Лейтенант империи. Часть вторая (СИ) - Четвертнов Александр - Страница 34

Более того, подозреваю, он в этом замешан. Без понятия как, но такое ощущение, что он не столько по указу Михаила Владимировича оберегает нас с Лирой, сколько из соображений совести.

Хах. Совесть и Меньшов — мне самому смешно от таких выводов, но не могу от них отделаться. Почему-то кажется, что причина где-то в этой стороне, но пока она мне не известна. Так что, будем копать.

Кстати, Лира моё возмущение, хоть и поддержала, но не приняла. К запрету она отнеслась философски. Прижалась, обняла меня и сказала:

— Главное, мы рядом, и можем проводить тихие дни вместе, а остальное — вопрос времени.

Любимая как в воду глядела.

Да и предсказание Меньшова сбылось.

Орден залёг на дно. Местные аристократы отстали от Лиры с предложениями руки, и сердца. Отстали они и от меня с вызовами на дуэль, и моя жизнь на пару месяцев вернулась в «привычную» колею кадетской жизни.

Хех. В «привычную». Отвык я от неё. Первый курс, казалось, закончен давно, а привычной стала совсем другая жизнь.

Насыщенное схватками лето внесло коррективы в картину мира и мои личные предпочтения. Теперь лекции стали скучными и пресными, а работа со старыми делами в офисе СБФ превратилась, в мутную трясину. Спасали положение только: прыжки с орбиты, тактическая практика и тренировки у Мангуста.

— Туров, ты в сортир хочешь или шар огненный создаешь⁈

Окрик Воислава Доброславовича сбил концентрацию. Рука дрогнула, и пламя зажигалки погасло.

— Никак нет, Ваше высокоблагородие! — рявкнул я и незаметно для него потряс ладонью: на пальцах зудели ожоги от раскалённого металла.

— Что именно нет, Туров? — Мангуст подошёл ко мне и, проводив взглядом моё движения (блин), рявкнул: — упор лёжа, сто отжиманий.

— Есть! — я вытянулся по струнке и, под сочувственные взгляды моих бойцов отправился в угол зала.

Там я встал над специальным турником. Взялся за вбитую в пол трубу, которую Мангуст подключил к генератору тепла, и, стиснув зубы, стал отжиматься.

— С прихлопом Туров! — скомандовал Мангуст, — не то руки до костей сожжешь.

Прижаться. Толкнуться. Хлопнуть. Прижаться. Толкнуться. Хлопнуть.

Момент прихлопа, как подарок судьбы. Счастливое мгновение, когда ладони не горят от боли.

И так сто раз.

— Двести, Туров! — Мангуст встал рядом и следил за упражнением. — Триста. Пятьсот.

Да ёпт!

— Что, больно? Устал? — процедил Воислав Доброславович, и махнул в сторону моих бойцов, — хочешь к ним?

Ребята отрабатывали прихваты локальных щитов. Учились их пробивать. Легкотня, и никаких ожогов.

— Никак нет, — бросил я, на миг разомкнув зубы.

— А то смотри, — оскалился Мангуст, — хоть за тебя и договорились, но ты можешь плюнуть на все эти врачебные заморочки. — Он посмотрел на Лизу, тихо сидящую в уголке, и добавил: — кому нужна эта сила за сорок? Зачем эти техники? Лучше стать профи в одном направлении. Так?

— Никак нет, Ваше высокоблагородие! — рявкнул я на подъёме. — Мне нужна!

— Тогда семьсот отжиманий, Туров, — хмыкнул Мангуст, — и потом снова к зажигалке.

— Есть!

Мангуст ушёл, а я продолжил пыхтеть над трубой. Привычное дело. Привычный диалог. За последний месяц он повторялся каждый день.

Вниз.

Вверх.

Хлопок.

Вниз.

Вверх.

Хлопок.

Плечи начинают ныть. Тянет в грудных мышцах. Глаза заливает потом.

Вниз.

Вверх.

Хлопок.

Вниз.

Вверх.

Хлопок.

Глаза зажмурены. Руки привычно забиваются. Наливаются свинцом. Начинают дрожать. Форма, хоть выжимай, и противно липнет к телу. Раздражает кожу.

Ввниз.

Ввввверх.

Ххлоппок.

Вввниз.

Ввввверх.

Ххллооооппок.

Зубы стиснуты. Тело прекращает слушаться. Спина, словно деревянная и одновременно из холодца. Горбится. Прогибается. Извивается, как змея.

Вввнииисс.

Вввверхх.

Нннииисс.

Ееррххх.

Иииииссссс.

ЕееррРРРРРх…. Всё!

Семьсот!

Я рухнул в сторону от трубы. Тело отказало. Вообще не чувствую, только ладони горят от боли. Последнюю сотню отжиманий делал без хлопков: сжёг их к хренам — здравствуй капсула регенерации.

Но это позже, а сейчас вссстать! К барРРьеру!

Ноги подгибались. Спина не держала. Голова всё норовила свалиться на грудь. Я подошёл к зажигалке и понял, что не смогу даже наклониться за ней. Тупо не выпрямлюсь после.

Бросил взгляд в сторону, туда, где шумели ближе всего, и словил дежавю. Пруха катал Феймахера по полу. Хирш улыбался, вскакивал на ноги, выставлял локальный щит и снова падал, когда Байрачный проводил бросок.

— Прух, — прохрипел я и старший матрос тут же оказался рядом со мной, будто специально ждал призыва. — Дай прикурить.

Ясные мысли из моей головы с трудом пробивались через пересохшее горло. Хрипы и сипы мешали нормально говорить, челюсть свело, но нельзя отвлекаться. Даже на попить. Время просветления дорого.

Пруха подхватил зажигалку. Чиркнул и над ней заплясало пламя.

— Туров, лови! — раздался сзади крик Мангуста и мой затылок обдало жаром.

Оборачивался я медленно. Сначала левую ногу отставил в сторону. Перенёс на неё вес тела. Затем двинул правую. Меня качнуло. Пруха дёрнулся помочь, подхватить за плечи, но я одними глазами показал ему — не надо.

Тело, казалось, со скрипом поворачивалось за ногами. Сквозь зубы вырвался сип дыхания. В боку кольнуло. Живот свело судорогой. Но я справился. Развернулся за целую минуту, и замер перед огненным щитом. Щитом, в который Мангуст уже выпустил три огненных шара.

Все три в нём и растворились.

— Атакуй! — закричал Воислав Доброславович с другого конца зала, а мои бойцы прекратили тренировку и с интересом уставились на нас.

Убрал щит. Подхватил исчезающие искры и, раздув их до крупных снежков, метнул в тренера. Только один оставил, чтобы от него «прикуривать» техники.

Лесников поймал шары голой рукой. Погасил их и крикнул:

— Ещё! Злее! Что, как девочка метаешь!

Пять шаров. Ещё пять.

— Больше огня, Туров, больше жара! На этих даже яйца не пожарить!

Я думал, что вспотел? Нет, вспотел я сейчас. Ощущение, что последние микрокапли жира растаяли. Потекло так, что, боюсь, анализ тела покажет состав воды в один процент.

Огненный снежок резко раздулся до размеров футбольного мяча. Опалил мне лицо. Запахло жжёным волосом. Но я не отшатнулся. Остался стоять, как стоял.

Запах остался со мной, а шар полетел в Лесникова. Один, второй, третий — мой максимум, как по размеру, так и по скорости с количеством.

— Пошла потеха! — Мангуст встретил шары локальным щитом и, когда они разлетелись на тысячи искр, рассмеялся, и крикнул: — всё? Выдохся? Хреновый из тебя морпех, Туров. Думаю, умей ты это раньше, толстожопы из гвардии всё равно бы тебя одолели! Слабак!

То, что у него пунктик по видео наших схваток я знал и раньше. Ребята говорили, что он злится, и на первом занятии, после возвращения, я долго объяснял, почему так вышло. Признаться, думал, он простил. Как оказалось, нет. Он постоянно припоминал мне тот спарринг.

Вроде ничего страшного. Ну, зубоскалит. Подумаешь. Но сегодня чаша терпения переполнилась.

После ареста и дуэлей я стал остро реагировать на любую напраслину. На любое лукавство. Да, что на лукавство, на откровенное враньё! Но самое старшное — приступы боевой ярости приходили неожиданно и я не всегда успевал с ними совладать.

Тот спарринг я мог легко выиграть, будь у меня силы. Зря он это отрицает. Зря давит на эту мозоль. Сегодня он перегнул палку.

Захотелось сделать ему больно. Достать его сквозь щиты, но около меня больше не было огня. Зато искры от шаров разлетались вокруг Лесникова.

Взгляд зацепился за них. Воля толкнула ауру вперёд.

Сила потекла от меня к затухающим молекулам. Дала тепла. Раздула пламя.

Принцип! Всё дело в принципе! Что такое огонь? Это процесс. Высвобождение энергии.

Что горит? Дерево, бумага. А что плавится? Пластик, воск….