Таможня дает добро (СИ) - Батыршин Борис - Страница 38

Впрочем, этот ларчик отпирался просто — дело было, конечно, в Вере Павловне, которая, не будучи больше вязанной необходимостью денно и нощно просиживать у постели Дзирты, получила время для знакомства с островом и его обитателями. Роль гида как раз и взял на себя Казаков — спускался вечером со своего утёса и устраивал для гостьи экскурсии.

В тот день они осматривали обломки корабля на рифах — и не просто осматривали издали, забравшись на прибрежные скалы, а добрались на них на маленькой надувной лодке, специально для этого прихваченной Казаковым из посёлка. Долго лазали среди деревянных обломков, рассматривали сгнившие канаты, булыжники и чугунные ядра, служившие некогда балластом. Вера Павловна посетовала, что в трюмах нет больше ничего интересного — ни сундуков, ни ржавого старинного оружия, ни остатков корабельных снастей.

Казаков немедленно объяснил, что всё это либо растащено поселенцами на сувениры, либо приспособлено к делу; то же немногое, что удалось сберечь от расхищения, передано в музей — и почему бы им сегодня же не посетить его?

Возражений не нашлось. В лагуну решили возвращаться по воде — Пётр сидел на вёслах; его спутница устроилась на кормовой банке и, прикрывшись кружевным зонтиком от лучей вечернего солнца (что, если честно, вовсе и не требовалось — зато придавало ей очарование тургеневской барышни, катающейся в лодочке по пруду в папенькином поместье), рассматривала проплывающие мимо берега. Плаванье не заняло много времени и обошлось без происшествий, если не считать попавшегося по дороге пляжа — с ослепительно белым коралловым песком, парой полотняных грибков и кучкой переселенческой молодёжи — причём женская её часть принимала водные процедуры топлесс, а то и вовсе без ничего. Зрелище это поначалу шокировало Веру Павловну (в Посту Живой соблюдали правила приличия, принятые в начале двадцатого века) — но уже спустя нескоолько минут оно стала поглядывать на крошечные бикини девушек без осуждения и даже с интересом. А под конец и вовсе заявила, что с удовольствием примерила бы что-то подобное… не столь откровенное, разумеется, более подходящее по возрасту. Казаков в полном замешательстве забормотал, что ей никак не дашь больше двадцати восьми, запнулся, побагровел от смущения и умолк. Вера Павловна — дама тактичная и хорошо воспитанная — сжалилась над своим гидом и напомнила о Брокгаузе и Ефроне, который тот обещал ещё во время памятной беседы у неё дома.

Пётр, обрадованный переменой темы, заверил что да, конечно, он всё помнит, и давно бы уже выполнил обещание, если бы не одна пустяковая мелочь: упомянутый энциклопедический словарь сейчас на Земле, в его московской квартире но есть одна загвоздка. Вот вернётся «Клевер», и тогда… правда, придётся подождать, буксир ходит на Бесов Нос через Зурбаган, а потом ещё оттуда надо добраться до Москвы — получается не меньше полутора-двух недель в обе стороны. Но если глубокоуважаемая Вера Павловна не хочет ждать так долго, — тут он выложил давно заготовленный козырь, — то почему бы ей не составить ему компанию в рейсе на Землю? Её присутствия для ухода за Дзиртой больше не требуется, девушка уверенно идёт на поправку — и если госпожа Борецкая не слишком торопится назад, в свой Пост Живой- то остаётся только дождаться «Клевера», который должен прибыть не позже, чем через двое суток.

Приглашение было с восторгом принято. Вера Павловна заявила, что всегда мечтала побывать на родине предков, увидеть своими глазами то, о чём раньше только читала в немногих вывезенных крымскими беженцами книгах. Только раньше такой возможности, и даже надежды, что она когда-нибудь появится, не было, зато теперь…

На этих словах нос надувнушки мягко ткнулся в дощатый пирс. Пётр, старательно изображая опытного морехода, вылез на берег, ухитрившись при этом не опрокинуть лодку и даже не свалиться в воду, окатив спутницу ещё одной порцией солёных брызг — как будто мало их её досталось во время недолгого морского перехода! — и они вместе направились в посёлок. Вера Павловна чинно продела ручку под локоть спутника; довольный донельзя Казаков разливался соловьём, описывая перспективы посещения Москвы — и оба не обращали внимания на взгляды колонистов, которыми те провожали парочку по дороге ратушу, где и находился музей.

На осмотр первого зала — небольшой комнаты, размерами уступающей спальне малогабаритной «двушки», в которой Казаков обитал в Москве, — ушло меньше десяти минут. Представленные здесь экспонаты относились к первым дням и основания колонии. Вера Павловна остановилась возле стенда с с фотографиями прибытия передовой партии колонистов, так называемых «квартирьеров» — высадка с «Клевера» и обустройство первого, тогда ещё палаточного лагеря. Казакову всё это напомнило сцены из его кээспэшно-студенческой молодости — те же весёлые молодые лица, гитары на плечах, костерки с висящими на них плоскими алюминиевыми канами, шест с двухсторонним указателем, на котором аэрозольным баллончиком с краской были выведены сакраментальные «М» и «Ж». Разве что, вместо брезентовых штормовок на переселенцах красовались яркие куртки, на смену брезентовым «абалакам» и станковым «ермакам» пришли камуфлированные «колбасы» из «Сплава» и их разноцветные импортные близнецы, а камера запечатлела на берегу отнюдь не пасторальные берёзки и камыши с осокой, а пальмы и каменные глыбы, занесённые коралловым песком… Что касается Веры Павловны — то она долго рассматривала фотки, на которых переселенцы по узким дощатым сходням вереницей спускались на песок, на горы ящиков, мешков и прочего скарба, наваленные в двух шагах от уреза воды — после чего со вздохом сказала, что и её предки, наверное, вот так же выгружались с севшего на камни «Живого» — перебирались на берег по узким дощатым сходням, перетаскивали небогатый скарб, который удалось захватить с собой в эвакуацию — а потом долго, очень долго стояли, не понимая, что им делать дальше, в этом чужом для них мире… Казаков хотел, было, возразить, что переселенцы острова Валуэр ни о чём таком не гадали — место для высадки «квартирьеров» было намечено заранее, обязанности каждого расписаны, действия продуманы, грузы тщательно отобраны — но его спутница уже отвернулась от стенда и направилась в соседний зал. Пётр пошёл за ней, предвкушая, как будет рассказывать про поиски на брошенном корабле (экспонаты второго «зала» были, по большей части, с него) — но женщина, едва переступив порог, замерла, как громом поражённая.

— Это что… это откуда? — она показывала на стенд, в котором под плексигласовым колпакомстоял череп. Очертаниями напоминающий те, что принадлежат «хомо сапиенс», он отличался от них массой режущих взгляд деталей — вытянутыми лицевыми костями, челюстными режущими пластинами, глубокими, непривычной формы глазницами и гребнями-наростами на височных долях, макушке и затылочной кости. В середине выпуклого лба зияло, словно пресловутый «третий глаз», круглое отверстие достаточного размера, чтобы в него можно было засунуть большой палец. От него в стороны по жёлтой от времени кости разбегались едва заметные трещинки.

— А, это? Это всё, что осталось от тех, кто напал на корабль, который мы с вами сегодня осматривали. Вообще-то там полно было таких черепушек, как и других костей — они тут, в соседнем стенде. Если судить по этим останкам — неприятные были существа, и я искренне рад, что мы не застали их на острове. А что черепушка пулей пробита — так это не наших рук дело, кто-то другой постарался, задолго до того, как мы тут появились…

Действительно, кости, разложенные на куске зелёной ткани -фрагмент грудной клетки, напоминающей человеческую, но узкой и сплющенной с боков, и часть руки, три оченьдлинных пальца с четырьмя фалангами и острым когтем, похожую на клешню какой-то неведомой твари — не вызывали желания встретиться с их обладателями или их родичами. Казаков собрался уже рассказать, как Сергей, только вступив на берег острова, выкопал точно такой же череп из-под прибрежного валуна, как поселенцы уже потом обшарили береговую черту в поисках других таких же «захоронений», но ничего не нашли — но Вера Павловна не дала ему этого сделать.