Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 1

Благословенный. Книга 6

Глава 1

Наступивший новый, 1800-й от Рождества Христова год сильно отличался от предыдущих, чему лично я был несказанно рад. Все последние годы под новогодние праздники вечно происходило что-то экстраординарное: чего стоила одна только случившаяся в прошлом году попытка свержения императора! Но этот, первый год нового века, Санкт-Петербург встречал совсем в ином, небывалом ранее настроении.

Громкая (да что там скромничать — просто оглушительная!) победа над Пруссией выделялась значением и размахом даже на фоне грандиозных свершений екатерининских времён. Ларга, Кагул, Измаил — это всё, конечно, здорово, но надо признать: такие противники как турки, всё-таки несравнимы с первоклассным европейским противником. Победа над Персией была, конечно, отмечена петербургским светом; в салонах вовсю толковали о взятии Тегерана, о сказочных сокровищах из шахских дворцов и гигантской контрибуции, полученной в результате этого похода. Однако, с другой стороны — а когда русские терпели от персов поражение? Все давно привыкли, что эти гордые сыны Востока — всего лишь дикие азиаты, не имеющие шансов в бою против европейского типа армии.

А вот пруссаки — это совсем иное.

Со времён Фридриха Великого авторитет прусской армии стоял на чрезвычайно большой высоте. В Семилетней войне они нанесли тяжелейшие поражения и австрийцам, и французам; да и русской армии с ними тоже пришлось нелегко. Благодаря мощи вооружённых сил небольшая и небогатая Пруссия стояла в одном ряду с такими монстрами, как Австрия и Франция, доминируя в центральной Европе. Прусская армия безусловно считалась великолепным боевым механизмом, поэтому тот разгром, что устроили ей Суворов, Костюшко и Бонапарт, оказался для Европы настоящим шоком. И ладно бы, речь шла об одном-двух поражениях в полевом сражении! Такое не раз случалось и с самим Фридрихом Великим: но каждый раз этот великий король поднимался после поражения, и вскоре был готов встретить врага со своей армией. Да, его полки были навербованы на английские деньги — но какое, в сущности, это имеет значение? Важен результат!

Но нет, в этот раз всё было по-другому. Сегодня речь шла о грандиозном падении самой прусской государственности: вся территория страны была полностью занята русскими и польским войсками, королевская семья бежала в Ганновер, а многочисленные прусские крепости сдались победителю, не оказав сколько-нибудь внятного сопротивления. Вышколенный прусский чиновничий аппарат теперь служил оккупационной администрации, а десятки тысяч прусских солдат сложили оружие и находились теперь в специальных лагерях; всё их вооружение и снаряжение досталось победителю. Всё это было так восхитительно, так непривычно, что в модных петербургских салонах царила триумфальная атмосфера и обсуждалисьсамые невероятные предположения.

И салон княгини Голицыной не был исключением.

Перед самыми новогодними празднествами княжеская чета совершила почти невозможное: благодаря связям в дворцовом ведомстве Голицыны смогли провести себе в особняк на Малой Морской электрические провода, запитанные от генератора, вращавшегося паровой машиной в Адмиралтействе. Михаил Михайлович и Анна Александровна заранее предвкушали изумление своих гостей, встретивших в частном доме модное электрическое освещение, до сих пор встречавшееся публике лишь на праздниках в Зимнем дворце. Но, увы, супругов ожидало самое жестокое разочарование: едва взглянув на раскалённые дуговые лампы, яростно бросавшие ослепительные снопы света на рефлекторы, спешно закреплённые под потолком княжеской залы, визитёры, все, как один, бросались обсуждать текущие политические события.

— Вы слышали? Королевская династия Гогенцоллернов низложена! — с круглыми от изумления глазами возмущался князь Шаховской. — Это неслыханно, невероятно! Наш император в данном случае поступает точно также, как и безбожные французские якобинцы!

— Более того! По последним сведениям, император собирается совершенно уничтожить эту державу, разъединив Пруссию на части и создав вместо королевства несколько княжеств! — подтвердил статский советник Штейн, в пылу беседы совершенно забывший про свои карты.

— Бедная, бедная Пруссия! — послышались отовсюду сочувственные голоса.

— Право же, я не понимаю — зачем уничтожая Пруссию, возрождать Польшу? — возмущался Николай Муравьёв. — Виды правительства были бы ясны нам, если бы оно последовательно дробило соседние нам державы на малые части; а между тем, глядя на всё это, ей-Богу, иной раз кажется, что правая рука не ведает, что делает левая!

— Ах, оставьте! Император победил в невероятном, изумительном походе. Надо признать, что этот Бонапарте — очень толковый полководец! — резонно заметил граф Строганов.

— Ах, оставьте! — возразил Николай Николаевич, последнее время ставший записным патриотом российских кадров. — Он нипочём не разбил бы принца Брауншвейгского, если бы не своевременное вспомоществование от Александра Васильевича Суворова, так удачно успевшего на поле боя!

— Как знать! — не согласился барон Эртель. — До того он в дым разгромил принца Гогенлоэ, спасая этих польских каналий… А если вспомнить его Персидский поход то надо признать, господа — выбор императора чрезвычайно удачен!

— Чёрт побери! — не унимался Муравьёв. — Всё это замечательно, но он — корсиканец! Как будто бы у нас нет русских полководцев! Да, тот же Каменский, к примеру — чем плох? С такими прекрасными войсками, что вверил ему император, любой бы справился ничуть не хуже этого безродного эмигранта! А как его семейка себя ведёт? Никакого уважения к аристократическим фамилиям!

— Увы, друг мой, — печально вздохнула хозяйка салона. — Теперь нигде нет уважения к аристократии…. Слыханное ли дело — граф Ливен, несмотря на древность фамилии, сидит в остроге вместе с прочими колодниками! А молодой Рибопьер, — вы должны помнить его, такой галантный, воспитанный юноша — так и пропал без вести в ту несчастную ночь, когда…

— Душа моя, умоляю, остановись! — вдруг прервал супругу Михаил Михайлович. — Говорят, в нынешние времена и стены имеют уши!

Все на мгновение скорбно замолчали.

— Слышали, какую контрибуцию наложили на прусские земли? — решил сменить тему граф Строганов. — Восемьдесят миллионов талеров! Восемьдесят! А ведь платить ее будут лишь те земли, что считались прусскими до 1772 года! Остальные территории вернут Польше! Да, и еще двадцать миллионов, как говорят, должна будет заплатить Саксония. Представляете? Двадцать миллионов! Да это княжество всё целиком столько не стоит!

Поахав и посудачив над этой немыслимой суммой, гости естественным путём перешли от обсуждения государственных средств к частным. Плохо еще понимая, что происходит вокруг, изумлённые «светские люди» могли лишь наблюдать, как рядом с ними то один то другой человек вдруг подхватывался тем, что в будущем назовут «социальным лифтом», а в то время именовали «случаем», и возносился вдруг на недосягаемую высоту. Конечно, такое бывало и раньше, при матушке Екатерине; но если тогда выражение «попасть в случай» означало вполне конкретное и по-человечески понятное событие, то теперь происходило нечто совершенно невообразимое: мелкие дворяне, вышедшие в отставку поручиками и корнетами, вдруг открывали торговые или промышленные заведения и становились миллионщиками!

— Слышали историю Овсянникова? Два года назад поручиком вышел в отставку по ранению. Чем-то приглянулся и попал на приём князя Николая Петровича Румянцева, бывшего тогда статс-секретарём у императора Александра, а ныне назначенного министром по коммерческой части. Ну и что же: его всему обучили, дали рекомендацию, по которой купцы ссудили деньгами, и вот: у Овсянникова теперь целая фабрика, выпускающая «пузеля». Давно ли был без гроша, и вот — встретил намедни на Невском в карете, запряженной четвёркой! Говорит, «процветаю».Паровую махину поставил, очень доволен; на вторую теперь копит.