Неправильный диверсант Забабашкин (СИ) - Арх Максим - Страница 2

Одним словом, группа была сформирована, и мы приступили к выполнению поставленной задачи.

Двигаясь через лес с максимальной осторожностью, до аэродрома добрались за два часа. Расположились у кромки леса, что соседствовал с поросшим травой полем. Где-то в километре от нас начинался аэродром и первая из двух взлётно-посадочных полос. Почти в центре аэродрома стояло два здания — двухэтажное кирпичное и деревянное без окон, то ли склад, то ли ангар. По периметру располагались четыре точки ПВО. На каждой из них размещалось одно 88-миллиметровое противовоздушное орудие, судя по силуэтам — те самые знаменитые «ахт-ахт», надёжные и зарекомендовавшие себя.

В течение следующих двух часов мы вели наблюдение. Погода была практически нелётная и, хотя дождя не было, тем не менее, низкие серые тучи и небольшая туманная дымка не способствовали полёту авиации.

Несмотря на это, самолёты всё же садились и взлетали. Если быть точнее, то три бомбардировщика село, а один взлетел.

Пока наблюдали, установили точное количество находящихся на аэродроме самолётов. В основном это были «Heinkel He 111» — средний бомбардировщик. Однако рядом с почти не разрушенным двухэтажным зданием на стоянке стояло два «Junkers Ju 52». «Юнкерсы» этой модели немцы иногда использовали как бомбардировщики, но те, что стояли, были пассажирскими или военно-транспортными.

Каждый из этих самолётов, кроме членов экипажа, был способен нести восемнадцать человек. Вроде бы мало, но я не сомневался, что, если, выкинуть из корпуса всё лишнее, каждый из них сумеет вместить в себя намного больше. Конечно, более точно можно будет определиться только тогда, когда мы попробуем осуществить загрузку на практике, но, во всяком случае, это уже было то, что можно рассматривать как средство спасения. Именно эти два самолёта я и стал рассматривать, как те, что могут быть использованы нами для эвакуации.

Разумеется, не всё было так просто. Сейчас я не мог точно сказать, находятся ли присмотренные мной воздушные транспортные средства в рабочем состоянии или они, быть может, не на ходу? Во всяком случае, за два часа наблюдения никто к этим «птицам» не подходил и завести их не пытался. Конечно, это могло означать всё что угодно. Совершенно необязательным было то, что самолёты сломаны. Никаких сопутствующих ремонту валяющихся неподалёку железяк, стремянок, лестниц, или строительных лесов рядом с ними я не обнаружил. Так-то была вероятность, что немцам пока эти «Юнкерсы» просто не нужны. А вот нам, наоборот, они были нужны, да ещё как.

При беглом осмотре самолёты выглядели вполне себе нормально. Колёса на месте, винты есть, окна не битые. И даже вмятин, сколов краски и следов повреждений на фюзеляже мной обнаружено не было. Из этого, кстати говоря, можно было сделать вывод, что либо эти самолеты прибыли сюда совсем недавно, либо их, скорее всего, как бомбардировщики не используют. В ином случае хоть какие-то следы от пуль и снарядов, которые пускают по врагу с земли все кому не лень, на корпусе, очень вероятно, присутствовали бы.

«Эх, хорошо бы, если бы эти машины были в строю. Как раз все поместиться в них сможем, — размышлял я. — В противном случае придётся улетать на обычных бомбардировщиках, а вот тут будет проблема. У нас есть три лётчика. И если допустить, что они смогут летать на „Heinkel He 111“, то встаёт вопрос, сколько человек влезет в бомбовый отсек каждого? Нас шестьдесят, значит, в каждый придётся впихивать по двадцать бойцов. Получится или нет? Вот вопрос».

Стал прикидывать. Вспомнил что каждый «Хенкель» мог нести до двадцати пятидесятикилограммовых бомб.

«А это означает, что грузоподъёмность у самолёта составляет тысячу килограмм. Следовательно, три самолёта могли нести груз в три тонны. Если учесть, что в среднем человек весит восемьдесят килограмм, то три машины могли увезти не более сорока — сорока пяти человек — по пятнадцать на каждую машину. Нас же шестьдесят! Получается, что если „Юнкерсы“ на ремонте, придётся лететь на относительно небольших бомбардировщиках, а четверти отряда вообще придётся остаться здесь».

Размышляя над всем этим, я, разумеется, не учитывал и ещё один небольшой момент — я не знал, возможно ли вообще в бомболюк вместить пятнадцать человек или нет? И, скорее всего, этого никто не знал, поэтому решение данного вопроса решил оставить на потом. Хотя уже сейчас было ясно, что если «Юнкерсы» не взлетят, то придётся экспериментировать с бомболюками «Хенкелей».

Однако до практических «экспериментов» с погрузкой нужно было найти решение для другой проблемы. Ведь даже если выбранные нами самолёты исправны, и все мы туда сумеем поместиться, то их нужно будет ещё заправить и завести, запустив двигатели.

«А значит, нужны будут техники. И когда я займусь зачисткой, придётся оставить некоторое количество персонала в живых».

Получив достаточное количество информации, мы приняли решение заканчивать проведение разведки и отходить.

Но в этот момент, абсолютно неожиданно, произошло самое настоящее чудо. Когда мы уже начали отползать со своих наблюдательных точек, в небе раздался гул мотора и на взлётно-посадочную полосу, через минуту, стал приземляться довольно внушительный по размерам самолёт. Это был «Савойя-Маркетти СМ.75 „Сумчатый“» (итал. Savoia-Marchetti SM.75 «Marsupiale») — итальянский военно-транспортный самолёт, который также эксплуатируется и германскими люфтваффе. По сравнению с теми, что были на аэродроме, заходящий на посадку самолёт был заметно массивнее. Его фюзеляж явно покрупнее и, по сравнению с «Юнкерсами», с очень большой вероятностью, должен был бы вместить всех наших людей.

«Ну, а кто не влезет, тот полетит либо на том же „Юнкерсе“, либо в бомболюке „Хенкеля“. Всё равно другого варианта у нас нет. Придётся лететь на том, что есть», — анализировал я, наблюдая за тем, как после посадки самолёта на аэродроме начинается суета.

«Итальянец» ещё остановиться не успел, а к нему уже подбежало несколько техников. Дверь транспортника открылась, оттуда вышел пилот и о чём-то переговорил с суетящимся техническим персоналом. Вскоре к самолёту подъехал заправщик. Техники, не теряя времени, шустро размотали рукава шлангов и, подведя к крыльям, начали заправлять летающую машину.

«Это то, что надо!» — понял я, что фортуна нам вновь улыбнулась.

Теперь всё было в наших руках, и мы не имели права упускать такую возможность.

Однако, справедливости ради, нужно сказать, что даже если бы этот самолёт не прилетел, то, по большому счёту, планы у нас не поменялись бы. Просто бы нам пришлось захватывать не один самолёт, а несколько. Другого выхода у нас всё равно бы не нашлось, единственный путь к спасению у нас пролегал через небо.

Ранее на экстренном совещании по моему предложению по захвату аэродрома высказывались разные идеи относительно нашего будущего. Был, что называется, самый настоящий мозговой штурм. И на нём, среди прочего, даже высказывалась идея об отказе прорыва через фронт и о создании партизанского отряда. Но эту идею, которую в качестве альтернативы предложил Лосев, он сам же через секунду и отмёл, махнув перевязанной в двух местах бинтами рукой, понимая, что в сложившихся наитруднейших условиях никакой нормальный партизанский отряд создать не удастся. У нас не было ни оружия, ни боезапаса, ни провианта, ни налаженной связи с местным подпольем и населением, что является необходимым условием для успешной деятельности в тылу противника. Подпольщик Фёдор Лукич Твердев, что воевал в составе нашей дивизии, судя по всему, погиб при отступлении. Во всяком случае, его после отступления из города никто больше не видел, так что наладить связь с подпольем не представлялось возможным. Во всяком случае, так быстро, как хотелось бы. А ведь подполье — это, как правило, связь с «большой землей», ведь именно «Центр» координирует работу партизанского отряда. У нас же не имелось даже рации.

Однако всё это были мелочи по сравнению с тем, что у нас не было медикаментов, а более семидесяти процентов численности отряда были ранены, причём многие имели множественные и тяжёлые ранения. Всё это говорило о том, что ни о какой партизанщине речи идти не может. Мы и без неё, даже не вступая в бой, в самое ближайшее время без оказания раненым медицинской помощи начнём терять людей. Врачи-то у нас в отряде были, только вот не было у них всего спектра необходимых для эффективного лечения лекарств, как не было и оборудования для проведения операций. Какая уж тут партизанская борьба…