Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 66

Зал взорвался аплодисментами. Жубер, видя реакцию, почувствовал, что его гнев находит отклик.

— Я требую объявить войну Северо-Германскому союзу! — заявил он. — Мы покажем им, что Франция — это великая держава, которая не потерпит оскорблений! Мы покажем им, что значит бросать вызов нашей нации!

Его слова были встречены бурными овациями. Совет Старейшин, подогретый его речью, начал обсуждать возможный ход и последствия войны, в необходимости объявления которой никто не сомневался.

Консул Сийес, сидя в отведенном ему почетном курульном кресле, наблюдал за происходящим с едва заметной улыбкой. Происходящее более чем отвечала его планам. «Теперь мой юный коллега отправится заниматься тем, что у него получается лучше всего — воевать — и не доставит больше никакого беспокойства!» — размышлял он, уже почувствовав в отношениях с самолюбивым генералом серьезные трения.

Но больше всего радовался отсутствовавший в Совете министр Талейран. Его план сработал идеально: Франция вновь оказалась втянута в тяжёлую войну. За Северо-Германский союз с высочайшей вероятностью вступится Российская империя, а за нею и Англия, не перестававшая блокировать французские порты. После военного поражения консулат ждёт крах точно также, как обанкротилась Директория; и вот тогда настанет его время…

Изменить свою прошлую жизнь? Спасти близких людей? С пистолетом и знанием будущего всё это возможно. Если только… https://author.today/reader/415302/3854446

Глава 26

Эту ночь мы провели, ни разу не сомкнув глаз. Паковали вещи, дипломатическую переписку, разного рода малоценные бумаги и черновики отправились в камин, жарко пылавший до рассвета.

Известие о войне, объявленной Францией, пришло как гром среди ясного неба. Конечно, я прекрасно понимал, что конфликт между новорожденным Северо-Германским Союзом и Францией неизбежен, но, черт побери, отчего же так быстро? Переворот произошёл всего три недели назад, Консулат еще толком не утвердился в самой Франции, и вот они уже развязывают войну! Глупый, опасный шаг — ведь в случае неудачи Жубер может поплатиться за нее головой! Наверняка в Париже есть немало тех, кто с удовольствием воспользуется отсутствием консула, чтобы выдернуть из-под него пьедестал, на который он так недавно вознёсся…

Но, так или иначе, жребий брошен: и консул Жубер, жалкая марионетка Сийеса, человек, которого я никогда не считал действительным лидером Франции, стал нашим открытым врагом. И теперь его войска, расквартированные в Баварии, угрожали не только Северо-Германскому Союзу, но и мне лично. А значит, возвращение в Россию стало вопросом жизни и смерти…

Французы заняли Баварию еще во время последнее войны с Веной, и теперь они отрезали мне и всей нашей делегации путь к возвращению домой. А оставаться в Швейцарии тоже было нельзя: французская Савойская армия со дня на день могла начать вторжение в страну.

Мы собрались в моих покоях — я, Михаил Илларионович Кутузов, князь Волконский и Михаил Сперанский. Карта Европы лежала перед нами, испещрённая линиями маршрутов и отметками вражеских сил. Кутузов, как всегда, был спокоен и расчётлив. Его голос, низкий и уверенный, раздавался в тишине темного, освещенного лишь парой свечей кабинета:

— Александр Павлович, путь через Баварию чрезвычайно опасен. Французы занимают все крупные населенные пункты и основные дороги, включая Аугсбург и Ульм; их силы, по нашим сведениям, достигают тут семидесяти шести тысяч солдат.

Сперанский, стоявший у окна, обернулся. Его лицо, обычно выражающее глубокую сосредоточенность, теперь было омрачено тревогой.

— Александр Павлович, возможно, нам следует воспользоваться дорогою на Иннсбрук? — осторожно спросил он.

Все замолчали, и в следующий момент я понял, что взоры присутствующих обращены на меня. Ехать в Иннсбрук — это выбор между Сциллой и Харибдой: город Иннсбрук — это Австрия. Там я окажусь во власти императора Франца, человека, которого совсем недавно я невольно лишил короны Священной Римской Империи, от всей души теперь ненавидящего меня. Так что неизвестно еще, что лучше — оказаться в плену у французов (война между Россией и Францией, кстати, пока еще не объявлена), или же превратиться в «почетного гостя» дворца Шёнбрунн. Причем, если сквозь французские кордоны мы еще можем прорваться, то на австрийской территории у нас не будет решительно никакой возможности спастись…

— Как вы оцениваете шансы пройти германскими землями, Михаил Илларионович? — произнёс я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Кутузов приложил ладони к лицу, потёр мясистые губы.

— Александр Павлович, сейчас, в начале зимы, французы стоят на «широких квартирах», и не готовы к боям. Льщу себе надеждою, что ежели мы двинемся быстро и с небольшим подвижным конвоем, у нас есть шанс прорваться. Очевидно одно — чем ранее мы это сделаем, тем лучше. Надобно ехать теперь, пока нас не ждут!

Пётр Волконский с сомнением покачал головой.

— Но что, если они уже знают о наших намерениях и маршруте? — спросил он. — Консул Жубер далеко не глуп! Наверняка он прекраснейше понимает, что возвращение в Россию Вашего Императорского Величества может резко изменить ход войны. Что, если он уже дал своим войскам необходимые распоряжения, дабы не допустить этого?

Я вздохнул, ощущая тяжесть ответственности на своих плечах. Мысль о том, что моя жена, моя семья окажутся в опасности, терзала меня. Но другого выбора не было. Оставаться в Цюрихе значило стать заложником обстоятельств. Что же, «платить за разбитые горшки» предстоит мне — никто за государя императора ничего не решит.

— Мы двинемся на рассвете, — наконец, твёрдо произнёс я. — Возьмём с собой драгун, казаков и конных офицеров. Будем прорываться с боем, если понадобится. У нас будет одна карета с женщинами и детьми; я буду верхом. Сотня казаков пойдёт вперед, разведуя путь; драгуны будут держаться вместе и прорывать возможные кордоны и засады. Если надо будет, свернем с дороги и пойдём полями. Едем сейчас, на рассвете. Думаю, французские воска еще не получили никакого приказа на наш счет. Мы сами узнали о войне по голубиной почте; значит, во французской армии об этом станет известно не ранее чем через два дня. Полагаю, у нас есть прекрасные шансы уйти!

Решение было принято и все бросились готовить отъезд: проверять лошадей, собирать вещи, оповещать конвойные войска. Осталось оповестить жену. Наташа, услышав моё решение, лишь кивнула. Её глаза, обычно такие яркие и полные жизни, теперь были полны решимости.; она прекрасно понимала всю опасность нашего положения, знала, что путь будет опасным, но ни словом не упрекнула меня. А вот я не переставая винил себя: попался, как налим в мережу! Чудовищный призрак Прутской катастрофы, в которую вляпался в свое время Пётр Великий, витал передо моим мысленным взором все время, пока мы собирались в путь.

Наконец мы выступили. Туманное утро в Цюрихе встретило нас холодным дыханием зимы. Город, обычно такой спокойный и умиротворённый, теперь казался застывшим в ожидании. В этот ранний час на улице не было ни души, однако в воздухе витало тяжелое, гнетущее душу напряжение; сама природа будто бы чувствовала, что мир, который я с таким тщанием пытался построить, трещал теперь по швам.

Как мы и планировали ранее, казаки под командою есаула Васильченкова ушли вперед, на разведку; я возглавил наш маленький отряд из кареты, в которой ехало мое семейство, шедшими верхом офицерами и чиновниками, и эскадрона нижегородских драгун под командованием капитана Талызина. Михаил Илларионович ехал в карете вместе с моей супругой, мадам Гесслер и кормилицей Катенькой, остальные шли верхом. Волконский, ехавший впереди с несколькими драгунами, бесцеремонно сворачивал с пути все попадающиеся повозки и экипажи — сейчас было не до политесов.

Прекрасные орловские лошади быстро влекли императорскую карету, и уже через час мы были в городке Винтертур. Здесь нам встретились первые местные жители, сквозь серое промозглое утро спешившие по своим делам. Иван Талызин, отвечавший за связь с казаками, тотчас же доложил: