Таможня дает добро (СИ) - Батыршин Борис - Страница 36

— А с самой Дзиртой как?

— Вроде, получше. Жар немного спал, сейчас она спит. Бреда больше не было.

— Да, крепко она нас тогда напугала… — согласился я. Дело было почти сразу после моего возвращения с «Латра» — девушка металась, что-то бессвязно говорила, но в сознание так и не пришла. Температура подскочила до сорока, губы обметало белёсой, сухой коркой, и только повторный укол порции антибиотиков и жаропонижающего как-то исправил ситуацию. Но это всё были полумеры и мы с Казаковым и Врунгелем, оставили Дзирту на попечение новоявленной медсестры, отправились в капитанскую каюту — совещаться.

По здравому размышлению решено было для начала переправить девушку в мир Трёх Лун. Конечно, болтанка на Фарватерах не пойдёт ей на пользу — но оставаться здесь и жать, как глубокомысленно выразился Врунгель (из нас троих он один хоть что-то соображал в медицине) было бы ещё хуже. А среди переселенцев острова Валуэр имеются врачи, и неплохие; они, сказал капитан, хотя бы осмотрят девушку и вынесут вердикт — везти её дальше, на Землю, или можно помочь на месте? Я склонялся ко второму варианту — рана нетяжёлая, нанесена не осколком или пулей, а острой щепкой, отколовшейся от фальшборта при взрыве гранаты из «сапога». А с нагноением и воспалением медики должны справиться — не зря же мы снабжали их самыми современными и дорогим оборудованием и лекарствами, которые только смогли раздобыть?

Врунгель что-то зычно каркнул в свой жестяной раструб. Двое матросов шустро побежали на полубак, к якорной лебёдке. Машина застучала громче, «Квадрант» лёг в широкую циркуляцию, нацеливаясь бушпритом на пару огоньков, обозначающих вход в лагуну.

— Ладно, пошли в кают-компанию… — я убрал астролябию в чехол. — Надо бы поговорить с твоей Верой Павловной прямо сейчас, пока мы не отшвартовались. Потом будет некогда.

III

Из всех карт Гринландии, которые мне доводилось видеть на Земле, ближе всего соответствовала действительности — то есть географии того мира, куда занесла меня и моих друзей непостижимая магия маяков и Фарватеров — та, что украшала стену первой комнаты музея Грина в Феодосии. Конечно, и она полна неточностей — и, тем не менее, видно, что художник Сергей Бродский не просто опирался на кропотливую реконструкцию, выполненную на основе произведений писателя, но и своими глазами видел карты, сделанные им, так сказать,«с натуры».

Конечно, и это достаточно условно — насколько мне известно, сам Грин, хоть и успел совершить путешествие из Зурбагана в Лисс (туда — морем, вокруг полуострова, на южной оконечности которого стоит городок Дагон; оттуда — сушей, по шоссе, которое проложено через Арлингтон и дальше, по горным ущельям, через перевал к Зурбаганской бухте) — но, не будучи профессиональным картографом, мог составить, разве что, весьма приблизительные наброски, без масштаба, с нарушениями пропорций, искажёнными очертаниями береговых линий, островов и прочих географических подробностей. Тем не менее, общее представление о Гринландии она дать могла — ине один поклонник творчества писателя мечтал совершить путешествие по изображённым на ней морям и землям — неважно, на парусной шхуне, в дилижансе, или верхом на крепкой лошадке, с полными припасов седельными сумками и карабином в чехле у луки седла.

Мечтали, конечно, многие — а вот совершить нечто подобное в реальной, не вымышленной жизни и в столь же реальной, не вымышленной стране довелось мне одному. Дело в том, что по возвращении в Зурбаган я решился-таки выполнить старую задумку и пройти на парусах от Зурбагана вокруг всего полуострова — в Гель-Гью, потом в Дагон, Покет, Каперну. Провести несколько дней в Лиссе, покинув его, подняться к северу до самого Гертона — после чего, пройдя заливом Бурь, посетить порт Аламбо. Обратный путь я, в отличие от писателя, планировал совершить так же по морю — обогнув с юга остров Рено, миновать восточный архипелаг и вернуться в Зурбаган с северо-востока. Всё это по моим расчётам должно занять от двух до трёх недель, включая сюда и неизбежные остановки в портах для пополнения запасов, неизбежного мелкого ремонта, да просто посмотреть местные достопримечательности — туристы мы, в конце концов, или нет?

Мы — это ваш покорный слуга Тави. Помнится, услыхав впервые «Мадам Тави Гартвик, рада знакомству к вашим услугам, сударь!..» я невольно вздрогнул — но потом оказалось, что имя «Тави» распространено здесь довольно широко и Грин попросту позаимствовал его для одной из самых известных своих героинь. В отличие от литературной «тёзки», мадам Гартвик была вполне обеспечена и не нуждалась в поисках места чтицы при богатых бездельниках[1], рискуя при этом стать объектом беспардонных домогательств со стороны упомянутых господ. После смерти супруга, крупного таможенного чиновника из Лисса (бедняга свернул шею, свалившись с лошади на верховой прогулке), она унаследовала его состояние. Брак их был бездетным; поносив приличное время траур, Тави решила, что жизнь на этом не заканчивается, и передралась из Лисса сперва в Сент-Риоль, а потом и в Зурбаган, где, собственно, и состоялось наше знакомство. Случилось это на веранде, пристроенной к крошечному трактирчику; я пригласил её на танец, а потом, когда музыка смолкла, проводил партнёршу до её столика — да так и остался за ним. Узнав, что я обучаюсь на Лоцмана, она, изобразила почтительно «О-о-о!», что означало готовность слушать истории о плаваниях и приключениях, которыми, несомненно, полна жизнь того, ктоизбрал эту уважаемую стезю. И я, конечно, не разочаровал прекрасную собеседницу, пустившись в рассказы о проломленный абордажными топорами гребнястых черепах, об изломанных скелетах на палубе разбитого корабля; о набитых сокровищами сундуках в залитых водой трюмах; о хищниках на горных тропках далёкого острова и о трёх разноцветных лунах в чужих небесах…

С тех пор прошло почти два года, которые мы провели вместе — настолько, разумеется, насколько это позволяла профессия Лоцмана. Впрочем, здесь это в прядке вещей: мужчина покидает дом, порой, надолго; женщина же — возлюбленная, подруга, жена — остаётся дома, ждать.

В Зурбагане Тави проживала в престижном, как говорят у нас, районе — в Верхнем Городе, в собственном доме на Мортирной улице. В Зурбагане Тави проживала в престижном, как говорят у нас, районе — в Верхнем Городе, в собственном доме на Мортирной улице. Дом в Лиссе, построенный её покойным супругом (так же отнюдь не в трущобах) тоже остался за ней, и сейчас мы были именно там — нежились после бурной ночи на огромной постели, освещённой лучами утреннего солнца, заглядывающего в спальню через окна второго этажа. Из-за распахнутых настежь ставень (их в Лиссе принято делать из узких дощечек, на манер наших жалюзи) доносился городской шум, цокот копыт по мостовой, скрип колёс проезжающих экипажей и телег ломовых извозчиков, выкрики разносчиков,птичий гомон. «Штральзунд» — разумеется, для путешествия я выбрал свою верную дорку — дожидается у пристани в городском порту, и мне в кои-то веки совершенно некуда было спешить.

Дела наши — что в Зурбагане, что на острове Валуэр, что в паре-тройке иных мест, включая и Бесов Мыс — шли пока своим чередом. Дзирта несколько недель провела на больничной койке — заражение оказалось неожиданно серьёзным, и если бы не земные антибиотики дело наверняка закончилось бы весьма печально. А так — весь ущерб сведётся к единственному шраму на руке, немного выше локтя, да и тот, если верить хирургу, делавшему ей операцию, должен вскоре рассосаться почти что без следа.

Роман (он же Рамон Меркадер, если верить краснокрестному аусвайсу) отбыл вместе с Казаковым на Землю. Отчёт, написанный им для таможенного ведомства получил ожидаемое продолжение — комиссия Гильдии поручила ему разобраться в этом паскудном деле до конца, для чего потребовалось навестить Ньюфаундлендский маяк. В детали я не вникал, хватало своих забот — знал только, что для этого был зафрахтован «Квадрант», причём Бонифатьич отказался от услуг Лоцмана (сам справлюсь с астролябией, чай, не новичок!), и что плавание должно продлиться около двух недель, включая сюда некое поручение, которое Роман с Петром должны исполнить на другом конце континента, на берегах Чили.