Саженец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 31

И он сам, кстати, из роли ведуна вообще не выбивался.

Военный вождь? Так, он сам же объявил, что Перун — бог воинов. Кому как не ведуну Перуна вести людей в бой? Ремеслами занимается и торговлишкой? А разве это не дело для ведуна Велеса? Иными словами, в глазах всего окрестного населения он был вполне себе натуральным ведуном Близнецов. Да, уникальным и особенно могущественным. Может, даже чародеем, которые в глазах обывателей выступали чем-то вроде высшим проявлением ведовства. Но не более.

А вот если бы он вошел на прямой конфликт с рощей… началось бы самое страшное. Ведь иных ведунов много. И их знают. Им доверяют. Так что они вполне могли бы понести по окрестным поселениям всякие нехорошие «проповеди». Поди — заткни их. Выгода выгодой, но у людей этой эпохи мышление еще вполне себе рационально-мистическое, магическое. Поэтому такого рода интервенции привели бы Беромира к изоляции. Может быть, воевать его и не стали, но все бы окрест от него отвернулись.

А так…

Не стал размахивать острыми железками, как буйный юнец, и удалось сохранить рабочие отношения. Из-за чего к нему добровольно явилась и дюжина ведунов, и почти две сотни простых работников. А ведь без поддержки Священной рощи этого было бы не добиться.

Оставалось придумать, как этих всех ведунов интегрировать в создаваемый Беромиром конструкт государства. Самым очевидным образом проступала роль администраторов.

А религия?

А что религия?

В Святом престоле веками позже вполне неплохо умудрялись совмещать роли клириков и чиновников. Тем более что религия, как инструмент и социальный институт все равно нужна. Она ведь и в XXI веке оставалась чрезвычайно значимой, определяя многое в жизни даже вполне светских обществ…

* * *

Доработанный катамаран шел «под всеми парами», раскинув оба своих паруса бабочкой. Благо, что ветер тому благоприятствовал. Отчего в Ольвии им просто залюбовались случайные зеваки, оказавшиеся в порту. Он ведь не просто красиво распахнул паруса, но и шел с удивительной для местных скоростью…

Накопив определенный практический опыт, Беромир доработал свой катамаран. Хотя… скорее перестроил. По мотивам. Благо, что рабочих рук хватало.

Два корпуса теперь обзавелись более высокими бортами с развалом на носу. Превратившись в этакие «топорики». Да, качка стала более резкой, но и заливать на волне стало меньше.

Кроме того, Беромир ввел новый элемент — герметичные ящики на носу и корме. Тщательно их подогнав и просмолив. Специально для того, чтобы повысить непотопляемость катамарана. Да и защитная рейка, идущая по дну корпуса, стала побольше и теперь обшита железной полосой. Что, кстати, и позволило катамарану легко пройти пороги. Ну чиркнул о камни разок-другой. И черт с ним.

Но главное — другое.

Катамаран обзавелся парой швертов — таких деревянных плавников. Они располагались на внешней стороне каждого из корпусов. Надо — опустили, резко повысив и остойчивость, и курсовую устойчивость. Надо — подняли, уменьшив осадку для работы на мелководье.

Это позволило установить заметно более высокую мачту. И, как следствие, куда более интересное парусное вооружение. Да — все те же два паруса, однако, заметно крупнее. Все-таки плоскодонный катамаран сносило слишком сильно. Из-за чего приходилось осторожничать с парусным вооружением и не увлекаться. И так-то все с управлением было непросто.

Теперь же в глазах местных он просто летел.

Вот на нем-то делегация от Беромира и прибыла в Ольвию.

Их приметили.

Издали.

И даже вышли встречать. Все ж таки очень приметный кораблик. Ну, формально не встречать, а полюбопытствовать в массе. Однако Маркус догадался, откуда эти гости. Он ведь видел старый катамаран там, у поселения, в прошлом году. А потому первым и подошел к причалившей лодке, отодвинув местных чиновников.

— Не ожидал тебя тут увидеть, — произнес он на праславянском языке, обращаясь к Вернидубу и подавая ему руку, чтобы он вылез из катамарана.

— Да я и сам не стремился сюда вернуться. — ответил на ломанной латыни седой ведун. С немалым трудом. Он, конечно, мало-мало поупражнялся с Дарьей, но все равно — тяжело. Столько лет языком не пользовался совсем.

— Вернуться? — еще больше удивился Маркус.

— По юности я в Ольвии службу нес и Фортуну пытался свою сыскать.

— Но не сложилось.

Вернидуб молча развел руками.

И тут вмешался портовый чиновник.

— Кто ты такой и какова цель твоего визита?

— Я гонец, принес сообщение командиру векселяции.

Маркус подтвердил его статус. И они безотлагательно отправились к центуриону. А к оставшимся спутникам ведуна на лодке поспешили носильщики с едой и водой. Портовый чиновник все прекрасно понял и отреагировал предельно адекватно.

О том, кто такой Маркус и какую роль играет, он прекрасно знал. И если уж он подтвердил, что явился гонец к центуриону, то дело точно серьезное.

— Что у вас там произошло? — отойдя шагов на полста, поинтересовался купец, намеренно вернувшись на праславянский.

— Ты хочешь, чтобы я дважды рассказывал? — едва заметно улыбнулся Вернидуб.

— Проклятье! Я сдохну от любопытства, пока мы дойдем!

— Столько дней как-то выжил.

— Ты, кстати, зачем прибыл-то? Что-то важное?

— Да. Сговориться о торге в новых обстоятельствах, чтобы год не терять. Ну и сообщить о том, что Беромир более на старом месте не живет.

— И где же он теперь?

— У самой рощи по правому берегу.

— Хм… а это, — кивнул Маркус неопределенно назад, — его лодка?

— Да. Сам придумал и построил. Но это уже улучшенная. Понравилась?

— А она так всегда быстро бегает?

— Летает… просто летает! Но Беромир сразу предупредил: не облизывайтесь. Будете хорошо себя вести, он вам куда интереснее «собачку» построит. Это ведь речная, а потому на морской волне будет чувствовать себя скверно. А ежели просто увеличить ее — толку не выйдет. Также резво не пойдет.

— И сколько он хочет за «собачку»?

— Договоримся, — подмигнул Вернидуб. Он, на самом деле, изначально не сильно верил в успех этой рекламной акции. И теперь чувствовал определенное вдохновение. Беромир ведь в очередной раз оказался прав…

[1] Здесь автор имеет в виду привычки, ведущие к неким автоматическим действиям. В некотором объеме они полезны, например, для формирования кризисных поведенческих реакций, тех навыков боя или стрельбы. Но, когда их становится слишком много, у человека начинается «день сурка» с жизнью «на автомате».

[2] Абстрактное мышление у человека — это приобретаемое свойство, которое можно развить только с началом полового созревания, нагружая разум соответствующими задачами абстрактного характера.

Часть 2

Глава 6

168, липень (июль), 8

— Говорят, что смотреть вечно можно на три вещи, — довольным голосом произнес Беромир.

— На какие же? — уточнила Дарья, после несколько затянувшейся паузы.

— На огонь, воду и то, как кто-то другой работает.

— Все шутишь… — фыркнула ведьма, она, чем дальше, тем больше «разрабатывалась» ментально. И уже случались моменты, когда шутки ей не требовалось объяснять. Вот как сейчас. Поэтому Беромир добродушно хохотнул, приобняв ее, и пошел навстречу плоскодонке, на которой только что привезли очередную партию луговой руды. Не мытой. Как есть…

Эти две сотни рабочих рук открыли натурально новые горизонты.

Там, у старого жилища, когда удалось «припахать» бояр с дружинниками, то и сотни работных человек совокупно не набиралось. Да и мотивация у большинства была совсем иной. Одно дело помогать из вежливости и обстоятельств, и совсем другой — прийти на оплачиваемые работы. За которыми к тому же ведуны присматривали.