Хозяйка таверны. Сбежавшая истинная (СИ) - Алдар Алана - Страница 10

Совран Естественно мне не спалось. Я слонялся по отведенной комнате, надо признать весьма приличной. Чистой, ухоженной, с добротной постелью и без пыли по углам. Неужто рифмоплет расстарался?

Злость на Тиру не давала покоя. Это же надо! Перевязала метку. Считай, глотку своему зверю перетянула. Как бедолага не откинулся — загадка даже для меня.

Я встал у окна, разглядывая ночное небо и пытаясь найти ответы. Почему? Что заставило ее так поступить? Она же клялась мне. Клялась, что готова пойти против матери, бросить все и отречься от имени, а в итоге отреклась от меня.

Рука сама собой привычно потянулась к цепочке, но пальцы сомкнулись на голом, осиротевшем запястье. Я эту цепь как будто с кожей с себя содрал. Вспылил, да. Не сдержался. Давно уж выдержка меня подводит. А я все удивлялся, как так вышло, что еще не кидаюсь на людей средь бела дня за пятнадцать лет оборванной истинности. Гадал, почему ощущаю ее как будто живая. И ведь даже разузнал все, что мог о проклятом ритуале отказа. Фейри не очень охотно расстаются со своими тайнами. Почти так же неохотно, как с жизнью… Как будто это могло меня остановить. Трупом больше, трупом меньше…

Мне было нужно выяснить. Чтобы убедиться, что Тиры правда нет. И еще чтобы понимать, когда пора уходить из Академии и спасать студентов от обезумевшего ферна. В отличие от драконов мы не теряли человеческий облик без истинной, но наше сумасшествие куда страшнее. Ферн, потерявший истинную, лишался единственного света и превращался в тьму в чистом виде. Без сострадания, без сочувствия. Машина для убийства, как и говорила проклятая ша Нордика. Без слабостей. Без чувства самосохранения. Зачем жить, когда самое дорогое утеряно? А я вот он. Все еще держусь. Да, случаются неконтролируемые обороты, приступы гнева на пустом месте. Раньше бы и бровью не повел, я ведь гордился своей выдержкой больше, чем принадлежностью к княжескому роду. Теперь от нее разве что труха осталась. От той выдержки.

Вспомнил, как орал на Тиру в ее каморке.

Я. Орал. На женщину.

Может, стоит написать ректору, что все. Отставка моя пришла сама под двери?

Я снова потер запястье. Голое.

Обидные, горькие слова всплыли в памяти. Кулак врезался в выбеленный откос. По стене пошла трещина. Некрасивая, расколовшая идеальную поверхность на две неравные части. Как моя жизнь до и после. Безвкусные пятнадцать лет существования. Безликие женщины, пресные дни. Все из-за нее.

Что движет тобой, женщина?! Как тебя понять?

Я мог злиться сколько угодно, но прекрасно знал одно: не отступлюсь. Что бы она не натворила в прошлом, как бы не поступила. Она моя женщина. Была и останется.

Вздохнув, я вышел из комнаты, желая проверить, как дела у Баста.

Сын.

Я пятнадцать лет держал себя в тисках воли. На одной только воле и жил. Точно не для того, чтобы сдаться теперь, когда в жизни снова появился смысл.

У меня взрослый сын!

Осталось убедить его, что я в самом деле не отказывался от обязательств. Только вот убеждать было некого.

Баста в комнате не обнаружилось.

Откинутое одеяло, недопитый стакан отвара, открытое окно.

Я перегнулся через карниз, но под окнами тоже никого не нашел.

Не оказалось его и внизу, в таверне. Все посетители уже разошлись и зал пустовал. Убранный, готовый утром снова принять гостей. Осенние украшения вдоль стен. Увитые оранжево-бордовыми листьями сваи деревянных колонн, поддерживающих своды второго этажа. Все крайне сдержанно, но уютно. Я мог легко представить, что мы с Бастом раскладываем на этом столе карту Трехлунного, обсуждаем расстановку сил. Я хотел бы научить его всему, что знаю. И чтобы Тира ворчала, что уже поздно и пора ложиться, а не жечь артефакты ради зубрёжки столиц и особенностей рас. Я мог бы целовать ее в пустом зале, когда все уже разошлись по домам. Прижал бы спиной вот к этой колонне, обхватил с двух сторон, отрезав пути отступления…

Но все это прошло без меня. Детство сына, юность той, кого я мечтал назвать своей женой…

Я вышел на улицу. Прохлада пролезла под ворот рубашки, но не отсудила жара в груди. Горечь пекла фернийскими приправами, острыми до такой степени, что с непривычки слезы на глаза выступают..

Куда Баст мог деться? Ему бы после оборота под присмотром быть еще дня три минимум. В любой момент может повториться и кто будет рядом?

Я обошёл таверну по кругу, заглянул на конюшню, проверил сарай. Никакого толку. Ощутил, что опять закипаю. Даже закралась мысль пойти к Тире и узнать, куда Баст мог пойти. Не сбежала же она снова, прихватив с собой и его? Замер, прислушиваясь к себе.

Тира была в доме. Теперь я снова чувствовал ее. Истинность расцветала внутри, набирала силу, как раньше. Яркая, горячая и зовущая.

Значит, сын ушел сам.

Хост!

Я ничего не знаю о собственном мальце. Где он любит бывать? Куда уходит подумать о важных вещах? Я мог бы быть ему настоящим отцом все эти годы, знать его, как себя. Привычки, пристрастия, страхи… Но Тира нашла для него заменитель отца. Я ведь только от этого так взбесился. Какой-то чудак заменил отца моему мальцу! И она вот так спокойно бросает мне это в лицо!

Злость обожгла пальцы началом оборота. Я сжал кулаки, свернул за угол, готовый снова идти на поклон к женщине, лишь бы найти и обезопасить сына. Раб ситуаций. В который раз.

Я уже поднялся по ступеням, взялся за ручку хозяйской двери, как за углом амбара что-то сверкнуло. Замерев, я прислушался. Человек. Кто-то дышит. Неровно, порывисто. И шуршит чем-то.

Спрыгнув на землю через перила, я кинулся на звук, как глупая рыбешка на блесну. Баст сидел на поваленном, ошкуренном бревне и ловил карманным ножиком отсвет белесой луны. Диск Фирса только наполовину выкатил из-за линии горизонта, а эта, светлая, уже вон как высоко.

— Можно присоединиться?

Мальчонка пожал плечами, не глядя в мою сторону. Я сел чуть поодаль, рассматривая морской пейзаж перед собой.

Я не стал давить и ждал, пока Баст заговорит первым. Парню точно было о чем подумать. Сложно представить, что было бы у меня на уме, узнай я вот так об отце. Мой-то отец был рядом и вполне неплохо исполнял родительский долг. С братьями мы не были близки — все от разных матерей, очень разные сами по себе. Да и по закону было с самого начала ясно, что у князя будет только один наследник. Мы понимали, что однажды кто-то прольет кровь. Наверное, поэтому и держались особняком.

— Ты правда не знал?

— Правда. Веришь?

— Не знаю… Я столько раз ее спрашивал! — Ножик подпрыгнул в его руках и мягко вошел в землю острием. — Я просто хотел понять… почему ты нас бросил, почему не захотел с нами жить… А выходит… Почему она врала мне? Тебе, выходит тоже врала, да? — он обернулся и смотрел мне как будто в глубину давно уж потонувшей во мраке души. Я сам задавался этими вопросами и не мог найти на них ответа.

— Уверен, у нее были причины… — на самом деле я не был уверен ни в чем. Временами хотелось схватить Тиру и трясти, пока не признается, пока правда не вылезет из нее кусачей змеей. В другие моменты хотелось спалить здесь все. До земли сравнять эту проклятую таверну. Оставить ее в разрухе, на пепелище, как она оставила меня. Неприкаянного, обескровленного. Потерявшего разом и дом, и семью, и смысл жизни.

— Почему ты ее защищаешь? — Баст всерьез разозлился. Я хорошо его понимал и был зол не меньше. Но при этом я был еще и отцом. И хотел учить своего сына тому, во что сам верил, а не как этот таинственный заменитель.

— Потому что мужчина должен защищать свою женщину.

— Но она тебя обманула! И меня тоже! — его голос дрогнул. Мальчишка. Еще совсем ребенок. Я кивнул. Достал из ножен свой клинок и всадил его одним махом аккурат возле ножика Баста.

— Она обманула себя, сын. Это куда хуже.

— Я не понимаю…

— Женщиной быть очень сложно. Они другие. Из другого теста. С вон той луны. — я кивнул на диск Илларии. — А мы с темной. Им, может, даже сложнее, чем нам с тобой.