Опасная любовь командора (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 19

Командор Блайнер вздохнул так тяжело, что не будь мы знакомы лично, я бы ему даже посочувствовала.

— У меня в подчинении больше сотни курсантов в возрасте до двадцати лет. Даже очень умные курсанты иногда совершают очень тупые поступки, гарцель Боллар. Поэтому настоятельно прошу вас держать дверь в медблок открытой и докладывать мне обо всех случаях неподобающего поведения.

— Видимо, вы опираетесь на богатый личный опыт, утверждая, что некоторые военные совершают очень тупые поступки… — насмешливо протянула я, но шпилька не достигла цели.

Вместо этого командор серьёзно посмотрел на меня и кивнул:

— Именно так. К сожалению, я сам — не исключение и пару раз совершал ошибки, о которых жалею. Установившаяся между нами враждебность — одна из них. С моей стороны было бы мудрее притвориться вашим другом, а потом при первой же возможности выпнуть из части с такой записью в личном деле, с которой никто бы никогда больше не принял вас на службу. Но я предпочёл быть с вами честным, как вы и просили. Что до ваших временных покоев, то обещаю переселить вас в более подходящие. Хотя не буду скрывать, никаких особых удобств у нас нет, и такая комната раньше полагалась адъютанту. Вряд ли он счёл бы её оскорбительной. У нас военная часть, а не гостиница, нобларина Боллар, так что на многое рассчитывать не приходится. Офицеры ремонтируют и обставляют свои личные покои за свой счёт и на свой вкус. Формы вашего размера у нас в наличии не было, но я уже распорядился её заказать. Думаю, через неделю её доставят.

— Спасибо, но в этом уже нет острой необходимости… — растерянно проговорила я. — Я её уже ушила и даже объяснительную на этот счёт написала.

Вот уж не ожидала, что он начнёт… объясняться со мной и разговаривать, как нормальный человек.

— Я рад, что вы в состоянии самостоятельно справиться с бытовыми сложностями. У вас есть какие-то просьбы ко мне?

Просьб было много, но по его тону я догадалась, что он сам хотел меня о чём-то попросить взамен, и на всякий случай решила повременить:

— Нет.

— Ясно. А у меня к вам просьба есть. Я бы хотел, чтобы вы присоединились к остальному личному составу на вечерней зарядке.

— Что? Зачем? В уставе нет ни слова о том, что целители обязаны делать зарядку вместе со всеми.

Командор Блайнер долго смотрел на меня, не отрываясь, а затем сказал:

— Вы могли бы правдиво ответить на один вопрос, гарцель Боллар?

— На какой?

— Какого отношения к себе вы ожидаете после того, как я явно дал вам понять, что не желаю видеть вас на службе в своей части, но вы буквально выкрутили мне руки, воспользовавшись протекцией императора и заставив смириться с вашим назначением? Вы хорошо представляете, как начальники частей относятся к таким назначенцам? Вы отдаёте себе отчёт в том, что формализм — это один из методов ведения войны в армии, и я в нём поднаторел куда лучше вас? Угрожать мне строгим соблюдением устава — очень самонадеянно с вашей стороны. Как и ожидать особых преференций. Это в городе вы дама и нобларина, а здесь, в части у Разлома, вы — моя подчинённая, и я пока не вижу ни единой причины относиться к вам как-то по-особенному. Хотя, возможно, я что-то упускаю из внимания. Поэтому я решил спросить вас напрямую: почему вы ожидаете особенного отношения с моей стороны?

Вопрос застал врасплох. Я широко распахнула глаза, не зная, что ответить.

— Я не ожидаю особого отношения, просто мне кажется, что вы намеренно обращаетесь со мной плохо.

— Это не так. На самом деле я уже три года никому не объяснял свои приказы, не выслушивал претензии из-за недостаточно комфортной комнаты и уж точно не объявлял всей части, что кто-то находится под моей личной протекцией. Несмотря на то, что мне вас навязали, вы уже получаете огромное количество преференций с моей стороны, гарцель Боллар, но даже не осознаёте этого. Заметьте, я не прошу никаких благодарностей, просто элементарного понимания. Очень надеюсь, что вы обдумаете сложившуюся ситуацию и наконец поймёте, что вы в армии, а здесь всё устроено иначе. Однако вместо того, чтобы договориться со мной и дать себе труд разобраться в обстановке, в которой оказались, вы дерзите и обвиняете меня в низком поведении из-за того, что вам дали недостаточно хорошую комнату. Пока я вижу лишь подтверждения своему суждению, что вы абсолютно не подходите для должности, на которую вас поставили. И вы ни единым поступком не попытались меня разубедить. Но это даже хорошо, гарцель Боллар. Мне гораздо приятнее ощущать себя правым, чем признавать, что ошибся насчёт вас. Ясной ночи.

Он развернулся и ушёл, оставив меня в полнейшем смятении.

Неужели я действительно требовала к себе особого отношения и даже не замечала этого?

Восемнадцатое эбреля. На рассвете

Адель

Как ни прискорбно было это признавать, но кое в чём командор оказался прав. Стоило мне только освоиться в медкабинете, как в него ручейком потекли крепко сбитые, бодрые и пышущие здоровьем военные. Кто с мозолькой, кто с царапинкой, кто с прыщиком.

С одной стороны, хорошо, конечно, что они себе пальцы отрезать пока не додумались, а с другой — я быстро поняла, что элементарную вежливость они принимали за индульгенцию на флирт, подмигивали, расточали улыбки и неуместные комплименты, а некоторые и за руки пытались хватать.

Пришлось принять поражение и начать оставлять открытой дверь в коридор во время приёма.

Я старалась не реагировать на знаки внимания, но недооценила настойчивость некоторых особо рьяных экземпляров. Как только командор удалялся куда-нибудь по делам, они возникали на пороге медблока, словно материализовались из воздуха. К счастью, когда он находился у себя в кабинете, поток страждущих иссякал. Вот только в последние дни Блайнер часто улетал, и поэтому покоя не стало никакого.

— Гарцель Боллар? — раздалось из-за двери. — Разрешите войти?

У двери очередной курсант переминался с ноги на ногу и сжимал в мощном кулаке лохматый, неаккуратный букетик. Этого только не хватало!

— Входите. У вас аллергия? — строго спросила я.

— Нет… — нахмурился он.

— Тогда зачем вы ко мне в кабинет притащили этот аллерген? — указала я на букетик.

Курсант стушевался, порозовел и смущённо кашлянул:

— Это я просто… чтобы вам было приятно.

— Не стоило. И мне НЕ приятно, что вы обрываете на клумбах цветы, — сурово отрезала я. — На что жалуетесь?

— А… да… палец на ноге болит… — посмотрел он на меня ясными, как безоблачное небо, голубыми глазами.

— Разувайтесь и показывайте, — вздохнула я, ожидая увидеть заусенец.

Однако ошиблась. На этот раз курсант пришёл по делу — большой палец ноги воспалился из-за вросшего ногтя, и я едва сдержала нервную улыбку. Так-так, значит, панариций. Наконец-то настоящая работа!

— Ложитесь на кушетку и согните ногу в колене, — указала я. — На спину ложитесь, а не на живот! Вот так. Да не эту ногу сгибайте, а больную!

Когда курсант устроился на кушетке и замер, глядя на меня испуганными глазами, я принялась за дело.

— А вы резать не будете? — с тревогой спросил он, когда я обезболила его палец заклинанием.

— Буду, — ответила я, доставая и обрабатывая инструменты. — Чуть-чуть. У вас нагноение, необходимо почистить. Можно вылечить магией, но поверьте, если сначала вычистить гной, исцеление потребует куда меньше времени и сил.

Курсант отчего-то побледнел и мелко затрясся. Я с удивлением на него уставилась. Здоровенный, выше меня на две головы, ярд в плечах, кулаки как молоты, а боится скальпеля?

Судя по поту, выступившему на гладком белом лбу, курсант скальпеля очень боялся.

— Закройте глаза и не смотрите, — посоветовала я. — Больно не будет.

— А что если вы мне палец отрежете? — с надрывом спросил он, чем вызвал полнейшую растерянность.

— Зачем мне вам палец отрезать? — попыталась урезонить его я, но это оказалось бессмысленно.