Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 2

— Но ведь это безумие! — воскликнул внимательно прислушивавшийся к разговору, заменивший покойного Гамелена адмирал Арман Брюа. — Мы имели возможность познакомиться с этими адскими машинами, и они вовсе не так страшны, как мы думали. Честно говоря, я совершенно не понимаю, как они топили наши корабли на Балтике?

— Это как раз объяснимо. Русским химикам удалось создать какую-то невероятно мощную взрывчатку, которыми они и начинили свои ужасные изобретения. Но, по всей видимости, запасы этой дьявольской смеси истощились и теперь они вынужден довольствоваться черным порохом. А он далеко не так опасен.

— Интересно, откуда у этих варваров могли взяться толковые химики?

— В Петербурге довольно много иностранцев. Немцы, англичане, шведы…

— А ведь на одной из обезвреженных мин было клеймо завода Нобелей! — вспомнил Дандас. — Вот ведь мерзкая семейка.

— Но, если мины не опасны, а пушки отправились на сухопутный фронт, вы можете ворваться в бухту и покончить с русским флотом? — вернулся к обсуждаемой теме Боске. — Мы же тем временем будем наращивать давление извне, и тогда их оборона неминуемо рухнет!

— Полагаю, начать все же следует с бомбардировки береговых фортов — Александровского и Константиновского, — покачал головой англичанин. — И, если она увенчается успехом, можно будет подумать о дальнейших действиях.

— Если все обстоит так, как говорит ваш майор! — с энтузиазмом воскликнул Брюа, — мы непременно ворвемся в бухту и устроим там новую Варфоломеевскую ночь!

— Ни за что не пропущу этот праздник, — горячо поддержал его Лайонс, не так давно получивший известие о гибели своего сына.

— Подготовка к бомбардировке потребует никак не меньше десяти дней. — Осторожно покачал головой Раглан. — Войска нуждаются в отдыхе, провианте, не говоря уж о запасе пороха ядер и бомб. Заметьте, все это еще только предстоит получить с кораблей и доставить в лагерь. Да еще и эта проклятая холера…

— Вы, несомненно, правы, милорд, — согласился Канробер. — У нас не так много времени до наступления холодов, так что не будем его терять.

Приняв решение, союзники тут же принялись за дело. Для начала требовалось разгрузить скопившиеся на рейде транспорты, отдавая предпочтение тем, что доставляли осадную артиллерию и боеприпасы. Саперы тем временем укрепляли лагерь, возводили позиции для тяжелых мортир и пушек.

Первой за одну ночь была отрыта французами траншея на дистанции в 450 саженей от 4-го и 5-го бастионов. Затем ее быстро развернули в полноценную параллель и тут же принялись выводить следующую, уже гораздо ближе. С одной стороны, эти работы неминуемо приближали день предстоящей схватки, с другой однозначно показывали, что противник отказался от идеи немедленного штурма и готовится к правильной осаде.

Пока у союзников шли земляные работы, на передовой наступило относительное затишье, и лишь небольшие группы охотников, время от времени устраивали ночами вылазки на передовые вражеские позиции, да дозорные вели непрекращающиеся перестрелки друг с другом.

Самый большой участок фронта традиционно достался французам. Их 3-я, 4-я и 5-я дивизии встали от Карантинной бухты и до Куликова поля. Далее, у Сарандинакиной балки, где линия осады поворачивала к Югу, расположились британцы, чья зона ответственности доходила до самых Балаклавских высот и села Кадыкой. Но поскольку сил на такой большой участок у англичан не хватало, на Семякиных высотах заняли позиции 1-я и 2-я дивизии под общим командованием Боске, а еще восточнее на Гасфортовых высотах нашлось место для остатков турецкой дивизии Сулейман-паши.

Русские позиции здесь располагались по Зеленой и Сапун-горе, а Федюхины высоты остались в серой зоне, поскольку обе противоборствующие стороны опасались отсекающего удара и последующего разгрома со стороны противника.

К слову сказать, поначалу большинство сухопутных генералов было против вынесения нашей обороны на столь значительное расстояние от крепостных обводов. Однако прошло совсем немного времени и выгоды этой позиции стали очевидны. Находящийся в низине враг всегда был перед нами как на ладони. И любая попытка атаковать или маневрировать тут же пресекалась артиллерийским огнем. Наши же линии снабжения расположились на северном склоне Сапун-горы и потому были совершенно укрыты от неприятельского обстрела.

Несмотря на крайнюю занятость, я несколько раз посещал тамошние укрепления, чтобы удостовериться в правильности принятого решения. Знакомился с командирами, осматривал дороги и перекинутые для удобства сообщения через балки легкие мостки. Беседовал с офицерами и солдатами. Нижние чины поначалу терялись, не зная, как вести себя со столь высокопоставленным лицом, но постепенно привыкли, и стали вести себя более естественно, охотно отвечая на вопросы.

В одно из таких посещений мне привели британского пленного. Высокий худой шатен с изможденным от свалившихся на него в последнее невзгод лицом, он настороженно смотрел из-под кустистых бровей.

— Охотники захватили или казаки? — поинтересовался я, у начальствующего над укреплением майора Кременецкого.

— Зачем же? — усмехнулся офицер. — Сам пришел!

— Вот как? Перебежчик, значит. И много ли подобных случаев?

— Раз на раз не приходится, ваше императорское высочество. В иную ночь совсем нет, а бывало, что и сразу с полдюжины. И это только на моем участке, а что делается на прочих, простите великодушно, не осведомлен.

— И много ли среди них британцев?

— Не очень. Турок гораздо больше.

— Как зовут? — спросил я по-английски у пленника.

— Слава богу, хоть кто-то здесь меня понимает! — обрадовался солдат. — Рядовой Джереми Смит.

— Номер части?

— 7-й полк Королевских Фузилеров, милорд! — британец угадал по моему виду и погонам высокий статус, наградив на всякий случай самым уважительным обращением.

— Легкая дивизия Броуна?

— Так точно, милорд! Бригада покойного генерала Кодрингтона.

— Откуда родом?

— Из лондонского Ист-Энда.

— Столичный житель? Почему сдался?

— У меня не осталось сил терпеть лишения. Нам не хватает ни продовольствия, ни обмундирования. Обещали дать шинели, но транспорт, который их вез, сгорел во время налета вашего флота на Евпаторию. Да, что там говорить, вы только посмотрите на мои сапоги!

Внешний вид пленника и впрямь оставлял желать лучшего. Потрепанный мундир в нескольких местах небрежно заштопан. Правый сапог, что называется, просил каши, а у второго и вовсе не было подошвы, отчего бедолага был вынужден обмотать ногу какой-то тряпкой. Вдобавок ко всему, англичанин давно не мылся, о чем неопровержимо свидетельствовал распространяемый им запах. Прежний Константин, чтобы спастись от этого «аромата» наверняка зажал бы нос надушенным платком. Я же в последнее время, видел и не такое, поэтому просто не обращал внимание.

— В полку большие потери?

— Изрядные, милорд. При Альме вы здорово нам наподдали, но это еще не самое страшное. Не поверите, но от моей роты осталось всего несколько человек и большинство потеряно не в бою.

— И где же?

— Холера, — развел руками словоохотливый перебежчик. К слову сказать, говорил он на кокни и понимать его было не так уж просто.

— От этой мерзости нет никакого спасения, — продолжал он. — И все от дурной пищи и несвежей воды. Я это знаю, наверное, поскольку слышал разговор нашего лейтенанта с доктором Грэмом.

— Неужели все так плохо?

— Как вам сказать, сэр. Те, у кого водятся денежки, могут устроиться с комфортом. Правда стоит все очень дорого. К примеру, цена обычной полупенсовой свечи может доходить до двух шиллингов. Бутылка дрянной водки семнадцать. Я как-то хотел приобрести себе старое одеяло, чтобы иметь возможность согреться ночами, так этот мерзавец маркитант запросил за него целых две гинеи!

— Однако! — даже присвистнул я, ведь один шиллинг на наши деньги был равен тридцати копейкам серебром. — Вам не позавидуешь.

— И не говорите, милорд. Одно радует, что этим мерзким османам еще хуже. Им вообще почти ничего не дают, и потому они вынуждены побираться. Ходят целыми днями по нашему лагерю и так и смотрят, чтобы украсть. Ей богу, у нас даже в Уайтчепел нет таких наглых негодяев.