Будни феодала (СИ) - Говда Олег Иосифович - Страница 52

— Сейчас же открой ворота, раб! Или пожалеешь!

— Ступай с миром, добрый человек! — все так же нехотя отвечал привратник. — А то велю спустить псов.

— Именем Махмед-Гирея! — стук изменился. Если раньше в створки колотили сапогами, то теперь стучали чем-то твердым. Скорее всего рукоятью. Сабли или нагайки.

— Эй, Кара-мурза! Ты меня слышишь?! Это я — Сабудай-мурза! Хану стало известно, что в твой дом проник лазутчик! Выдай его сам, или мы возьмем гяура сами! Со мной две дюжины нукеров! Но если мы войдем в твой дом силой, то и тебе не поздоровится! За укрывательство вражеского лазутчика не сносить головы ни тебе, ни твоему брату! Хан очень сердит!

— Вот и ответ, — я спокойно взял с вазы персик и с наслаждением откусил. Прожевал и продолжил: — Причем, заметь, как сформулировано: лазутчик! То есть, одиночка. Хитер бобер… Готов спорить, что хан ничего не знает о существовании моего отряда и нападениях на обозы.

— Но зачем? — Кара-мурза говорил искренне. Похоже, в целостной натуре воина действительно не осталось места для коварства. — Я не понимаю.

— Вообще-то, ничего особенно сложного. Сабудай хочет взять меня в плен и обменять на всю добычу. Потом — либо убьет, а хану покажет голову. Объясняя, что лазутчик оказал сопротивление. Либо, все-таки сдержит слово и отпустит, а хану доставит голову первого попавшегося раба. Мертвые говорить не умеют, так что опровергать подлог не станут.

— А я?! — возмутился Кара-мурза. — Меня это сын ослицы совсем в расчет не берет?! Я то уж точно молчать не буду!

— Не знаю, на что рассчитывает Сабудай, но вижу как минимум два варианта. Первый — он уверен, что сможет купить твое молчание. Например, в обмен на доспех прадеда. Ведь в Ак-Кермене ни для кого не тайна, насколько важна и ценна для вашего рода эта реликвия?

— Он ошибается! — стукнул ладонью по колену татарин. — Честь дороже любой реликвии.

— Тогда, остается второй вариант. Ты тоже умрешь, защищая гяура. И Сабудай-мурза получит не только мой обоз, но и все имущество семьи изменника. Как по мне — второй вариант даже предпочтительнее. Ибо разом устраняет все проблемы. И прибыльнее…

Кара-мурза вскочил на ноги, как подброшенный пружиной.

— Шакал облезлый! Я вырву его гнилое сердце и брошу свиньям! А труп утоплю в самой вонючей навозной жиже!

— Не возражаю… Но это потом. А для начала мы поломаем его планы. Он подлый и хитрый, но вряд ли настолько мудрый, чтобы иметь несколько вариантов и окажется не готовым к такому повороту. Особенно, если полагает тебя человеком чести. Согласен?

— Распоряжайся мною и моими людьми, как считаешь нужным, Антон-ага, — прижал руку к сердцу татарин.

— Спасибо. Повторюсь, но я на самом деле рад, что не убил тебя в том бою. А теперь, к делу… Первое, — в твоем доме только что появилась новая одалиска, — указал на сестру Мелиссу. — Приодень ее соответствующим образом и спрячь на женской половине.

— Я никуда… — начала было девушка, но под моим взглядом поперхнулась словами и умолкла. Только зыркала исподлобья.

— Когда меня уведут, и все успокоится, вернешься в лагерь и расскажешь о случившемся. Ждать меня три ночи рядом с городом… Кара-мурза, зиндан* (*темница) в какой части крепости?

— В Северной башне.

— Вот где-то там и ждите. Но, на всякий случай, разделитесь и выглядывайте везде. Через трое суток не объявлюсь — уводите отряд в Замошье. Впрочем, сами решите, что делать. Не маленькие. Изменятся планы или появится иная возможность, Кара-мурза найдет способ передать весть.

Татарин еще раз молча прижал кулак к груди.

— Вот и хорошо. А теперь прикажи слугам связать меня покрепче. Сам иди к воротам и объяви нукерам, что лазутчик, за которым они пришли, давно уже пойман. И ты хочешь лично доставить его хану. Только сперва приведешь себя в надлежащий вид, прежде чем показаться на глаза Повелителю. Чай не побирушка какой, а представитель благородного рода. А чтобы в твоих словах никто не усомнился — предложи нукерам посторожить пленника, пока ты собираешься во дворец. Уверен, приказа брать дом мурзы штурмом у них не было, так что десятник на предложение согласится.

— А что делать с Сабудаем?

Я только руками развел, удивляясь такой непонятливости.

— Вы же товарищи по несчастью? Разве не повод угостить? Заодно, обсудить, как станете делить добычу? Не бойся, он поверит — потому что сам только об этом думает. Даже уважать станет. А в знак высочайшего расположения, — помимо веселого тона, глаза мои сверкнули сталью, — покажи этому ишаку свою новую наложницу. Уверен, она понравится ему так, что Сабудай останется у тебя в гостях как минимум на одну ночь. Да, Пчелка? Останется?

Сестра Мелисса мило улыбнулась и изобразила поклон.

— Проспит до утра и будет помнить только то, что вы ему пожелаете перед сном сказать, мой господин…

— Тогда, не будем тянуть время и испытывать терпение нукеров.

— Немедленно открывайте! — голоса на улице становились все злее, да и колотили в ворота все чаще.

— Тихо вы там! — рявкнул привратник, перекрывая гам. — Хозяин уже идет. С ним и объясняйтесь, чего надо… — и прибавил с ехидцей. — Ох, и не завидую я вам, дети баранов. Мой хозяин, Кара-мурза, страшен в гневе. А вы — имели наглость потревожить его послеобеденный сон.

Глава 16

Глава шестнадцатая

Холодно и сыро… Словно не лето на дворе и не южные широты, а поздняя осень, где-то в средней полосе. Слякотная и зябкая. Вода сочится по каменным стенам и скапывает с потолка. Глинобитный пол влажный и скользкий, как запотевшее стекло. Охапка прелой соломы, заменяющая узнику постель, мокрая, хоть отжимай. Бросить в костер — погасит самое жаркое пламя.

Черт, ну вот зачем я про костер вспомнил? Только еще холоднее стало… Блин, такой колотун, что кресло рядом с жаровней, в которой раскалялись орудия пытки, кажется не таким уж и неприятным. По крайней мере, сидя в нем, я дрожал не от озноба. Просто не люблю такие места. Еще со школьного стоматологического кабинета. Слава Богу, здесь палачи до бурильной машины еще не додумались, а всякие там клещи, пилы и крючья даже с виду не такие страшные. И не жужжат…

К слову, хан Махмед-Гирей оказался милейшим седобородым стариком с умным взглядом и лицом человека пожившего достаточно, чтобы научиться отличать ложь от правды без допроса с пристрастием.

Сперва меня напоили каким-то горьковатым отваром, с запахом мяты и горечью полыни, от которого мне захотелось спать. Можно прямо в кресле пыточной, только б не мешали. Но, не тут-то было. Седобородый старик присел на стул напротив и, пристально глядя в глаза, стал задавать разные дурацкие вопросы:

— Ты лазутчик гяуров?

Наверное, стоило послать, но спать хотелось немилосердно, а он же так просто не отвяжется. Проще по-быстрому ответить.

— Нет.

— Краков большой город?

— Не знаю.

— А Варшава?

— Не видел.

— Где сейчас польный гетман Хоткевич?

— Без понятия. Впрочем, если он полевой, то видимо — в поле.

— Что ты искал в Ак-Кермене?

— Рынок…

— Рынок?

— Ну, базар… ярмарок… Такое место, где покупают и продают…

— У тебя много товара?

— Набралось понемногу.

— Ты враг?

— Чей?

— Высокой Порты.

— А где это?

Вопросы сыпались даже быстрее, чем я успевал а них отвечать. Старику, вроде, как бы и не важно было, что я говорю. Он только буравил меня взглядом, словно старался разглядеть что-то внутри.

— Крепость Ак-Кермена больше чем московский кремль?

— Понятия не имею.

— Правда, что купола Киевской Софии покрыты чистым золотом?

— Говорят. Сам не видел.

— Сколько куреней на Сечи?

— Не знаю. Много, наверно.

— Давно там был?

— Никогда.

— Вот как? А где ты родился?

— В колыбе.

— Что это?

— Пастуший домик в Карпатах… Карпаты — это горы.

— Родные заплатят за тебя выкуп?