Молниеносный (СИ) - Дубов Дмитрий - Страница 39

Поэтому я добровольно последовал в камеру и даже позволил нацепить на себя наручники, которые блокировали магию. Судя по тому, что допрашивать меня никто не торопился, сначала инквизиторы решили опросить рубежников, а меня оставили напоследок.

Как же всё не вовремя! Я-то рассчитывал по-быстрому передохнуть и снова отправиться в Каньон. Чтоб этому Даниле какой-нибудь демон глотку перегрыз!

Злость так и бурлила во мне, а выхода для неё не было. Я несколько раз ударил скованными руками по стене до боли. Не то чтобы у меня и без того не болело тело после неудачного спуска и попытки разобрать завал, но та боль была тупой, ноющей. Нужно было что-то посильнее.

Мне требовалось выместить накопившуюся ярость. Я даже подумал, что меня может разорвать от распирающих изнутри эмоций. Снова и снова я бил стену, пока чувства не притупились.

И только потом я вспомнил слова Вольта о том, что именно его присутствие удерживает меня от безумия, которое неизбежно наступит после потока воспоминаний о прошлых жизнях. А что, если в Каньоне я инстинктивно применил что-то из арсенала своих прошлых воплощений? Это вполне возможно — ситуация требовала мгновенных реакций.

Я сел на холодный пол и попытался изобразить шаолиньского монаха, но поза лотоса явно не была моим коньком. Скорее уж я напоминал новичка на занятиях йогой, которого заставляют скручиваться в разных вариациях. Да и плевать, как я выгляжу. Главное — сосредоточиться и разобраться в том, что со мной происходит.

Да, я не мастер медитаций, учебников по магии мне не выдали, в волшебную школу не приняли и о магии я знаю только то, что она есть. Но такие мелочи меня не смущали. Разберусь, не совсем уж я глупый.

Для начала я решил найти свой магический источник. Мысленно конечно же. Закрыв глаза, я попытался вспомнить то тепло, которое разливалось от груди к пальцам. Тогда в Каньоне это было легко, а сейчас мне понадобилось чуть больше времени. Хотя куда мне спешить?

Вскоре в груди возникло давящее ощущение, словно меня сдавил стальной обруч. Вместо тепла я ощутил жар, который грозил вскипятить меня изнутри. Похожее я испытывал во время битвы с демонами под Занадворовкой — тогда я тоже буквально горел и рвался в бой. Значит, эти ощущения связаны…

Не успел я додумать эту мысль, как вдруг перестал ощущать своё тело. Меня будто засасывало куда-то далеко-далеко, в вязкое непонятное нечто, но мне нравилось то, что я чувствовал: моя связь с магией усиливалась. Наручники никак не препятствовали моему погружению.

А потом пришли воспоминания. Обрывками, смутными и нечёткими образами. Я видел себя в разных телах, в разных мирах, в каждом из которых моя жизнь так или иначе пересекалась с электричеством. Я управлял молниями, держал в руках нити напряжения, перемещался по проводам силой мысли, двигался со скоростью тока — всё это было частью моей памяти.

И каждое такое воспоминание отзывалось во мне физически. Я ощущал, как энергия течёт по моим венам, расширяя и укрепляя энергетические каналы. Это было похоже на то, как будто в моём теле прокладываются новые дороги, по которым свободно циркулирует магическая сила.

Чем глубже я погружался в воспоминания, тем сильнее становился. Я мог почувствовать пульсацию энергии в каждой клеточке своего тела. Это было похоже на сердцебиение, только гораздо более мощное. Почему-то я был уверен, что смогу направить эту энергию на усиление своих физических и магических способностей.

Но не сейчас, а когда моё тело будет к этому готово. Сейчас же я был лишь проводником энергии между моими прошлыми воплощениями и нынешним. Слабое тело князя Громова попросту разорвёт, если его наполнить всей той энергией, которой я когда-то владел.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я смог снова открыть глаза. Мир вокруг меня был размытым и нечётким, как будто я смотрел сквозь толстый слой воды. Постепенно фокус зрения начал возвращаться, и я увидел, что нахожусь всё в той же камере изолятора.

Я попытался подняться, но тело отказывалось слушаться. Ощущение слабости было таким сильным, что я едва мог пошевелить пальцами, мышцы ныли от напряжения, голова гудела. С трудом подняв руки, потрогал лоб — он был горячим и влажным от пота. Сердце колотилось как бешеное, всё тело болело. Я чувствовал себя так, будто меня пережевал и выплюнул огромный монстр.

Пришлось снова закрыть глаза и попытаться успокоиться. Я дышал медленно и глубоко, постепенно возвращая контроль над своим телом и разумом. Воздух был тяжёлым, пропитанным сыростью и запахом камня, но я продолжал делать дыхательную гимнастику. Постепенно боль начала стихать, и я почувствовал себя лучше.

Я открыл глаза, посмотрел на свои руки, покрытые бурыми разводами, и вспомнил, как во время «медитации» у меня текла кровь из носа. Всё-таки перенапрягся. Хотя я в любом случае не мог контролировать этот процесс. Пока что. Со временем такие погружения будут даваться легче — я был в этом уверен.

Тусклый свет единственной лампочки слепил глаза, и мне пришлось прикрыть их скованными руками. Через какое-то время стало полегче, и я огляделся. Камера была маленькой, стенами служили гладкие каменные плиты. У левой стены стояла железная койка, приваренная к полу. Где-то совсем рядом с потолка капала вода.

На правой стене было маленькое окошко, затянутое металлической решёткой, через которое проникал едва заметный луч света от прожектора. Я встал и подошёл к окну, пытаясь разглядеть что-нибудь за ним, но на улице было слишком темно.

Пришлось сесть на жёсткую кровать и задуматься о том, что делать дальше. Данила до сих пор не явился, но это лишь вопрос времени — так просто он от меня не отстанет, особенно после тех обвинений, которые предъявил. Одного я не мог понять: чего он ко мне прицепился?

Я услышал лязганье ключа в замке и усмехнулся. Явился, гадёныш, стоило только о нём вспомнить. К моему удивлению, на пороге распахнувшейся двери стоял не инквизитор, а командир отряда «Громобой» Андрей Левин.

— Ну что, арестант, ужинать будем? — полувопросительно сказал он, протягивая мне поднос с едой. — Хотя это уже завтрак, наверное.

— Спасибо! — поблагодарил я его и накинулся на еду с такой жадностью, что сам себе удивился. Даже не думал, что так проголодался. Похоже, я потратил уйму энергии на свою «медитацию».

— Вот это аппетит! — удивился Левин, глядя на то, как я заглатываю жаркое почти не жуя. — Слышал я, что вы в рейд даже сухпаёк не стали брать, но чтобы настолько оголодать…

— Что там с рубежниками? — спросил я с набитым ртом. — И с Пожарским.

— Дела плохи, — Левин покачал головой. — Пожарский получил рану во время нападения на базу, и в кровь попала слюна демонов. Лекарь промыл рану, но видимо не до конца.

— Слюна демонов ядовита? — уточнил я, отрывая зубами кусок ещё тёплой лепёшки.

— Не у всех, только у демонов третьего разряда, — просветил меня командир «Громобоев». — Понятия не имею, где комендант мог на них наткнуться. Вояки говорят, что среди нападавших были только первые и вторые разряды.

— А зелье? У инквизиторов же есть мензурки с дорогущим лечебным зельем, чего не дадут Пожарскому? — я доел остатки жаркого, подобрав соус лепёшкой и в два глотка осушил стакан с компотом.

— Инквизиторы утверждают, что оно закончилось, — Андрей поджал губы. — А к утру будто бы появится, настаивается оно у них или что-то такое.

— К утру, значит… — я задумался. Похоже, балахоны специально зажали лекарство, чтобы провернуть свои делишки, пока комендант не в состоянии следить за порядком. — А до утра сколько?

— Четыре часа осталось, — Левин забрал у меня поднос и шагнул к двери. — Назревает что-то нехорошее. Всё будто замерло в ожидании. Знаешь, такое чувство как перед грозой? Вот-вот грянет, а что — никто не знает.

— Подожди! — окликнул я Левина, когда тот уже взялся за ручку двери. — Что с рубежниками? Ты так и не ответил.

— Заперли их в соседней камере, — сказал Андрей, качнув головой. — Княжну опросили для вида и заперли вместе с отцом в лечебном крыле.