Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 11

— А может, у них и камнеметы есть? — по позвоночнику пробежал холодок. И правда, расслабился я, до сих пор считаю степняков обычными лучниками. Двести пятьдесят лет ведь прошло. И тут Боран меня добил.

— Да у кагана даже огненная снасть имеется, не то что камнеметы, — сказал он. — Уже лет десять как. У болгар и города крепкие, и корабли делать научились, и железа с углем полно. Только одно название, что кочевой народ. Из них многие давно на землю сели, как наши авары. Они и не кочуют почти, только стада гоняют. Им селяне оброк платят, как у франков. Знать болгарская давно уже в железе воюет, не хуже клибанариев наших. А когда эти… из-за Итиля к ним пришли, там уж очень тесно стало. Кыпчаки с востока и хазары с юга давят. А что насчет камнеметов… Так ведь шила ведь в мешке не утаишь, паренек. Бегут порой грамотные людишки к великому кагану. Даже кромешники, сказывают, бегут. Золотом он нужных людей с головы до ног засыпает. Все тяжелее и тяжелее стало набеги отбивать…

М-да, — подумалось мне. — До чего же знакомо звучит. И кто же здешний люд такому научил? Прибил бы гада…

— А чего болгарский каган мадьяр не побил? — спросил я.

— Две орды по силе почти равны, — пожал плечами солдат. — Так купцы говорят. Болгары победить могут, да только ослабеют до того, что потом кыпчаки-куманы их голыми руками заберут. Каган Крум мудр. Он за хана Арпада дочь выдал, и теперь у него такое войско, какого ни у кого нет. Даже у императора нашего, да живет он вечно.

А за что же он тогда дань берет? — подумал я. — Все равно ведь нападения не останавливаются. Или он делает это специально, чтобы сточить орду пришельцев о наши замки? Тогда он и впрямь мудр. А если мадьяры прорвут Лимес? Тогда болгарский каган вообще в полном шоколаде. Он тут же двинет войска и разорит мирные земли чудовищным по масштабам набегом. Неповоротливые легионы ему в этом не помеха.

Через несколько дней причина непонятной суеты стала разъясняться. Земляная куча росла вверх, а сотни понурых мужиков с корзинами не останавливались ни на минуту до самой темноты. Они шли бесконечной цепочкой, словно муравьи. Видимо, мадьяры рассыпались частой сетью и пригнали сюда всех, кого смогли наловить по дороге. Зерно забрали, молодых девок ссильничали, а детишек и тех из баб, кто после воинской ласки ходить может, отправят на восток. Там их погрузят на корабли и продадут купцам. В Итиле — огромный рабский рынок, куда тащит полон Новгородский князь Ростислав и каган Крум, а князьки черемисов, мадьяры и башкиры с кыпчаками от них не отстают. В Итиле поселились купцы-иудеи, которых мусульмане выжили из Персии, и они наладили свой бизнес на новой земле. Через них шли рабы, пряности, ковры и кони. Они с каждым годом все больше и больше становятся важнейшей частью экономики Болгарского каганата. Вот интересно, стоило ли гнать хазар за Кавказ, если все повторяется снова. Купцы есть купцы, им все едино: хоть хазары, хоть булгары, хоть черт лысый… Да и не только иудеи там окопались. Немало той торговлей живет болгар и словен из местных. Рабы всегда нужны.

— Да что за дерьмо там происходит? — услышал я озадаченный голос княжича Мазовшанского, который появился вдруг рядом со мной и теперь вглядывался вдаль. Говорил он негромко, скорее бурчал себе под нос, но я его услышал.

— Разрешите обратиться! Насыпь строят, пан майор, — доложил я командиру.

Он обход делал два раза в день самолично. Мог и ночью заявиться, чтобы караул проверить.

— С нее камни полетят, — продолжил рапортовать я, — или шары с огненным зельем. Делают так, чтобы наши баллисты добить не смогли. А может, как римляне при Масаде, подведут насыпь к стене вместо осадной башни. Но это навряд ли, уж очень долго. Думаю, все же камнемет поставят…

Командир посмотрел на меня с таким видом, словно кирпич из стены вдруг заговорил, а потом, матерясь про себя, развернулся на пятках и почти что побежал вниз. Видимо, он почему-то расстроился, потому что больше в тот день я его не видел. А еще вокруг насыпи начали возводить настоящий частокол. Хлипкий, но для своих целей вполне пригодный. Чего в Карпатах без счета — так это леса и камней, и я все больше убеждался в своей правоте. Мадьяры построят какой-нибудь особенно здоровый камнемет, а частокол нужен, чтобы не дать его сжечь при внезапной вылазке. М-да… умеет хан Аба воевать, не ожидал…

— Бам-м!

Камни летели уже пятый день. Разобранный требушет подвезли на волах, а потом собрали на насыпи, которую к тому времени подняли выше нашей стены. Пленных хорватов погнали собирать камни и тесать в нужный размер, а я теперь слушал, как дрожит стена, в которую бьют огромные булыжники. Дело было скверное. Телеграфная башня моргала каждую ночь, а офицеры наши ходили скучные и невеселые. Видимо, пятый Молниеносный, стоявший во Вроцлаве, сюда прийти на выручку так и не соизволит. А даже если и соизволит, то займет это не один день. Пятый давно уже укомплектован как положено, а не пешими воинами в легкой броне, которые гоняются за словенами по лесам. Эта махина собираться будет пару недель, а потом только сюда пойдет… Да нас тут перебьют быстрее, чем они из лагеря выступят.

— Бам-м!

Перезарядка у этого монстра занимает минут тридцать, ну может, чуть меньше. А потом прилетает камень весом в центнер, который при удачном попадании сносит пару зубцов… или убивает спешащего на пост Борана, которому до дембеля оставалось полгода… Или просто бьет в стену, которая уже держится на честном слове. Всем примерно понятно, где будет пролом, и мы, надрывая жилы, делаем баррикаду, перегораживающую крепость почти пополам.

— Я, когда жалование получу, поеду в соседнее село и напьюсь, — решительно сказал Дуб, который вздрагивал после каждого удара.

— И я с тобой, — хмуро вторил ему Ерш, худощавый паренек, которого привели откуда-то из земель бодричей. Был он беловолос и голубоглаз, а взгляд мог сделать до того жалобный, что его старушки по дороге называли внучком и совали краюху хлеба. И он раньше с Дубом не дружил.

— Что думаете, парни, продержимся? — дрогнувшим голосом спросил Гуня, который острословом в последние дни быть перестал.

— Хотелось бы, — ответил Янош, который все так же напоминал взъерошенного воробья, который зачем-то надел на голову шлем.

Больше никто ничего говорить не стал, и парни сидели смурные как никогда. Что там болтают про упоение битвой? Про то, как настоящие воины рвутся в бой и жаждут смочить клинки во вражеской крови? Нет, не знаем, это не про нас. Страшно всем до ужаса. У нас по пять дюжин стрел на каждого, арбалет и пехотный тесак длиной полтора локтя. На башке — широкополый шлем-капеллина, на плечах длинная простеганная куртка. Мы сидели у северной стены, куда били пореже, и просто ждали. Судя по времени, очередной камень вот-вот прилетит, а мы уже приспособились к этому несложному ритму и начали шкурой чувствовать следующий залп.

— Бам-м!

Немалый кусок стены рухнул вниз, развалив дом, в котором жил наш пан майор. Мелочь, а приятно. Только вот стена стала на четверть ниже, а это не приятно ни разу. И даже лишение привычных удобств нашего отца-командира никак настроение не улучшило. Развязка приближалась.

Черт! — я вскочил, ослепленный внезапной мыслью.

Надо к княжичу Мазовшанскому напрямую идти, невзирая на то, что ротный и взводный меня потом в клочья разорвут. А, плевать! Хуже не будет. Если стену пробьют, пять тысяч мадьяр нас на ленты распустят.

— Пан майор! Разрешите обратиться! — вытянулся я перед княжичем, который спешил осмотреть пролом в стене.

— Говори, — хмуро поглядел он на меня, понимая, что я рискую шкурой, обойдя взводного и ротного.

— Прошу разрешения поехать в соседнюю весь, привезти свежего покойника!

— Спятил, солдат? — майор так удивился, что даже по зубам мне не съездил. Хороший знак, надо продолжать.

— Никак нет! Здоров! — отрапортовал я. — Там оспа сейчас. Привезти тело умершего, на куски порубить, а те куски в лагерь мадьяр забросить. Можно тряпье от больных взять, но свежий труп всяко лучше для этой цели подойдет. Мор в лагере через дней восемь-десять случится, Христом богом клянусь! Они степняки, далеко друг от друга живут, у них в кочевьях оспа — нечастый гость.