Оранжерея счастья - Гамильтон Диана - Страница 25

— Мне не хочется есть. Я иду спать. До завтра.

До завтра, когда она скажет ему последнее «прости»…

Клэр не уснула, просто не могла. Как он прошел в свою комнату, она тоже не слышала. Даже заставить работать мозги не получалось. Если бы она позволила себе думать и чувствовать, то просто умерла бы, вспоминая момент, когда поверила, что он вот-вот признается ей в любви. Когда проглотила мерзкое утверждение, что все, что ей нужно, — физическое удовольствие и доставить это удовольствие в его власти. Если бы она начала всерьез думать о нанесенном оскорблении, то, скорее всего, дождалась бы, когда он уснет, и перерезала бы ему глотку.

Лучше вообще не думать. Методично собрав свои вещи, Клэр присела на край кровати и просидела так до рассвета, тупо глядя в окно. Когда первые лучи восходящего солнца бросили розовый отблеск на ее бледное лицо, она поднялась. Медленно-медленно, как немощная старуха, она почистила зубы, кое-как пригладила волосы и, набросив на плечи свитер, спустилась вниз.

На кухне пахло свежеприготовленным кофе, но Джейка там не оказалось. Услышав стук топора, она вышла во двор.

На деревянном чурбаке Джейк рубил дрова; на лице его отражалась какая-то странная жестокость. Однако, когда он заметил ее и выпрямился, его взгляд смягчился. Тяжело дыша, он сказал:

— Не стой на ветру, милая, замерзнешь. Я сварил кофе, иди, налей себе чашечку. Я тоже подойду, как только закончу.

Можно подумать, все в порядке. В полном ажуре.

— Я уезжаю.

Голос прозвучал фальшиво. Во рту пересохло. Ее всю трясло как в лихорадке. Она увидела, как он сжал тяжелую ручку топора, как побелели суставы его пальцев. Останавливаться нельзя ни в коем случае, надо довести дело до конца. Если она останется, неразделенная любовь ее погубит.

— Вчера ты был не прав, — продолжала Клэр, чувствуя, как холодный ветер продувает ее насквозь. Она непроизвольно вздрогнула. — Я хочу развода, чтобы выйти замуж… за него. Я его люблю. И мне нужна свобода. Это ведь оговорено в нашем контракте, помнишь?

В первые мгновения ей показалось, что Джейк сейчас подойдет к ней, но он продолжал стоять на месте, пронзая ее тяжелым взглядом. И молчал. Потерял дар речи? Не знает, что сказать? Да и как возразить, если она упомянула о контракте?

— Могу я воспользоваться твоим телефоном в машине, чтобы вызвать такси? — спросила Клэр, предупреждая возможное предложение отвезти ее.

— Это исключено, — резко отчеканил Джейк. — После того, что произошло прошлой ночью, после того, как ты отреагировала…

Топор выпал из его рук, и ее глупое сердце дрогнуло.

Глупости! — одернула себя Клэр. Он только что сам себя выдал. «Отреагировала»… словно он нажал на какие-то особые рычаги, и она немедленно сделала то, что ему было нужно.

— Ах, это, — небрежно бросила Клэр, пожав плечами. — Поверь, мне очень неудобно. Я… я так по нему скучаю… — Она запнулась, но это сработало в ее пользу. Джейк не должен понять, как ей противно произносить ложь, на которую он сам ее толкает. — Мы любим друг друга, а поскольку я замужем за тобой, это создает определенные трудности.

Клэр старательно избегала глядеть на Джейка, даже когда услышала, как тяжело и прерывисто он дышит. Она знала, что стоит только посмотреть на него, как она не сможет удержаться и скажет, что ни единого слова правды в ее словах нет, что она любит его, и только его, что хочет остаться с ним навсегда, лишь бы он постарался хоть чуточку тоже ее полюбить.

Она развернулась и, гордо выпрямившись, ушла в дом. Пусть он никогда не узнает, чего ей все это стоило!

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Олимпия Джорес-Темлин величаво поднялась из-за письменного стола и с брезгливым выражением на лице протянула телефонную трубку.

— Это тебя. Пожалуйста, недолго. И объясни звонящему, что тебя нельзя отрывать от дел в рабочее время. Я думала, ты усвоила мое правило.

Проглотив грубое замечание, Клэр вышла из-за шаткого столика, сплошь заваленного стопками старинных фолиантов; лишь на уголке приютилась допотопная пишущая машинка с западающими клавишами.

Пора убираться отсюда, подумала она, ступая по обшарпанному, побитому молью ковру. Олимпия уверяла, что это семейная реликвия; возможно, он и являлся таковой лет двести назад, но теперь потерял всякий вид и определенный цвет.

Клэр обрадовалась, когда ей предложили место секретаря у этой пожилой дамы. В глуши Нортумберленда, в родовом имении семьи Джорес-Темлин — унылом каменном доме, — она рассчитывала зализать свои раны, собраться с силами. К тому же — абсолютно никакой возможности случайно столкнуться с Джейком.

Но полгода терпеть обращение с ней как со служанкой… Полгода отпечатывать на машинке скучнейшие мемуары Олимпии — которые ни один человек в здравом уме не станет публиковать, а тем более читать — и к тому же копаться в ее родословной — это уже слишком!

Прабабушка Олимпии по материнской линии была младшей дочерью обедневшего герцога. И эта тема затрагивалась в любом разговоре, двадцать раз на дню. Еще в обязанности Клэр входило составление календаря, в котором пока что не нашлось ничего интереснее организации праздника цветов в деревне или ужина с пятью нуднейшими господами. Клэр решила, что этого с нее вполне хватит.

Не обращая внимания на недовольный взгляд хозяйки, Клэр взяла трубку. Олимпия холодно произнесла:

— Грайс, наверное, уже сварила мой кофе. Я буду пить его в гостиной. Потом ты вымоешь мне голову. Грайс и без того забот хватает, в ее-то возрасте.

Просто чудо, что миссис Грайс давно не умерла в этой дыре от тоски, фыркнула Клэр про себя, поворачиваясь к хозяйке спиной. Недоуменно подняв брови, она сказала в трубку:

— Алло!

Клэр предупреждала Лиз и Салли, чтобы они не звонили ей раньше восьми вечера, а больше никто не знал, что она здесь. Но это была Салли Хардинг, и ее слова чуть не сбили Клэр с ног:

— Ты можешь приехать? Не хочу тебя пугать, но это из-за Лиз. Она хочет тебя видеть.

— Она заболела? — охрипшим голосом спросила Клэр. Конечно, заболела, иначе необычайно независимая Лиз ни за что не попросила бы дочь бросить все на свете и мчаться к ней. Значит, случилось что-то серьезное. Клэр охватила паника. — Где она? В какой больнице?

Салли поспешно ответила:

— Нет-нет, она здесь, в Ларк-Коттедж.

Еле удержавшись от расспросов, что произошло и что говорят врачи, Клэр быстро сказала:

— Я выезжаю прямо сейчас. Передай Лиз, что я буду самое позднее вечером.

Чем раньше она приедет, тем скорее выяснит, насколько тяжела ситуация.

Лиз не может быть безнадежно больна, убеждала она себя, пулей вылетая из комнаты. Она не в больнице, и Салли достаточно сведуща в медицине, чтобы не позволить ее состоянию ухудшиться.

Но все-таки это что-то достаточно серьезное, если она послала за ней. Клэр коротко постучала в дверь гостиной и, не дождавшись приглашения, вошла.

Как всегда, в огромной, обставленной старинной мебелью комнате было холодно, несмотря на то что на дворе всеми красками сиял август. Олимпия поставила кофейную чашку на стол и резко произнесла:

— Я еще не готова. Придешь через полчаса, а пока продолжай распечатывать сегодняшнюю часть с того места, где остановилась.

— Мне надо уехать, — заявила Клэр. Надменный вид хозяйки больше на нее не действовал. Мысли занимали куда более важные вещи. — Звонила компаньонка матери. Лиз — моя мать — зовет меня. У нее слабое здоровье, она уже пережила один сердечный приступ. Не знаю, сколько буду отсутствовать. Я вас предупрежу о возвращении заранее. Я сама свяжусь с агентством и попрошу подыскать мне временную замену.

Чувство вины не оставляло ее всю дорогу до Ларк-Коттедж. Полгода назад, когда Клэр объявила о своем разводе с Джейком, Лиз была буквально ошарашена, несмотря на то что дочь сделала все возможное, чтобы преподнести эту новость как можно более безболезненно.

— Ты всегда говорила, что лучшего зятя нельзя и пожелать, — заключила она тогда и, почувствовав непрошеную виноватую нотку в своем голосе, попыталась убрать ее и говорить как можно более бодро. — Я не прошу тебя вычеркивать его из списка своих лучших друзей. Только пойми, что наш разрыв необходим нам обоим.