Наши уже не придут 5 (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 65

— Вот как раз оно и задвинуло проект, — вздохнул Немиров. — У Ворошилова были слишком большие ожидания после демонстрации «Градов» с кассетными снарядами. Надо было сначала самолёты показывать…

— Тут уже сам оплошал, — усмехнулся Сталин. — Я думаю, время этих самолётных снарядов ещё придёт. Главное, что направление задано верно — теперь уже не собьёмся.

— А чего звал-то? — спросил Аркадий. — Не мои жалобы же выслушать?

— О перевороте в Западной Польше ты ведь слышал? — поинтересовался Иосиф Сталин.

— Конечно, слышал! — вздохнул Немиров. — Ты опять издалека начинаешь? Сейчас ещё спроси моё мнение о том, что это могло бы значить для всех нас и так далее…

— Ладно, — поморщился Сталин. — Мосцицкий в Подольске, а у Литвинова в кабинете сидит новый начальник государства Польского Бронислав Перацкий.

— Мне знакома эта фамилия… — произнёс Аркадий.

— Эйтингтон принёс мне это дело, — приподнял Сталин папку, лежавшую на столе. — Подозрительная история, связанная с обидой и местью, как в британских детективах… Ознакомься.

Немиров раскрыл папку и погрузился в чтение.

Содержимое папки сухо и официально повествовало о попытке покушения на министра внутренних дел Западной Польши Бронислава Перацкого, осуществлённой украинскими националистами. Произошло это в 1934 году, в Познани.

Польские силовики поймали группу исполнителей, допросили её и выяснили, что организаторы сидят в Польской ССР. Это был первый и, пока что, последний контакт силовиков Западной Польши с советским КГБ.

Оперативники Эйтингтона взяли след, вышли на организаторов и ликвидировали их в Варшаве. В списке убитых фигурировал заказчик покушения — Степан Бандера. Эта молниеносная операция на время обезглавила польскую ячейку ОУН.

— Перацкий является ярым националистом, не хуже тех, которые хотели его убить, — поделился сведениями Сталин. — За переворотом стоит он, со своими ближайшими сторонниками из МВД государства Польского.

Переворот в Польше произошёл недавно и не на ровном месте.

Лига наций провела в Берлине трёхдневную конференцию с 3 по 5 февраля, на которой обсуждались территориальные обмены за счёт Польши, существование которой все делегаты конференции признали «нецелесообразным в текущей политической ситуации». Последнее — это цитата Чемберлена.

Резолюция по итогам Берлинской конференции, подписанная всеми участниками, была отправлена в Познань, президенту Мосцицкому.

Согласно резолюции, Верхняя Силезия должна быть добровольно передана под управление Чехословакии, а остальная часть Польской республики — под управление Германского рейха. Соответственно, всё польское правительство с 6 февраля 1939 года признано считать нелегитимным.

В тот же день, через полчаса после получения резолюции, Мосцицкий её подписал и, по-видимому, начал собирать вещи.

Правительство и народ отреагировали мгновенно: в Познания прошла многотысячная демонстрация, закончившаяся «государственным переворотом» — чисто технически, в тот момент уже нечего было «переворачивать», так как Мосцицкий с семьёй и сторонниками уже ехал в сторону советско-польской границы…

— А почему он в Подольске? — спросил вдруг Аркадий.

— А где ещё? — нахмурил брови Иосиф Виссарионович. — Это же протокол Эйтингтона.

— Нет, — поморщился Немиров. — Я имею в виду, почему он бежал именно к нам? Не в США, не в Южную Америку, а в СССР. Почему?

— Во-первых, он знает, что мы его никому не выдадим — друзей у нас нет, — начал Сталин. — Во-вторых, тяжело президенту несуществующей страны преодолеть границы потенциально враждебных стран. А наша граница была ближе всего.

— А второй чего хочет? — спросил Аркадий.

— Вот поэтому мы с тобой сейчас и говорим, — улыбнулся Иосиф Виссарионович. — Он хочет «Чехословацкий вариант». Умоляет Литвинова санкционировать рассмотрение Верховным Советом вопроса о вводе советских войск в Польскую республику. Хорошо подготовился, кстати — это я почти дословно процитировал. И как у нас решения принимаются, он уже знает. А ещё он очень хочет поговорить с тобой.

— Посмотрим, — произнёс Немиров. — Поговорить-то я могу, но только о чём? После Чехословакии Верховный Совет сильно вряд ли захочет повторять что-то подобное.

— Понятно, что мы сейчас просто ждём, — кивнул Сталин. — Но стратегически-то это выгодно — встречать врага ближе к его границам и подальше от своих.

— Невыгодно, — покачал головой Аркадий. — У нас все оборонительно-наступательные планы разработаны с учётом текущей диспозиции и Линии Ленина. Менять диспозицию — менять все планы. У нас просто нет времени на всё это. Нет ничего хуже, чем бой на марше, на незнакомой территории. А если мы введём войска в Польшу и спровоцируем этим немцев, то этот бой будет не просто на незнакомой территории, а ещё и без нормальной логистики. Мы, в таком случае, скорее всего, проиграем. Сценарий очень плохой.

— Шапошников сказал мне примерно то же самое, — кивнул Сталин. — А что делать с поляками, которые будут биться против чехословаков и немцев? Они ведь будут разбиты и начнут отступать. И у них есть ровно два варианта: в море или в Польскую ССР. Вот в чём проблема.

— Да какая это проблема? — спросил Аркадий. — Вооружённых солдат мы пропускать не будем, интернируем их в приграничные лагеря — а дальше фильтрация и репатриация в единственное, на данный момент, польское государственное образование.

— Хм… — хмыкнул Сталин. — Интернирование польских солдат — это хорошая идея. А что с гражданскими лицами?

— Считай это воссоединением одной большой польской семьи, — усмехнулся Немиров. — Лагеря для беженцев, фильтрация и принятие гражданства Польской ССР или выдворение. Опыт у нас есть.

— Да, есть, — кивнул Сталин. — Вот тебя послушаешь и кажется, что нет у нас никаких проблем…

— Так у нас настоящих проблем и не было никогда! — заулыбался Аркадий. — У нас что ни день, то возможности!

Глава двадцать первая

Полонез

*15 февраля 1939 года*

Длинная вереница обозов медленно продвигалась на восток. Женщины, дети, старики — везут на конных подводах и собственных плечах свой скарб.

— Бегут… — произнёс подхорунжий Мечислав Довбор с неодобрением в тоне.

— А что им ещё остаётся? — спросил его поручик Ян Скрупский. — Остаться здесь?

— Можем ведь отбиться… — ответил на это Довбор.

— Ха-ха… — посмеялся поручик.

Откуда-то далеко с запада раздался грохот.

— Матерь Божья! — выкрикнул подхорунжий и резко открыл боковой люк.

— Все по машинам! — скомандовал Скрупский.

Только он закрыл командирский люк танка, как на их позиции начали падать снаряды.

— Капитан Лукашевич сигнализирует отступать! — сообщил механик-водитель.

Скрупский приник к триплексу и увидел выглядывающий из командирского танка сигнальный флажок, отмахивающий «Назад».

— Сигнализируй разворот! — приказал Ян. — Механик — разворачивай машину!

Танк Vickers Medium Mark I не оснащается радиосвязью, хотя он слышал, что танковые радиостанции есть у немцев и русских.

А ещё говорят, что 40-миллиметровой пушки недостаточно, чтобы пробивать новые танки немцев.

Это первая война, в которой участвует Скрупский. Его отец воевал против большевиков, на Renault FT, и проиграл — погиб под Киевом, вместе с механиком-водителем Шимуном Напюрковским…

«И отступать некуда», — подумал Скрупский, внимательно наблюдая за тем, как танки его взвода повторяют его манёвр.

Они отъехали на предусмотренную позицию, оставив пехоту прятаться в траншеях.

Лига наций выдвинула ультиматум 5 февраля, после чего к границе сразу начали стягиваться войска Вермахта и Чехословацкой армии.

Война началась позавчера, когда чехословаки атаковали польских пограничников — в ходе ожесточённых боёв пограничники отступили, а чехословаки подошли на подступы Катовице.