, Константин Николаевич, но за что⁈

— За неисполнение приказа главнокомандующего.

— Простите великодушно, но какого именно приказа⁈

— А ты не знаешь?

— Ни сном, ни духом!

— Изволь, расскажу. Я ведь в Евпаторию не только 57-й казачий послал, но и оба гусарских полка. И что характерно, никто из них и шагу не сделал в том направлении. А теперь эти два павлина в ментиках, вместо того чтобы с неприятелем переведаться, сидят за нашим столом и мадеру лакают! Слава богу, Тацына оказался дельным офицером и без них управился. Так что, если ты и впрямь согласен служить под моим началом, соблаговоли их немедля примерно наказать. Своей властью!

— Кажется, я понимаю, в чем дело, — попытался вывернуться Меншиков. — Они выше чином и не захотели оказаться в подчинении войскового старшины…

— А мне похрен, что они там не захотели! Тем более, что никто их целовать казачьи задницы не заставлял! Прибыли бы и приняли командование. В общем, думай что хочешь, но терпеть подобные фокусы я не намерен. Так что или ты разберешься с ним, и я займусь тобой. Понял?

— Повеление вашего императорского высочества будет исполнено! — помрачнел князь.

Прежде чем прийти сюда, он наверняка успел заручиться поддержкой армейских генералов и вот теперь вынужден сдать их. Такая вот маленькая месть с моей стороны.

Впрочем, кажется, началось. С моря доносится отдаленный гул первых залпов, которые скоро слились в сплошную канонаду. В этот момент я почти возненавидел адмиралов, выдавивших меня на берег.

— Переживаете, Константин Николаевич? — отвлек меня Истомин, прибывший вместе со мной и остальными флотскими чинами, кому не нашлось места на идущих на врага кораблях.

— Есть немного. Душа рвется туда…

— Понимаю-с!

— А ты, Владимир Иванович?

— По совести говоря, чуть не проклял орлов на эполетах. Не произведи меня государь, вел сейчас в бой «Париж». Так-то вот…

— Как думаешь, — внезапно спросил я. — Отчего Нахимов не желал сразиться с союзниками. Боится?

— Вот уж ничуть! — возмутился адмирал. — Павел Степанович страха не ведает. Тут в ином дело…

— И в чем же?

— Ваше высочество позволит мне быть откровенным?

— Меньшего и не жду!

— Это все еще со времен Наварина повелось. Мы тогда все на «Азове» служили, под командованием Лазарева, светлая ему память! Павел Степанович, изволите видеть-с, в лейтенантах ходил, Владимир Алексеевич мичманом, а я, многогрешный, и вовсе только гардемарином успел стать. Но команда у нас была лихая…

— Так что?

— А вместе с нами в одной эскадре англичане и французы и на любом из их кораблей дело было поставлено как бы ни лучше, чем у нас! Но ведь остальные-то наши куда как хуже были. Нет, супротив турок с египтянами и мы молодцы, а вот случись тогда переведаться тогда с союзниками, даже и не знаю, что сталось бы. Вот с той пор и сидит внутри эта заноза.

— Думаешь, не выстоим? — напрямик спросил я.

— Даже не знаю, — развел руками Истомин. — Будь жив Михаил Петрович, он, пожалуй, и сладил бы. Уж за ним-то люди пошли…

— А за мной, стало быть, не пойдут?

— Этого я не говорил!

— Не тушуйся, адмирал. Сам знаю, что не Лазарев. Таких как он даже наша земля не каждый век рожает…

— Ваше императорское высочество неверно меня поняли. Одно ваше прибытие воодушевило и флот, и армию. А уж про налет на Евпаторию и говорить нечего. Офицеры с матросами в себе силу почуяли, а это дорогого стоит!

Некоторое время мы стояли молча, вглядываясь я в здоровенный бинокль, а Истомин в подзорную трубу. Судя по всему, нашим приходилось туго, но они не уступали. Между тем…

— А ветер крепчает! — первым заметил Истомин.

— И, кажется, сменился.

Увидев перед собой готовую к бою эскадру, Дандас удовлетворенно вздохнул. Бездарная и бессмысленная операция по демонстрации высадки в устье Качи, которую ему приказали провести силами своей эскадры и 28 английскими транспортами с 4-й французской дивизией Форе на борту, превращалась в интересное и перспективное дело.

До сих пор русские упорно уклонялись от боя, прячась в глубине своей бухты и ощетинившись пушками мощных береговых батарей. Говоря по чести, он уже потерял надежду встретиться с ними лицом к лицу и вот такая удача! Ради этого стоило потерять французский флагман вместе со всеми лягушатниками на его борту…

— Передайте капитану Симондсу на «Аретузу», пусть его отряд фрегатов остается прикрывать транспорты. А у нас найдется дело поважнее.

— А ведь у Нахимова четыре 120-пушечника против наших трех, — задумчиво отметил капитан Картер.

— Тем больше чести будет их разгромить! — криво усмехнулся командующий. — Поднять сигнал «к бою»!

— Может «Англия надеется, что каждый выполнит свой долг»?

— Приберегите это для Лайонса. Старина Эдмунд так бредит славой Нельсона, что не погибни сэр Горацио, он наверняка бы к нему посватался!

Остроумно как ему казалось пошутив, Дандас засмеялся грубым отрывистым как лай бульдога смехом, но потом резко его оборвал и снова приник к подзорной трубе.

— Русские еще не закончили перестроение, мистер Картер. Прикажите прибавить паруса!

— Кажется, ветер крепчает…

— Выполняйте!

— Слушаюсь, сэр!

Как не спешили англичане, Нахимов все же успел выстроить линию и, как и планировал с самого начала, принял бой на отходе. И надо сказать, на это были свои резоны. Самые тяжелые пушки на парусных линкорах традиционно располагались на нижней палубе. Но от воздействия ветра корабли кренились, и потому атакующим было гораздо труднее вести огонь из них, нежели отступающим. Англичане, разумеется, знали об этом, но сочли риск приемлемым, надеясь на то, что их канониры лучше обучены, а артиллерия более мощная.

Однако первые же залпы русской эскадры избавили британцев от столь пагубного заблуждения. Тем более что в арьергарде Нахимова шли 120-пушечники с батареей 68-фунтовок на нижней деке. Проходя мимо которых, корабли просвещенных мореплавателей всякий раз получали порцию ядер пополам с бомбами.

— Может, маневрируют они и неважно, — мрачно заметил Картер, наблюдая за попаданиями в свой корабль, — но стреляют как боги!

И хотя адмирал и не удостоил его ответом, было видно, что внутренне он согласен.

Впрочем, потомки Дрейка и Нельсона тоже недаром получали королевские шиллинги. Корабли Новосильского получили не меньше попаданий, хотя и более мелкого калибра. И с той, и с другой стороны вскоре появились убитые и раненые. Изломанные борта, порванные парусами и разбитые прямыми попаданиями части рангоута.

Наконец, английскому флагману удалось миновать «великолепную четверку» русских и сблизиться с более слабыми кораблями, относившимися к типу «Султан Махмуд». Большинство из них были построены в те времена, когда Российская и Османская империи были союзниками, что и дало головному кораблю серии такое не слишком типичное для нашего слуха имя.

И первым на кого пришелся удар, оказался «Ягудиил». На нем было куда меньше артиллерии, чем на 120-пушечниках, а 68-фунтовок не было вовсе, но канониры знали свое дело и постарались достойно встретить противника. Некоторое время корабли обменивались залпами, причем русским удавалось стрелять, как минимум в полтора раза чаще, но затем их огонь стал стихать. Все же «Британия» и шедший прямо за ней «Трафальгар» оказались куда мощнее. Но в этот момент, одиноко выстреливавшая пушка, можно сказать, решила судьбу сражения.