Опасная любовь командора (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 9

К счастью, Брену предложили должность гарнизонного целителя в одном из госпиталей у Разлома, вот только с уходом единственного хирурга мы потеряли и остатки пациентов.

Когда колокольчик возле двери зазвенел, сначала подумалось, что это лишь галлюцинация. Но вот хлопнула дверь, и я выбежала из общей палаты навстречу посетителю.

На меня смотрела полуденница с побелевшим от ужаса лицом, а на её руках спокойно сидела девочка лет двух.

Взгляд торопливо скользнул по маленькому тельцу — но ни следов крови, ни переломов, ни торчащих наружу предметов не обнаружил. Да и девочка молчала, как и её мать. Отчего-то это начало пугать настолько сильно, что я почувствовала, как сама бледнею. Этого ещё не хватало! Целитель всегда должен быть образцом спокойствия!

— Что у вас случилось? — кашлянув, спросила я, но оторопевшая мать так и смотрела на меня огромными, застывшими от страха глазами.

Я снова посмотрела на ребёнка — очевидно, что женщина так испугалась за своё дитя, которое принесла. Она в молчаливом ступоре замерла на пороге, а значит, столкнулась с чем-то, что не могла даже объяснить.

Я шагнула к девочке и мягко ей улыбнулась:

— Привет, красавица. Расскажешь мне, что с тобой произошло?

И только когда малышка попыталась ответить, до меня дошло, что именно я упустила из вида.

Личико маленькой девочки оказалось слегка перекошенным. Асимметрия не так сильно бросалась в глаза, пока она не двигалась, но стоило ей начать лепетать в ответ на мой вопрос, как стало понятно, что правая половина лица парализована.

— С утреца проснулись, а у неё улыбка перекошена да речь путаная какая-то, — запричитала мать, когда я осторожно взяла ребёнка на руки. Отмерла наконец, и слова из неё полились сплошным тревожным потоком: — Молоко как начала пить, так половину разлила. И на стол, и на себя, и на пол! Я вернулась — всё угваздано. Спросила, как она умудрилась, а она и говорить-то не может! Мямлит что-то непонятное, хотя ей уже почти три, ещё намедни балаболила внятно, а сегодня будто дракон какой сглазил!

Пока полуденница вспоминала всё новые и новые подробности и отвечала на мои вопросы, я провела диагностику. Поначалу подумала, что у девочки воспаление лицевого нерва — мало ли, продуло или подхватила инфекцию… Но ни температуры, ни других признаков болезни не обнаружилось. Зато выяснилось, что правая ручка практически не слушается, а правую ножку малышка подволакивает и толком не может на неё опираться.

Чем дольше я осматривала девочку, тем непонятнее становилось, что с ней не так. Если не брать во внимание правосторонний парез, она выглядела здоровой. Однако здоровые дети владеют обеими половинами тела одинаково!

Чувствуя, что мне отчаянно не хватает знаний и опыта, я просто напитала девочку силой и сказала матери:

— Мне необходимо проконсультироваться со старшим братом. Это не инфекция, не паразиты и не ушиб. Вам стоит подождать здесь. Скоро вернётся другая целительница, и она понаблюдает за вами, пока я схожу за помощью. Клинику покидать не стоит, состояние вашей дочери вызывает опасения, ей необходимо оставаться под присмотром.

Уголки губ женщины непроизвольно поползли вниз, а сама она приняла оборонительную позу:

— И почём будет такое лечение? Дайте какое-нибудь снадобье, да и дело с концом! Нету у нас денег по клиникам разлёживаться.

— Снадобье не поможет, потому что я пока не могу определить заболевание. Поймите, отказ руки и ноги — лишь симптомы, а не истинная причина. Скажите, она не ударялась последние дни головой? Не падала с качелей?

— Все дети падают! — огрызнулась мать, становясь всё более и более раздражённой.

— Да, это так, — миролюбиво ответила я. — И вы правильно сделали, что принесли малышку к нам. А сейчас успокойтесь, пожалуйста, и дождитесь моего возвращения. Я не буду брать с вас деньги за период ожидания.

Только теперь женщина немного расслабилась. Видимо, с деньгами у неё было совсем непросто, она была одета в чистое, но достаточно дешёвое платье, да и обута не по сезону — в тёплые башмаки.

Я оставила мать и дочь в смотровой, а сама ушла в приёмную и стала лихорадочно листать медицинский справочник в ожидании Лиоры. Странные симптомы никак не укладывались в стройную клиническую картину. Когда сестра наконец появилась на пороге, я быстро ввела её в курс дела и наказала:

— Можешь провести диагностику или подпитку, но ничего из снадобий не давай. Просто наблюдай. Возникнут какие-то догадки — обязательно поделишься. А я пойду за Бреном.

— Но он только спать лёг, — запротестовала Лира, — пусть хоть немного отдохнёт.

— Я боюсь, что мать не выдержит и сбежит от нас, слишком уж сильно напряжена и явно не особо доверяет нам. А девочке помощь нужна срочно, вдруг это тромб, который я не смогла обнаружить? Тогда счёт идёт на часы.

— Она слишком маленькая для инсульта, — возразила Лира, но мне удалось посеять в ней сомнения.

Взяв у сестры зонтик от солнца, выглянула наружу. Солар ещё стоял относительно невысоко, но его белый раскалённый диск уже ярко сиял на безмятежно синем небе. И как назло — ни облачка! Закрываясь от губительных лучей парасолем, я как яхта с парусом стремительно понеслась в сторону дома по тёмно-серой глади тротуара. Шальной ветер норовил забраться под подол или вырвать зонтик из рук, но так и не преуспел, оттого сердито трепал волосы и даже бросил в лицо горсть придорожной пыли.

Дорога до родного поместья заняла всего полчаса, и ноги загудели от быстрой ходьбы. Дом стоял тихим и закрытым от солнца, как в любой нормальный день. Внутри было темно и прохладно.

Покои Брена располагались на втором этаже, и я сначала постучала, а потом, не дождавшись ответа, толкнула тяжёлую створку старинной двери. Брат спал, широко раскинув руки, и я на секунду залюбовалась его умиротворённым лицом. Бодрствуя, он почти всегда напряжён или зол, и вот таким беззаботным я не видела его уже давно. Подошла к постели, присела на край и погладила брата по плечу.

— Брен, родной, прости, что я тебя бужу, но мне очень нужна твоя помощь…

— Что? — с трудом разлепил он глаза, но проснулся почти сразу. — Что случилось?

— Только не ругайся. Там в клинике маленькая девочка с правосторонним парезом, а я не могу поставить диагноз.

— И это не ждёт до вечера? — недовольно спросил брат, потирая глаза. — Я только пару часов назад лёг.

— Прости, Брен. Я не стала бы тебя будить просто так.

Он устало кивнул:

— Хорошо, жди, сейчас соберусь. Приготовь что-нибудь перекусить, пока я одеваюсь.

— Спасибо! — порывисто обняла брата, испытывая благодарность за то, что он всегда готов и вступиться, и прийти на помощь, и выслушать.

Брен обнял меня в ответ:

— Не волнуйся ты так, сейчас разберёмся.

Я кивнула и поднялась с кровати, окрылённая. С момента гибели родителей брат стал нашей опорой и поддержкой, ни единого раза не подвёл нас за все эти годы.

Завернув в салфетку пару бутербродов, захватила для Брена также бутылку с ягодным компотом и мешочек с орехами. Брат спустился в вестибюль, готовый к выезду: серьёзный и собранный.

— Поедем в экипаже. Адель, неужели ты шла сюда по солнцу?

— Да. Но у меня был парасоль, а время ещё раннее.

— Сколько раз просил: пожалуйста, береги себя и не гуляй днём! — проворчал Брен, и я не стала отвечать.

Понятно, что он сердится не на меня, а просто не выспался и тоскует по Гвендолине. Они всегда были близки, и теперь Брену приходилось очень сложно. Впрочем, как и всем нам.

Мы вернулись в клинику, когда Солар стоял уже довольно высоко.

Лиора караулила девочку, сидя у её кровати, и вскочила на ноги, завидев нас.

— Мне кажется, что её состояние ухудшается. Речь стала совсем невнятной. Она пыталась рассказать, что вчера упала в колодец и ударилась головой, но никакой шишки нет, да и мать отрицает.

— Ничего она не падала, дядька её поймал. Она туда заглядывала, пока он воду набирал, вот и ухнула, но ничего ей не было, ничем она не ударилась: он её за ногу — цоп! — и поймал!