Черное золото (СИ) - Тыналин Алим - Страница 13

Первый тревожный признак появился около двух часов дня — металлический скрежет, едва различимый за привычным шумом работающей буровой. Рихтер среагировал мгновенно:

— Заглушить машину! Немедленно! — его властный окрик перекрыл грохот механизмов.

Бурильщики бросились к рычагам. Огромный маховик медленно остановился, и в наступившей тишине отчетливо послышался неприятный скрип.

— Вот он, голубчик, — Рихтер подошел ближе, ощупал главный вал длинными пальцами. — Смотрите, Леонид Иванович.

В тусклом свете переносной лампы я разглядел тонкую трещину, змеившуюся по поверхности металла. Старый инженер достал из кармана лупу:

— Усталостное разрушение. Вибрация, перепады температур… К тому же и в основании привода трещина наметилась.

— Какие предложения? — спросил я, понимая, что каждый час простоя обойдется нам очень дорого.

Рихтер снял пенсне, протер стекла:

— У меня есть идея. В Бугульме на складе видел старые паровозные бандажи. Если их расточить под размер вала и стянуть горячими… — он быстро набросал схему в блокноте. — А трещину в основании можно перекрыть стальными накладками с болтовыми стяжками.

Я посмотрел на схему. По-хорошему надо заказывать оборудование с завода. Но тогда мы вообще отстанем от графика.

— Сколько времени на все про все?

Рихтер пожал плечами:

— Надеюсь, к ночи управимся. Только нужны толковые слесари.

Лапин оживился:

— Так у нас же Егор Кузьмин из железнодорожного депо! И Валиулин — тот еще мастер.

Закипела работа. Кузьмин, коренастый бородач с вечно прищуренным глазом, командовал бригадой слесарей. Валиулин, худой, подвижный татарин, организовал доставку бандажей из города.

— Для равномерного нагрева нужен мощный горн, — Рихтер осматривал привезенные детали.

— Сделаем, — усмехнулся Кузьмин. — У нас в депо и не такое варганили.

К вечеру возле буровой пылал самодельный горн. Раскаленные добела бандажи осторожно насаживали на вал. Металл остывал, намертво обжимая трещину.

— Теперь основание, — Рихтер протирал запотевшие очки. — Ставим накладки крест-накрест и стягиваем болтами.

Валиулин колдовал над хитрой системой стяжек:

— Вот здесь еще клин загоним, для верности.

Около десяти вечера ремонт закончили. Рихтер лично проверил каждый узел:

— Теперь можно запускать. Только первый час на малых оборотах.

Паровая машина снова ожила. Главный вал плавно вращался, без прежнего скрежета. Бандажи держали намертво.

— Надолго хватит? — спросил я у Рихтера.

— До весны должно выдержать. А там посмотрим, — он с удовлетворением разглядывал дело своих рук. — Иногда простые решения надежнее сложных.

Кузьмин с Валиулиным собирали инструменты, явно довольные результатом. Такие мастера на вес золота. Это оказались настоящие умельцы, способные починить почти все подручными средствами.

Буровая снова работала. Мы потеряли день, но могли потерять недели. Русская смекалка и инженерный опыт Рихтера в очередной раз выручили нас.

После успешного ремонта вала настроение в лагере заметно улучшилось. Однако радость оказалась преждевременной. Кудряшов появился на буровой площадке с встревоженным видом, прижимая к груди планшет с образцами.

— Леонид Иванович, нужно срочно посмотреть последние пробы, — его обычно спокойный голос звучал напряженно.

Опять не слава богу. Мы отправились подальше.

В полевой лаборатории геолог разложил на столе куски породы, поднятые с глубины пятидесяти метров. Под яркой лампой отчетливо виднелись необычные прожилки.

— Видите эти пустоты? — Кудряшов указал на характерные каверны в известняке. — А теперь взгляните сюда, — он достал пробу, взятую часом позже. — Порода буквально рассыпается в руках.

Рихтер внимательно изучал образцы через лупу:

— Похоже на зону тектонического разлома. Трещиноватость увеличивается с глубиной.

— Именно, — Кудряшов развернул геологический разрез. — Мы попали в очень сложную зону. Здесь, — его карандаш очертил большую область, — породы практически не держат стенки. А тут, глубже, возможны карстовые полости, заполненные водой.

Я вспомнил карты из будущего. Действительно, этот участок славился своей неустойчивостью. Но тогда, в двадцать первом веке, существовали современные методы крепления скважин.

— Какие предложения? — спросил я.

— Нужно срочно менять технологию проходки, — Рихтер уже чертил что-то в блокноте. — Обсадные трубы придется спускать практически вслед за долотом. И цементировать каждые десять метров.

— Это сильно замедлит бурение, — заметил я.

— Зато не потеряем скважину, — возразил Кудряшов. — К тому же есть еще одна проблема.

Он достал из планшета склянку с мутной жидкостью:

— Пластовая вода. Сильно минерализованная, с повышенным содержанием сероводорода. При вскрытии водоносного горизонта возможны серьезные выбросы.

За окном лаборатории сгущались сумерки. На буровой готовилась к работе ночная смена. Где-то внизу, в темной глубине скважины, нас ждали новые испытания.

— Хорошо, — я принял решение. — Александр Карлович, готовьте новую технологию крепления. Николай Павлович, усильте контроль за составом пород. И предупредите Зорину, пусть подготовит дополнительные противогазы.

Когда все разошлись, я еще раз просмотрел геологические разрезы. Каждый метр проходки давался все труднее. Природа словно испытывала нас на прочность, прежде чем допустить к своим главным сокровищам.

Снаружи донесся протяжный гудок — сигнал к пересменке. Ночная бригада заступила на вахту, не подозревая, какие сложности ждут их впереди.

Я поужинал с инженерами и лег спать. Время тут летело с бешеной скоростью. Я не успевал следить за ним. Полно всяких происшествий, из-за которых я забыл про время.

Около двух часов ночи меня разбудил тревожный гудок. Три коротких сигнала — условный знак опасности.

Выскочив из палатки, я сразу почуял характерный запах тухлых яиц. Неужели опять?

На буровой площадке царило смятение. Несмотря на работающую вентиляцию, сероводород стелился по земле белесым туманом. Рабочие спешно надевали противогазы.

— Где Зорина? Срочно нужен врач! — донесся крик с верхней площадки.

Двое бурильщиков, молодой Сорокин и пожилой Валиев, успели надышаться газом до того, как сработала сигнализация. Они сидели на досках настила, тяжело дыша. Лица приобрели нездоровый синюшный оттенок.

Зорина появилась словно из ниоткуда, на ходу разворачивая медицинскую сумку:

— В медпункт их, быстро! — она уже набирала в шприц какое-то лекарство. — И кислородные подушки!

Рихтер, в наспех накинутом пальто поверх ночной рубашки, осматривал вентиляционную систему:

— Вот оно что… Датчик газа на нижнем уровне вышел из строя. Не сработал вовремя.

Кудряшов, прибежавший из своей палатки, хмуро изучал показания газоанализатора:

— Концентрация превышает все допустимые нормы. Похоже, вскрыли еще одну газовую линзу.

Из медпункта вышла Зорина:

— Состояние стабильное, но легкие повреждены. Минимум неделя постельного режима.

— Мария Сергеевна, насколько серьезно? — спросил я.

— При своевременном лечении обойдется, — она устало потерла глаза. — Но могло быть хуже. Намного хуже.

Тем временем Рихтер с помощниками уже монтировал дополнительные датчики:

— Поставим на каждом уровне по два прибора. Для подстраховки.

Лапин организовал проветривание площадки. Бригада работала в противогазах, методично продувая все закоулки струей сжатого воздуха.

К рассвету ситуацию удалось стабилизировать. Газ выветрился, новые датчики стояли на месте. Но этот случай показал, что нельзя терять бдительность ни на минуту.

Мы убедились, что опасность миновала и тоже отправились спать. У меня разболелась голова,но уснул я быстро.

На утреннем совещании Рихтер доложил:

— Систему защиты усилили. Теперь любой выброс будет замечен мгновенно.