Заложник (СИ) - Француз Михаил - Страница 78

Правда, прежде чем «пробудить» бабочку, я хорошенько отчитал её новую хозяйку. Как следует её пропесочил за неосторожное и безответственное обращение с оружием!

И то, что она сама умереть или в кому впасть могла, использовав чужой Артефакт без спросу, ей напомнил. Да — без спросу! Я ведь дал его ей подержать и попытаться его энергию почувствовать, а не применять в боевом отношении. Ещё и не зная, как именно он применяется, и на что вообще способен! И про то, насколько ей повезло, что этот её бездумный выстрел не убил никого из случайных людей. Причём, так как выстрел был бесшумный и не имел спецэффектов, которые могли бы предупредить об атаке, в опасности оказался бы не только Бездарь, не только студент Академии, но даже и Преподаватель! Они ведь тоже двадцать четыре на семь активированные «стихийные покровы» на себе не таскают. А отбить или увернуться, не хватило бы времени — слишком быстрая атака.

Убийство Одарённого вне Поединочного круга, исподтишка, в чужом доме — очень серьёзный повод для очень серьёзного скандала!

Короче, минут двадцать песочил и по ушам ездил, заставляя то краснеть, то бледнеть, глаза опускать и прятать. Только, когда уже даже уши у неё от стыда гореть начали, смилостивился.

Бабочка… действительно «ожила». Да: она начала шевелиться и двигаться, чем привела в полный восторг поникшую было Мари. Ещё и цвет своих крыльев поменяла: они перестали быть просто золотыми. На них появились яркие, мгновенно привлекающие и цепляющие внимание узоры и рисунки.

Которые полностью менялись каждый раз, как бабочка складывала и снова расправляла свои крылышки. И каждый новый рисунок был интереснее и заковыристее предыдущего. Смотреть за их сменой можно было просто бесконечно — крайне залипательное занятие! А, если ещё учесть, где именно эта бабочка на женском теле располагалась… Сахар! Женские чары на максималках, без шансов устоять…

Один недостаток: бабочка получилась крайне ленивая. Да — она «ожила». Да — она могла ползать по своей цепочке. Возможно, даже покидать её, но в этом я не уверен. Но! Могла, но не хотела. Всё, что она делала: сидела себе на звеньях цепи сверху и неторопливо открывала-закрывала свои крылышки в одном только ей ведомом ритме.

Забавная игрушка. Красивая, прикольная… вот только свербела в голове мысль и заставляла хмуриться. Мысль о том, что «энергии» своей в её «пробуждение» я вложил ничуть не меньше, чем в «пробуждение» стилета. Такая прорва сил, и такой невзрачный результат. Очень подозрительно. Понять бы ещё, в чём именно подвох этой бабочки… или фишка.

* * *

Глава 41

* * *

Утро. Я люблю утро. Мне нравится просыпаться, открывать глаза, откидывать с себя одеяло и вставать навстречу новому дню. Особенно приятно, когда ты посыпаешься, имея запас времени перед началом работы в час-полтора, чтобы иметь возможность не торопясь, с удовольствием, с чувством, с толком, с расстановкой побегать, дыша утренним воздухом, туманом и лучами поднимающегося солнца.

Люблю эти ощущения. Хоть многие со мной и не согласятся: для них проснуться и встать в пять утра — нечто среднее между подвигом и пыткой. Но тут уж дело выбора каждого: я ложусь в десять вечера, они — в двенадцать. Каждому, как говорится, своё.

Единственная проблема: пять утра в Москве — это три ночи в Берлине. А я, напомню — не в Москве. А значит, вчерашние десять вечера, в которые завершилась основная часть бала (желающие могли остаться и поразвлекаться ещё — из праздничных банкетных залов никто студентов метлами не гнал, да и гнал бы — толку-то? Студент всегда найдёт, где и как продолжить праздник, особенно при наличии настолько шикарных общаг) — это двенадцать ночи по Москве.

В десять закончился официальный «последний танец», после которого я мог уже считать себя свободным. Полчаса на сопровождение Мари до дверей её общежития и «пробуждение» её бабочки. Пять минут на полёт до балкона моего общежития. Полчаса на снятие формы, принятие душа и прочие приготовления ко сну. Итого: одиннадцать ноль пять по-местному. То есть: пять минут второго по Москве. А в три я уже вскочил, как ужаленный из-за старательно выработанной месяцами практики привычки. И глаза мои обратно закрываться уже не желали.

Ну я не стал и пытаться — встал и начал свой новый день. Лучше потом, в районе обеда ещё прикорну и вечером лягу пораньше — всё больше пользы будет. А пока на утреннем бодрячке — дела поделаю накопившиеся, которые с возвращением мне моего телефона меня догнали. Да-да: институт с меня никто не снимал. И его начальник продолжал названивать мне п каждому своему чиху. И у него там, в Москве утро уже настало.

Так что: спортивку на тело, кроссовки на ноги, беспроводную гарнитуру на уши, телефон в специальное крепление на плечо, и на пробежку. Оно, во время бега, думается получше — проверено. Пробежечка, правда, ещё та получилась: двадцать шестое декабря, Берлин, три тридцать утра — темень, хоть глаз выколи! Сплошная облачность на ночном ещё небе. Плюс пять и лёгкий Юго-Западный ветерок. И жуткая влажность. Темно, промозгло, холодно… Даже красотами местными толком не полюбуешься. Хорошо хоть дорожки ровные, асфальтированные, корни нигде не торчат — не споткнёшься, нос не расквасишь. Правда, от грунтовых бы я тоже не отказался — для коленей они значительно полезнее асфальтированных. Зато плюс — никого нет, все спят, никто не глазеет и не липнет.

После пробежки душ, после душа… хотел сказать: завтрак и занятия, но нет, до завтрака ещё куча времени. Можно и чем-нибудь другим заняться. Чем-нибудь полезным: например, песню начать записывать. Воспроизводить по памяти зазубренные накануне в мире писателя текст и ноты. Сложный текст. И сложные ноты. Текст на немецком, а ноты… ну у Рамштайна простой музыки нет…

А что? Мне идея, поданная Ириной очень даже понравилась. Идея, на счёт песен для местных и организации целого концерта. А из немецкой нетленки, к стыду своему, я только Рамштайн и помню. Уверен: у немцев были и более достойные представители с более яркими произведениями, но лично я, как человек с их культурой слабо знакомый, только имя Тиля Линдеманна на слуху имел.

Да и… эпатировать, так эпатировать! Пусть местные дойчи вздрогнут перед лицом Юры Кавера!!! Не учиться же я сюда приехал, право слово?..

* * *

Спорить с человеком, носящим на лацкане пиджака значок Одарённого Стихии Воды четвёртой Ступени овладения Даром — очень стрёмно. Поверьте, вы не захотите себе такой опыт! Дежурный на КПП главного входа Академии его точно не хотел, когда в половине шестого утра перед ним нарисовался я.

В дорогом штатском костюме, в расстёгнутой куртке, не прикрывающей тот самый значок… и стилет в ножнах на поясе. Собирающийся выйти в город и ни хрена не понимающий по-немецки.

Последнее, конечно, довольно большое преувеличение — кое-какие азы я уже успел выучить. Но, в целом, было, практически, правдой. А ещё я совершенно не желал понимать фразу: «Nein! Sie dürfen nicht rausgehen!». Совершенно. Ну вот совсем. Напрочь.

Лицо моё было спокойным, решительным, слегка мрачным, а ноги ровно шагали вперёд. Прямо на этого самого дежурного, который потел и пятился под таким напором. Потел и пятился, выставив вперёд прямую руку с направленными в небо пальцами, повторяя мне одно и то же раз аза разом, словно у него пластинку заклинило. Потел и пятился…

Пока не упёрся спиной в предусмотрительно закрытую его помощником дверь проходной. Только тогда он не выдержал и отодвинулся в сторону, чтобы не быть раздавленным молчаливым катком по имени «Долгорукий». Или танком. Видимо, он понадеялся на запертую дверь. На то, что она меня заставит остановиться, так как она не живая и отступать не умеет… ну, он так думал. Думал, что она заперта.

Вот только Одарённого Стихии Воды остановить какими-то там банальными замком и засовом… не реально. И тут даже не в том дело, что я могу выбить её, вынести вместе с куском стены или даже всей стеной одной единственной техникой, не напрягаясь, нет. Дело в том, что вода есть в воздухе. И она легко конденсируется, повинуясь моим желаниям. Конденсируется даже там, где мои глаза не могут её увидеть. То есть, и внутри замка тоже. И внутри КПП за запертой на засов дверью. И мне совершено ничего не мешает воспользоваться этой сконденсированной водой, чтобы заставить механизм замка двигаться в нужном мне направлении. Точно так же, как и отодвигаться засов.