Учебник выживания для неприспособленных - Гунциг Томас - Страница 10

Жан-Жан припарковал свой «Рено-5» у самого дома, под ветвями засохшего деревца. Войдя в подъезд, он заглянул в почтовый ящик. Тот был пуст, значит, Марианна уже вернулась. Он закусил изнутри щеку: не видать ему получаса одиночества, необходимого для перехода от конца дня к началу вечера. Как бывало часто, они сольются в малоприятный континуум. Лифт бесшумно поднял его на восьмой этаж, дав время прочесть несколько граффити, оставленных несводимым маркером неизвестными лицами. Его любимым было, наверно, следующее: «Евангелина, я дрочу, думая о твоем прекрасном теле». Текст был проиллюстрирован стилизованным членом, извергающимся в потолок. Ясно, откровенно и не зло. Что-то в этом роде он хотел бы написать своей жене, если б мог. Но разумеется, не писал. Во-первых, потому что не дрочил, думая о теле Марианны, да и вообще, если было когда-то желание, оно давным-давно улетучилось. И потом, такая записка никак не подходила Марианне. Слишком она была серьезная, слишком напряженная, слишком сосредоточенная на своей работе, одним словом, слишком зеленая мамба.

Когда он вошел домой, она стояла у окна и говорила по телефону. Он видел ее со спины. Свою большую бесформенную сумку она оставила на столе в гостиной, переодеться еще не успела, на ней было строгое платье, не более сексуальное, чем дверь гаража. Она говорила с кем-то с работы. Не сердилась, нет, но, как всегда, было что-то ужасно неприятное в звучании ее голоса, что-то как будто покусывающее барабанные перепонки. Это трудно было объяснить, возможно, дело в выборе слов, сводившихся к лексическому полю почти всегда оценочного плана и перемежающихся вводными словечками, от которых так и хотелось выпустить заряд крупной дроби в затылок: «Ладно, на хрен, не парься, значит, как бы, я например, ну вот…»

Марианна почувствовала его присутствие, у нее был на это просто невероятный инстинкт, она обернулась к нему, нахмурив брови, и подняла указательный палец вверх, что означало: «Подожди пару минут, я говорю по телефону». Под прямым светом ряда круглых энергосберегающих светильников, встроенных в натяжной потолок, кожа у нее была слегка зеленоватая. Заметно не сразу, но, если обратить внимание, видно невооруженным глазом. Так проявляла себя ее рептильная природа. Сама она терпеть этого не могла и каждое утро проводила много времени перед зеркалом, пытаясь скрыть цвет лица под пудрой и тональным кремом, но и пудра, и крем были бессильны: к концу дня зеленый все равно проступал. А на кончиках рук и ног окраска плавно переходила в желтую, поэтому она с детства выбирала свитера с достаточно длинными рукавами, наполовину закрывавшими ладони.

Продолжая говорить, она нервно почесывала кончиком ногтя уголок рта.

— Выпечка — это наш сегмент, который функционирует лучше всех. Вот что надо им дать понять. Они вкладываются в отделы, гордо именуемые престижными, но окупаемость имеющие нулевую… — говорила она… Тонкий мышиный писк, формулирующий неслышные фразы, доносился из телефона, она слушала его как бы по обязанности, повторяя: «Хорошо, ладно…», а потом продолжала тоном генерального адвоката:

— Уход за телом, гигиена, косметика — это замкнутый рынок! У отдела выпечки есть характер, здесь тебе запах свежего хлеба, предложение ты можешь менять в зависимости от времени дня, в десять часов завтрак, в час дня обед. Это отдел отделов, куда заходят все поголовно. Даже молодежь, посмотри опросы, даже молодежь. Finger food[12], вот что они любят… И если твой заведующий не слишком консервативен, почему бы ему не ввести cross selling[13]… На днях я говорила с одним типом, он выложил большой выбор оливкового масла и вяленых помидоров рядом с чабаттами! Продажи просто взлетели… Вот такие идеи надо отстаивать… Хорошо… Ладно… Нет, нужен однозначный документ, в котором ты определишь им, что такое утренняя выпечка, вечерняя выпечка, полуфабрикат и замороженный продукт… Все это лажа, короче… Если бы он горел на работе, посидел бы вечерок, черт возьми, и сделал презентацию со слайдами, прикинь, как мы будем выглядеть с нашими ксерокопиями? Хочешь, чтобы нас держали за стажеров?

Наконец Марианна положила трубку и повернулась к Жан-Жану.

— Работа? — глупо спросил он.

— Да. Завтра с утра у нас встреча с крупным клиентом, а ничего не готово. Да еще сегодня просто катастрофа… В разгар презентации директор узнал, что ограбили его фургон. Это, кстати, произошло здесь, неподалеку. Разумеется, все надо начинать по новой.

Жан-Жан, конечно, слышал о фургоне: налет был отлично организован. Жестокий, безжалостный, продуманный и эффективный, восемь погибших. Такого просто не бывает. Если только полиция в ближайшее время не найдет виновных, он может войти в легенду.

Жан-Жан спрашивал себя, надо ли и ему рассказать про свой дерьмовый день. Надо ли рассказать об этой совершенно никчемной операции, спланированной директором по кадрам и старшим кассиром.

А потом Марианна заметила темные следы у него на шее.

— Что с тобой случилось?

И он рассказал.

Итак, день начался для Жан-Жана в фургоне без опознавательных знаков на паркинге торгового центра. Делать сначала было нечего, только ждать. Он нашел мало-мальски удобную позу и надеялся, что это не затянется на весь день.

Информация, которой он располагал о привычках Мартины Лавердюр и Жака Ширака Усумо, была довольно скудной и давала лишь смутное представление о том, каким будет день: старший кассир, задавив авторитетом, развязал языки соседкам Мартины Лавердюр по кассе, и они скрепя сердце поведали, зная, что это предательство, но зная и то, что своя рубашка ближе к телу, короче, поведали, что Жак Ширак Усумо всегда исхитряется уйти на обеденный перерыв одновременно с Мартиной Лавердюр. По поводу предполагаемой связи Мартины и Жака Ширака соседки по кассе заявили, что ничего такого не замечали, но знали, что они хорошо ладят и часто подолгу разговаривают в столовой.

Что было нужно, так это немного везения. Чтобы ему удалось записать неопровержимое доказательство связи двух служащих и припереть их к стенке за шашни на рабочем месте.

Голубоватое изображение Мартины Лавердюр на экране было слегка деформировано широкоугольным объективом миниатюрной камеры. Жан-Жана надолго одолела хандра, типичная для типа, которому не нравится то, что он делает. Я мерзавец, говорил он себе, я подлец, говорил он себе, он видел себя со стороны как мелкое гаденькое дерьмо, а кто же он еще, если собирается сломать жизнь бедной женщине только потому, что ее профессиональные навыки не устраивают директора по кадрам и старшего кассира.

Он налил себе стаканчик горячего кофе, застоявшегося в термосе, и подумал, что из всех возможных вариантов развития, предложенных от сотворения мира, мир определенно выбрал наиболее похожий на кошмар.

Довольно долго он просто сидел и смотрел сквозь зеркальное стекло. День занимался в кичевой манере, по идиотски голубому небу плыли пухлые высококучевые облака, знак, что погода переменится.

На экране покупатели один за другим подходили к кассе Мартины Лавердюр. Удивительно, до чего никто не обращал на нее внимания. Как если бы она была просто машиной. Кто-то когда-то счел нужным вывесить в раздевалке описание работы кассирши:

— При необходимости отвечать на вопросы покупателей.

— Приветливо встречать каждого покупателя (улыбка, здравствуйте, до свидания, спасибо обязательны).

— Сканировать карту лояльности, если она есть.

— Брать товары поочередно, проводить их через сканер или пробивать на клавиатуре, выкладывать по другую сторону кассы, при необходимости упаковывать, выдавать пластиковые пакеты.

— Снимать сигнальные наклейки, помещать бьющиеся предметы в отдельную тару.

— Проверять, выложил ли покупатель все покупки.

— Инкассировать сумму покупок наличными, чеком или банковской картой.