Письма героев (СИ) - Максимушкин Андрей Владимирович - Страница 28

— Да вот как-то не задумывался, по уставам положено оружие не терять, я и соблюдаю. Если честно, еще в молодости привык в диких местах с оружием даже в сортир ходить. Приходилось работать в Маньчжурии. Чудесные места, я Вам доложу, только народ местный еще чуднее. Не сразу и поймешь, мирный он арат али маньчжур, или хунхуз. Мне эти места уж больно Хинган напоминают. Тоже горы и местный народ диковатый.

— Ничего, привыкнете еще. Со временем пройдет. Хорошо, вспомнил: у нас только одна рота «шведы» получила, остальные саперы с трехлинейками ходят. Вам, Иван Дмитриевич, задача: запросите корпус, напомните, что нам надо весь батальон перевооружить, единообразия ради. Чтоб одним патроном всех снабжать.

— Позвоню сегодня, если связисты опять линию не порвали.

Последующие дни прошли достаточно спокойно. Ну как сказать, всякие мелкие происшествия в виде опрокинувшейся машины с пиломатериалами, раздавленной танком полевой кухни не считаем. Зато местные курды, пригнавшие на продажу отару овец, в радость. Тем более, офицеры батальона купили четырех барашков за свой счет и устроили праздник живота с верченым на углях и местным виноградным самогоном. Мероприятие благословил сам Никитин по принципу: если безобразие нельзя пресечь, его надо возглавить.

Радиостанция всегда служила неофициальным центром тяготения личного состава батальона. Машина с рацией дальней связи обычно стояла за штабной палаткой. В рубке постоянное дежурство. Мало того, что у радистов можно было узнать последние новости, послушать сводки, так начальник радиочасти фельдфебель Петерс, колоритный человек, успевший два года отучиться в Харьковском политехническом и вылететь за систематические прогулы, в свободное время включал через репродуктор музыку, радиопостановки, просветительские передачи центральных станций, добивавших через ретрансляторы до Закавказья и Турции, до затерянного в горах Персии батальона.

Неудивительно, свободные от службы нижние чины любили устраивать перекуры у радиомашины. Умельцы саперы с подветренной стороны соорудили стол из ящиков, скамейки, поставили защиту от ветра. Офицеры знали об этом «клубе радиослушателей», сами заглядывали послушать выпуск новостей с далекой родины или модную постановку в эфире. Впрочем, радисты провели кабель и повесили репродуктор прямо в штабе. Надо ли говорить, это только добавило популярности вотчине Никитина, его помощника и адъютантов.

Понедельник начался как обычный день. Утреннее построение, развод, хозяйственные работы. Особых дел то и нет, офицеры и унтера загружали людей порядка ради, чтоб без дела не шатались. Уже после развода большинство батальонных офицеров собралось в штабе на чай. Разговоры ни о чем, кто-то ударился в воспоминания. По радио читали роман господина Булгакова. Вдруг постановка прервалась чрезвычайным выпуском новостей.

Штабс-капитан Кравцов при первых словах диктора выкрутил громкость на максимум. Из репродуктора звучал искаженный помехами голос диктора. Британский флот и авиация нанесли удар по портам Норвегии. Высаживаются морские и воздушные десанты. Политическое руководство Германии уже выступило в поддержку маленькой нейтральной страны. Наш МИД готовит заявление.

— Доигрались! — процедил сквозь зубы комбат, когда выпуск новостей сменился записью оперы.

На следующий день рано утром батальон подняли по тревоге. Пришел приказ сворачиваться и выдвигаться. Что? Куда? Никто ничего не знал. Раздосадованный Никитин трижды перезванивал в штаб корпуса, но был вежливо послан. Дескать, приказ и расписание движения получите с нарочным.

Никифорову как заведующему инженерной частью выдалось надзирать за техническими средствами и снаряжением батальона. Как всегда, вдруг неожиданно выяснилось, что складной передвижной копер передали в соседний броне-гренадерский полк, а забрать забыли. Автомобильные электростанции положено сворачивать за полчаса, в действительности электрики промучились до обеда. К тому времени когда суета и беготня прекратились, офицеры и унтера доложили о готовности, Иван Дмитриевич чувствовал себя как после марш-броска, его лицо лучилось веселой злостью, сам он при первой же возможности щедро делился энергией и бодростью с подчиненными.

Наконец, колонна машин тронулась. За спиной осталась пустая площадка с засыпанными на скорую руку выгребными ямами, водоотводными канавами, разбросанными кольями от палаток, да несколько пирамид пустых бочек из-под горючего. В нормативы, разумеется, не уложились. Это если очень вежливо. Впрочем, в штабе корпуса на чудо и не рассчитывали. Как обмолвился Григорий Петрович, расписание и маршрут движения выдали с учетом опоздания.

Переброска крупной воинской группировки своим ходом это всегда вселенский бардак, перетекающий в хаос. Как понял Никифоров, в один день поднялся с насиженных мест и пришел в движение не только 3-й мехкорпус. Приказ получили почти все русские части в северной Персии. По слухам, тоже самое творилось в Ассирийском королевстве, маленькой горной стране у озера Ван, зажатом между Россией, Турцией и Персией.

Разумеется, единовременное выдвижение десятков тысяч солдат и тысяч машин порядку на дорогах не способствовало. Да и сами дороги еще не просохли. Грунтовки разбивались колесами и гусеницами техники. В узостях и на перевалах неизбежно возникали заторы. Все это стоило немало душевных сил и сгоревших нервных клеток офицерам и унтерам.

Поручик Никифоров по расписанию ехал в хвосте батальонной колонны. Не один конечно. Штабной «Жук» шел полный. Старшим в замыкающей машине помощник комбата штабс-капитан Еремей Кравцов. Шли бодро. Пару раз останавливались перед крутыми подъемами, где груженные машины еле ползли на пониженной передаче. Иногда становилось страшно, когда грузовик с людьми вдруг скатывался назад под вой сцепления и скрежет тормозов. Слава Богу, пока обходилось без серьезных аварий. Касания бамперами друг друга не в счет.

— Нам везет, идём перед броней, — заметил Еремей Сергеевич. — После «осликов» еще хуже.

Резонно. С помощником командира батальона не спорили. Пока маленький полноприводный «Жук» ни разу не застрял, хотя трясло офицеров в машине нещадно. Водитель седой коренастый ефрейтор удачно объезжал ямы, но мелких выбоин было слишком много. Местами щебень размыло, приходилось ехать по обочине или медленно ползти по вязкому мокрому песку.

Часа через два после начала марша колонну обогнали казачьи сотни. Лошади спокойно процокали мимо буксующих на очередном подъеме машин. Никифоров бросил завистливый взгляд в след покачивающимся в седлах кубанцам в черных бекешах. Да, быстро идут налегке с заводными, однако, господин поручик не хотел бы поменяться с казаками местами. Печального опыта молодости с ездой на монгольских лошадках хватило. В машине хотя бы задницу не сбиваешь в кровь.

— Это мы разведку и боевое охранение не высылаем, — опять нарушил молчание Кравцов, — и без нас есть кому в авангарде бежать.

— А я бы выслал вперед одно отделение, — парировал Гакен. — И полевые кухни с ними.

В ответ поручику напомнили, что он не комбат и даже не помощник комбата. Но зато посоветовали с утра подойти к Никитину с этой идеей.

— Красота то какая! — выдохнул Никофоров, когда машина взобралась на очередной подъем.

Вид открывался восхитительный. Впереди внизу по живописной долине тянулись воинские колонны. Позади тоже самое. Сплошной поток машин и редкие группы верховых. Водитель остановил машину перед спуском и свернул с дороги, намеренно позволяя «Дромадерам» с саперами уйти вперед.

— Курите, господа, — Кравцов первым вышел из машины. Остальных упрашивать не пришлось.

У гор западной Персии есть своя прелесть. Это не острые пики и кручи Кавказа, не останцы на безлюдных плато Сибири. В чем-то напоминало Карпаты, сглаженные миллионами лет, изрезанные эрозией, украшенные густой зеленью. И весьма обжитые горы, что греха таить. Вон на склоне пасется отара, невдалеке из-за скального пика поднимается дымок. В долине у реки виднеются селения. Люди здесь живут, пусть небогато, но и не в полной нищете.