Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь - Страница 20

Но это в любой момент могло измениться, и мне это очень не нравилось.

[1] Может, этот анекдот появился и раньше, но я сомневаюсь. Роман «Отягощенные злом, или сорок лет спустя» Стругацкие написали уже в 1980-е, и там был такой эпизод:

«Рассказывают, что когда товарищу Сталину демонстрировали только что отснятый фильм 'Незабываемый 1919-й», атмосфера в просмотровом зале с каждой минутой становилась все более напряженной. На экране товарищ Сталин неторопливо переходил из одной исторической ситуации в другую, одаряя революцию единственно верными решениями, и тут же суетился Владимир Ильич, то и дело озабоченно произносящий: «По этому поводу вам надо посоветоваться с товарищем Сталиным», — все было путем, но лицо Вождя, сидевшего по обыкновению в заднем ряду с погашенной трубкой, порождало у присутствующих все более тревожные предчувствия. И когда фильм окончился, товарищ Сталин с трудом поднялся и, ни на кого не глядя, произнес с напором: «Нэ так всо это было. Савсэм нэ так».

Фильм, впрочем, прошел по экранам страны с обычным успехом и получил все полагающиеся премии'.

[2] Актриса Людмила Целиковская, женщина странной судьбы, гражданская жена Любимова с начала 1960-х и до 1976 года. Считается, что именно она предложила ему поставить спектакль «Добрый человек из Сезуана» со студентами Щукинского училища, а потом пробила выделение под эту труппу (и под самого Любимова) находившегося в раздрае Московского театра драмы и комедии. Также считается, что именно Целиковская была генератором идей на протяжении первых 10 лет существования Таганки, и что она прикрывала своего супруга от слишком пристальных взглядов компетентных органов. В середине 70-х Любимов нашел жену помоложе — венгерскую журналистку Каталин Кунц, с которой окончательно встал на рельсы антисоветчины, что и привело его к лишению гражданства СССР в 1984 году.

Глава 7

«Ветер случайных удач»

Петь Татьяна умела, но умение это было относительным — их чему-то учили в институте, но на профессиональную певицу она не тянула. И петь ей не нравилось — только танцевать, чему она могла отдаваться самозабвенно и в любой обстановке. Поэтому моя мысль о каком-нибудь подходящем дуэте на написанную в будущем песню была забракована и отложена в дальний угол. Туда же я засунул и идею снять что-то типа музыкального клипа — на это нужны были силы и таланты, которых у меня не было, а привлекать посторонних мне пока не хотелось. Хотя знакомые, которые смогли бы лет на двадцать или тридцать опередить своё время, у меня имелись.

Но пока я работал только с Савой.

— Видел, что они сделали со «Сказкой»? Я уж доказывал Льву Тарасовичу, что в таком виде не нужно, но он уперся… Извини, но я так ничего и не смог ему доказать…

Мой приятель последний раз звонил мне в начале июня, ещё в Сумы, а потом у нас ушло некоторое время, чтобы навести мосты после моего спешного переезда в Москву. Ну и разговор у нас начался с диктатуры Дутковского, который переделал принесенную Савой песню в духе других псведонародных напевов, которыми славилась «Смеричка».

— Сав, а тебе не всё равно? — лениво отозвался я. — Ты же автором остался?

— Остался, — грустно ответил он. — А толку?

— Деньги тебе уже начали перечислять?

— Что-то накапало…

— И накапает ещё больше, — убежденно сказал я. — К концу месяца притащи ему «Траву у дома», и пусть корежит её, как ему будет угодно. Даже не вмешивайся. Тебе сейчас в составе надо закрепиться, а всё остальное — неважно совершенно. Вообще помнишь лозунг, который висел у нас на артучилище?

— «Наша цель — коммунизм»?

— Он самый, — подтвердил я. — Вот у тебя сейчас цель — чтобы тебя из «Смерички» не выгнали. А если будешь спорить — выгонят. Поэтому смотри на этого Льва Тарасовича с обожанием и постоянно хвали все его решения. Даже помогай продвигать их в жизнь. Тогда ты будешь молодец и незаменимый член коллектива. Ну а дальше — то, что я тебе уже говорил. Миньон на «Мелодии» через пару лет и гигант там же ещё через годик. Поскрипи зубами это время, ты молодой, зубов должно хватить.

— Скажешь тоже… Ко мне, кстати, Инга переехала, — похвалился Сава. — Перевелась в Киев.

— Молодцы, — похвалил я их предприимчивость. — Вот ради неё и действуй — учи репертуар группы, с Дитковским не спорь. Всё понял? А я пока подумаю, что ему следующее скормить.

Я положил трубку и задумался. В принципе, у меня был список из примерно двадцати песен, которые вполне могли подойти «Смеричке» для взлета на всесоюзный уровень. Правда, их худрук явно был повернутым на украинстве товарищем, поэтому был велик шанс, что всё, что отдаст ему Сава, он переведет на украинский и превратит в народные баллады. Впрочем, я понимал, что это не слишком важно. Отдавать другие шедевры уровня «Сказки» или «Травы» можно и погодить, а в том же списке имелись песни, которые вполне подойдут для 1972 года и которые не жалко. Штук пять Саве хватит до конца года, а там — если у меня всё будет нормально — можно и подумать о том, чтобы перетащить его в Москву. Какой-нибудь Стас Намин будет счастлив заполучить к себе плодовитого и талантливого автора.

Ну а я пока могу уделить время моим любимым диссидентам.

* * *

В среду мои начальники совместными усилиями родили состав группы, которая должна была заниматься делом Якира и пока что находящегося на свободе Красина. Красин, кстати, не просто так вернулся из своей деревни под Красноярском — ему изменили место ссылки, и теперь он обитал во вполне цивилизованном Калинине — 150 километров от Москвы, не так уж и далеко, можно на электричке доехать часа за три. Правда, ссылка не подразумевала свободного передвижения, но, видимо, у гражданина Красина имелись веские причины заскочить на огонек к своему приятелю Якиру, а калининская милиция проспала подопечного.

С группой никаких неожиданностей не было. Несколько следователей, пригоршня оперативников — и я в качестве вишенки на торте. Из новых подчиненных я знал лишь некоторых, с остальными пересекался редко. Но меня порадовало, что в группу попал и Анатолий Трофимов — тот самый следователь, который в знакомой мне истории вел дело «моего» Орехова, дорос до больших чинов, засветился в нескольких интересных делах уже свободной России и был застрелен из-за каких-то мутных бизнесовых разборок. Пока что он только прицеливался к месту начальника следственного отдела, и это дело должно было серьезно помочь его карьерным устремлениям. [1]

Скорее всего, одна половина группы стучала Алидину, вторая — напрямую Бобкову, а кто-то, наверное, был двойным или даже тройным агентом. Я чувствовал себя чужим на этом празднике жизни — стучать мне было некому. Вообще ситуация с группой оказалась чуть интересней той картины, которую я мысленно нарисовал при первом ознакомлении с приказом Андропова. Курировал работу группы полковник Денисов, который всё ещё числился моим непосредственным начальником; официального статуса у Бобкова, Алидина и прочих небожителей не было, но, думаю, у них имелось право периодически дергать меня, чтобы узнавать какие-то новости мимо цепочки стукачей. В общем, дело обещало быть интересным на различные непредвиденные ситуации. И я всё ещё сомневался, что мне позволят потрошить Якира по полной программе.