Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko" - Страница 2

Было и другое дело. Я не забыл свою идею написать письмо на имя лорда Палмерстона. Разговоры между Спенсером и Стюартом, свидетелем которых я стал, ясно показывали: группа англичан, сплотившаяся вокруг лорда Понсонби и выдвинув Уркварта как идеолога, настроена более чем решительно. Планировала активизировать деятельность агентов. Считая миссию Спенсера выдающимся успехом, она нацелилась на отправку оружия и кураторов на Северный Кавказ. В воздухе витал запах авантюры. Быть может, даже не согласованной с Лондоном.

Итак, письмо лорду Палмерстону. Моя единственная возможность что-то всерьез изменить. Если верно понятие «механизм принятия внешнеполитических решений», то Генри Джон Темпл, министр иностранных дел и, возможно, самый влиятельный человек Британской Империи, — именно тот элемент этого механизма, который способен предотвратить страшное. Меня не оставляло предчувствие, что кавказский узел все сильнее и сильнее затягивался руками таких людей, как Понсонби, Уркварт, Стюарт, Белл и даже Эдмонд.

Изложил на бумаге все положенные формулы вежливого обращения к большому начальнику и кратко обрисовал свое участие в миссии Спенсера. Четко обозначил себя как ревностного агента на службе короны, для которого интересы Империи стали смыслом жизни. Далее без обиняков написал:

«Сэр! Лорд Понсонби усвоил странную манеру доводить до Лондона ту „правду“, которая ему интересна. Отчеты его агентов, с которыми вас, без сомнения, знакомят, рисуют искаженную картину происходящего на Кавказе. Умаляют успехи русских, возвеличивают победы черкесов. Позволю себе выразить сомнение в возможности принятия взвешенных решений на основе недостоверных данных. Прошу простить меня за дерзость. Я вовсе не пытаюсь усомниться в Вашем политическом чутье. Но, быть может, это самое чутье подскажет Вам, что действия посла Британии далеки от задач внешней политики Империи и определяются расчетами внутренней политической борьбы? И конечная цель лорда Понсонби и его клевретов состоит в том, чтобы не возвысить Британию в глазах всего мира, а свалить кабинет сэра Уильяма Лэма?»[1]

Я довольно крякнул. Это я удачно ввернул про извечную грызню за власть английского истеблишмента. Теперь нужны доказательства.

«Оставляя в стороне вольную трактовку намерений России добраться до Индии, спешу поделиться с Вами своими выводами от увиденного в Черкесии. Этот край давно объят войной. Но наивно предполагать, что черкесы спустятся со своих гор и станут грозить России в ее внутренних губерниях. Кроме этих гор их ничего не интересует. Как мы пытаемся сейчас использовать черкесов против России, так и они используют нас, чтобы получать бесплатно порох, свинец и золото. Никакой Черкесии под английским протекторатом не будет. Стоит нам предпринять подобные шаги, они развернутся и начнут сражаться с нами, как до этого сражались с русскими. Но их борьба подобна укусам слепней, а не атаке пчелиного роя. Она доставит России неприятностей, но не опрокинет ее. А вот наши усилия выглядеть защитниками народов Кавказа, в случае неудачи, обернутся против нас самих же, выставив пустыми мечтателями».

Немного поколебавшись, я добавил следующие строки:

«Все попытки наших агентов объединить черкесов обречены на провал. Их развитие далеко от возможности создания единого государства с централизованным правительством. Более того, главное препятствие скрыто в самих горцах. Оно — в их головах. В их сердцах».

Я задумался: стоит ли вдаваться в подробности? Потом решил, что кашу маслом не испортишь и написал открывшуюся мне истину:

«Смысл жизни черкеса — быть лучшим. Быть первым среди равных. Он участвует в войне, все время оглядываясь, чтобы оценить, видят ли товарищи его молодецкую удаль. Горцы приглашают барда на бой, чтобы тот с дерева или из укромного места смог увидеть, а потом воспеть их подвиги. Они идут в набег не ради добычи, а для того, чтобы доказать всем и вся, что они настоящие мужчины! Из этого следует, что они, во-первых, безусловно, великолепные воины. Они готовятся, как настоящие спортсмены, к самому страшному соревнованию, в котором ставкой является жизнь. А, во-вторых, как это не парадоксально звучит, они никогда не смогут объединиться. В этом — их слабость. Они — одиночки, а не командные игроки».

Конечно, я мог многое еще добавить. Но решил на этом остановиться. Большие начальники не любят длинных писем и многостраничных документов. Главное сказано: посольство лжет, есть опасность потерять лицо из-за Кавказа и бессмысленны усилия по объединению горцев. Если в Лондоне усвоят хотя бы эти три пункта, быть может, перестанут платить золотом за жизнь русских солдат?

Я отдавал себе отчет в том, что действую как наивный мечтатель. Но я — попытался! По второму и третьему пункту в Лондоне, скорее всего, посмеются. Когда сами обожгутся, вспомнят. А вот по первому пункту, думаю, реакция будет быстрой. Будем посмотреть!

Многое зависело от Спенсера. Сможет ли он передать письмо министру? Захочет ли он это сделать?

— Эдмонд! Ты помнишь наш разговор в Сванетии? — спросил я, вручая ему письмо. — Когда ты сказал, что готов умереть за право другого высказывать недопустимые для тебя мысли?

— Ты хочешь сказать, что в этом письме как раз и содержатся те самые мысли, за которые я готов убивать? — проницательно ответил Спенсер. — И кому же оно предназначено?

— Лорду Палмерстону!

— Ого! Ты не размениваешься на мелочи, мой друг!

— Бью по штабам! — с ухмылкой согласился я.

Эдмонд повертел письмо в руках. Решительно спрятал его в дорожный бювар. Папка была уже изрядно набита письмами и бумагами.

— Я сделаю это, Коста, — серьезно добавил. — Ты выбрал нужного человека. Уверен, что по прибытии в Лондон такая встреча состоится. Министр примет меня, чтобы получить отчет о моей миссии и… заранее узнать, не подвергнется ли кабинет критике в моей книге.

Он радостно хихикнул. Он был в предвкушении встречи с издателем. Он держал в руках пахнущий типографской краской томик своего «Путешествия». Пусть пока только в мыслях. Ему доставало воображения представить подобную картину в красках.

— Есть еще одна просьба! — я отвлек его от мечтаний. — Твоя книга… Не думаю, что тебе нужно упоминать мое имя.

Спенсер задумался и кивнул.

— Понимаю! Не хочешь навлечь на себя в будущем проблем с русскими властями! Я сделаю это, обещаю. Тем более, у тебя сестра с племянником остались в Крыму. Поедешь к ним?

— Хочу вернуться в Грузию!

— Прекрасная Тамара! Конечно! Кто устоит перед ее чарами!

— Эдмонд!

— Ха-ха-ха! Наш герой, стоявший один против банды тушинов, смутился!

Я посмотрел на него с укоризной.

— Молчу, молчу… Кажется, у меня есть возможность помочь тебе добраться до Кавказа!

— Я думал присоединиться к какой-нибудь торговой экспедиции до Редут-Кале. Или до Поти… Нет, Поти — исключено!

— Почему?

— Есть свои резоны! Не будем углубляться.

— Собственно, мне без разницы. Более того, я бы не советовал тебе ехать через грузинские порты!

— Почему? — удивился я.

— Ты забыл про карантин?

Черт! Действительно, забыл! Я с надеждой посмотрел на Эдмонда. Что он придумал? Как избежать двухнедельной изоляции?

— Чуть позже, мой друг. Дай мне пару дней все устроить! Будь уверен, я не уеду, пока не посажу тебя на корабль до Кавказа!

— Отлично! Я буду ждать с нетерпением. Надеюсь, в этот раз тебе не придется бегать, как в Одессе?

Мы оба расхохотались, вспомнив стипль-чез перед нашей отправкой на «Ифигении» в Крым. Как много пройдено вместе! Как грустно от мысли, что расставание не за горами.

— Чем займешься, кунак?

— Если ты о моих планах в целом, то пока воздержусь от ответа. Не определился. Если же о ближайшем будущем, то хочу выполнить то, что давно себе обещал. Мечтаю о хамаме. Присоединишься ко мне?

— Вынужден отказать, — вздохнул Спенсер. — Даже фанатичная вера Уркварта в торжество банной идеи меня не сподвигнет на этот замечательный поход. Слишком много дел навалилось по приезду. Огромная корреспонденция. Отчеты. Работа с моими записями. Издательство ждать не будет. К сожалению, мой первый издатель мне отказал. Но мне тут же подыскали нового. Теперь мне предстоит сотрудничество с мистером Кёльберном из Лондона.