Чувства на камеру (ЛП) - Курто Челси - Страница 17

— Вся эта лесть отложится в моей голове. Легко попасть в круговорот еды на вынос после долгого рабочего дня, но готовка для подростка-спортсмена напоминает мне, что нужно избегать гамбургеров и картошки фри и время от времени готовить достаточно полезную еду. Ты закончила?

— Да. Я могу помыть посуду.

— Ни в коем случае. Я сброшу ее в раковину вместе с остальной кучей и займусь ей завтра. Дай мне несколько минут, и тогда я весь в твоем распоряжении. Смело можешь осмотреться, пока ждешь.

Я соскакиваю с барного стула.

— Это мой шанс пошпионить? Посмотреть, что прячется в твоем ящике с носками?

— Хотелось бы иметь там что-нибудь классное, кроме носков с тако и кошками. Возвращайся сюда, когда закончишь, и мы поедим десерт.

— Ты не возражаешь, если я сниму обувь?

— Это твоя квартира на ближайшие двадцать четыре часа, Мэгги. Ты можешь делать все, что захочешь.

Я ухмыляюсь и расстегиваю молнию на своих сапогах до колена, прислоняя их к стойке рядом с парой обуви, которая, должно быть, принадлежит Эйдену.

— Все, что я хочу?

Его глаза пылают, и он притягивает меня к себе, захватывая мои губы в обжигающем поцелуе.

— Все, что захочешь.

Он похлопывает меня по заднице, и я ухожу дальше по коридору налево от кухни. На стенах развешаны фотографии, и я останавливаюсь, чтобы взглянуть на них. Вот Эйден, его рука обнимает парня с татуировками. Должно быть, это Шон, его лучший друг. Рядом — фотография в рамке, на которой он запечатлен с молодой девушкой. Она у него на плечах, и они оба смеются. Должно быть, это его дочь; она почти идентична ему. Тут еще есть дюжина фотографий: Эйден выпускается из мединститута. Семейный портрет. Поездка на горнолыжный курорт.

В конце коридора я замечаю дверь, частично приоткрытую. Я открываю ее и улыбаюсь. Спальня Эйдена. В ней есть шторы и кровать королевского размера. С края корзины для белья свисает рубашка. На ручке двери в ванную висит бейсбольная кепка. Есть большие окна и коврик под кроватью. Здесь чисто и все разложено на свои места, это комнаиа взрослого мужчины, жизнь которого сложилась.

Он сказал, что я могу осмотреться, и я решительно захожу внутрь. Здесь пахнет им: древесиной с нотками пряностей. Стены выкрашены в блекло-белый цвет. Здесь есть еще фотографии. Одна на прикроватной тумбочке рядом со стаканом воды. Другая — на большом комоде у полусгоревшей свечи. На обеих он запечатлен с дочерью, на его лице красуется самая большая улыбка, которую я когда-либо видела.

Трудно игнорировать, как сильно мне нравится проводить время с Эйденом. Он не первый, кто уделяет мне внимание; со мной флиртовали члены семей пациентов, пока я пытаюсь поставить диагноз. Симпатичный парень в кафе завязывающий непринужденный разговор. Мужчина, живущий в моем доме, который улыбается мне в лифте. Эйден — совсем другое дело. Знать, что он запоминает важные вещи обо мне, готовит для меня и покупает цветы — это что-то более… значимое.

Даже с четко обозначенной датой конца нашей встречи он ведет себя уважительно. Он не заставляет меня встать на колени или срывает с меня платье, сразу после того как я вошла в дверь. Он действует постепенно, согласно своему плану. И, господи, его поцелуи, которыми он осыпал меня сегодня, гораздо лучше, чем те на фотосессии. Они горячее, и за ними скрывается обещание. Когда он подхватил меня на руки и понес к стене, я чуть не растаяла на месте — в предвкушении того, что еще ждет меня впереди.

Я замечаю белый халат, висящий в его шкафу. Я подхожу к нему, с интересом посмотреть, написано ли на полиэстере название больницы, где он работает. Это выходит за рамки наших договоренностей насчет незнакомцев, но я не могу удержаться от любопытства. Мои пальцы обхватывают ручку, когда я слышу за спиной шаги.

Я поворачиваюсь и вижу, что Эйден прислоняется к дверной раме. Он улыбается и скрещивает руки на груди. Интересно, знает ли он, что у него на лбу капля соуса?

— Как продвигается исследование? — спрашивает он.

— Я разочарована. Я ожидала найти гораздо более впечатляющие вещи.

— Что я могу сказать? Я скучный мужчина средних лет. Я не представляю из себя ничего особенного.

— Неправда. Ты можешь приготовить макароны. Это больше, чем многие мужчины могут приготовить.

— Справедливо. — Он протягивает руку. Я забываю о медицинском халате и иду к нему. Он крепко обнимает меня, и я вздыхаю в его объятиях, довольная. — Хочешь десерт? Извини, что я выступаю в роли голоса разума, но я подумал, что мы могли бы съесть немного мороженого и поговорить о том, что мы ожидаем от сегодняшнего вечера. Я за спонтанность, но как тот, кто сделал татуировку, о которой жалеет до сих пор, я хочу убедиться, что мы с тобой находимся на одной волне.

— Неужели я наконец-то увижу эту знаменитую татуировку?

— Только если ты не забудешь, что я был невероятно пьян, когда сделал ее, и ты не станешь мне это припоминать.

— Я постараюсь быть на нейтральной стороне, но ничего не обещаю.

Мы идем за руки по коридору, ненадолго останавливаясь, чтобы Эйден мог показать фотографию с прошлогоднего заплыва Мейвен, где она победила в стометровке вольным стилем. Он так оживлен, когда говорит о ней, с сияющими глазами, наполненными любовью. Эта любовь заразительна. Она поглощает тебя целиком и напоминает обо всем хорошем, что осталось в мире. В наши дни не часто услышишь, чтобы люди так пылко и увлеченно говорили о ком-то, кто им дорог. Но Эйден? Он восторгается достижениями своего ребенка, так гордится всем, чего она добилась. Это делает его еще более привлекательным.

Я снова сажусь на стул, и он накладывает нам мороженое. Мятное с шоколадной крошкой, — замечаю я и сдерживаю улыбку, когда он протягивает мне стеклянную чашу.

— Мы оба согласны, что это только на сегодня. Когда ты завтра уйдешь, мы не будем пытаться найти друг друга, — начинает он. Он съедает ложку и морщится, явно испытывая легкий ступор.

— Все, что здесь происходит, мы держим при себе. В пределах разумного, конечно. Не знаю, будет ли твой лучший друг выпытывать подробности, как моя, но никакого осуждения и высмеиванивания за наши предпочтения после того, как все случится. Если мы соглашаемся на что-то, мы уважаем личную жизнь другого, когда все закончится.

— Великолепно. Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как у меня кто-то был. Если тебе комфортно….

— Четыре года. Никого с тех пор, как я развелась.

В глазах Эйдена вспыхивает огонек собственничества.

— Черт, Мэгги. Может, я и буду мудаком, если радуюсь тому, что ты так долго оставалась неудовлетворенной, но мне чертовски приятно, что я буду первым, кто прикоснется к тебе за такой промежуток. Теперь — ожидания. Секс, очевидно. Мне не нравится, что это звучит так официально, когда все, что я хочу сделать, — это завалить тебя на свою кровать, но я не хочу сделать ничего такого, что перешло бы твердо установленную тобой границу.

Я набираю мороженое ложкой и пожимаю плечами.

— Я не уверена, что могу сказать тоже самое.

Он делает паузу и наблюдает за мной.

— Хорошо, — мягко говорит он, ожидая больше информации.

— Это потому, что я не знаю, какие у меня могут быть границы.

Глава 17

Эйден

Дерьмо.

Я очень сильно облажался? Зациклился на этом больше, чем следовало? Она была замужем, и я предположил, что у нее есть опыт. Теперь я сомневаюсь во всем.

И Мэгги. Ее уверенность в себе ослабевает, а это спокойное, невозмутимая манера поведения разлетается на осколки, эмоции, напоминающие стыд, овладевает ею. Той развязности, которая была у нее, когда она прыгнула в мои объятия, больше нет. Она замыкается в самой себе и так далеко от меня не оказывалась за весь день. Я не совсем понимаю, что я должен сказать или сделать. Извиниться? Подождать? Заговорить первым?

К черту. Мне не нравится видеть ее в таком состоянии. Я это сделаю.

— Эй. — Я сохраняю мягкость в голосе и тянусь через стойку, чтобы найти ее руку. Я переплетаю ее пальцы со своими и сжимаю ее ладонь. — Ты в порядке?