Семейка (СИ) - Каршева Ульяна - Страница 13

И побежала по лестнице их корпуса, прижимая к себе листок с задачами.

И, только выскочив из дома, вдруг передёрнула плечами: а если эта белобрысая тоже положила глаз на Игоря? Помрачнев, Алька в первую очередь подумала, что невезучесть, похоже, продолжает её сопровождать чуть ли не по пятам.

Но задавила это впечатление и побежала к первому корпусу особняка.

Подбегая к крыльцу корпуса, Алька неожиданно для себя решила: «Да куда этот Игорь денется? С той белобрысой он общается вынужденно. А здесь, вокруг него, только престарелые тётеньки. Вот с кем бы мне надо познакомиться ближе и побольше узнать о семье! Хм… Сейчас время близкое к обеду. Вроде Игорь говорил, что он только привозит продукты, а готовкой занимаются именно… э-э… дамы? Напроситься, что ли, помочь? Кухня – место, где можно столько всего узнать!»

Только хлопнула входной дверью, закрывая за собой, как сразу учуяла ароматы будущего обеда – жареного лука, полусваренной капусты и других овощей, ну и к ним ещё какие-то запахи, которых не узнала.

Чтобы попасть на кухню, пришлось пройти гостиную, везде принюхиваясь, сунуться в несколько открытых дверей. В закрытые – страшновато: а вдруг там не то, что надо? А то и вовсе – не те, кто нужен? Потом нашёлся незаметный коридор, по которому Алька пошла уже на позвякивание и погромыхивание посуды. Правда, потом пришлось свернуть в небольшой коридор, который привёл к тупику, вернуться к нужному и пройти коридор, который уже уверенно благоухал кухонными запахами. Ну и лабиринт…

- Здрасьте, - пытаясь быть собой, но отчаянно робея, вновь, как перед завтраком, поздоровалась она. – Я могу вам чем-нибудь помочь?

Только что полная движения и деловитого негромкого говора, кухня, показалось, замерла. И только на здоровенной плите, видной от порога, стояла такая же здоровенная кастрюля, в которой что-то смачно побулькивало и клокотало.

- А, это вы, милочка, - отмерла дама постарше, повязавшая поверх длинного тёмного платья белейший фартук. – Ещё пара рук на кухне никогда лишнем не будет. Слева от вас, в углу, рукомойник. Вымойте руки, а затем начните приводить в порядок уже использованную посуду. Ведь эти дни, что вы будете жить здесь, вам придётся столоваться с нами?

- Да! – ответила Алька, обрадовавшись конкретным делам и спокойному отношению к своему приходу.

Фартучек ей преподнесли тёмно-синий, а его лямки помогла завязать за спиной самая младшая из дам – дочка старшего хозяйкиного сына, припомнилось девушке.

Правда, доля её работы оказалась не самой лёгкой: под использованной посудой дамы имели в виду ту тяжеленную чугунную утварь, в которой жарили, парили, тушили продукты, перед тем как положить их в ту большую кастрюлю на плите. Сначала Альке почудилось, что её хотят использовать, как последнюю служанку. Потом сообразила: они уже привыкли вместе работать, а что предложить ей? Вот и сунули мытьё посуды, которую обычно оставляют на после готовки.

А занявшись делом, разглядела, что все три женщины задвигались по кухне гораздо энергичнее, чем до её прихода, и даже хмыкнула: значит, они ей рады! Пусть даже из-за того, что значит – им теперь работы меньше.

В первые минуты её присутствия дамы либо помалкивали, либо говорили только о готовке. Алька, занятая отдраиванием очередной сковороды, тоже молчала. А потом… Начала жена младшего из сыновей Ангелики Феодоровны – того, со смешным и слишком ласковым для видного, высоченного мужчины – Владиславушки.

Звали её Аделаида Тихоновна.

Алька, когда вновь услышала это имя (обратилась к ней старшая, потому девушка и вспомнила), в очередной раз удивилась: откуда только берутся такие имена? Или всё дело в старинных родах да семьях?

Отличалась та Аделаида Тихоновна от двух других тем, что фартук на ней хоть и был белым, но косынку она повязала на голову цветастую, весёленькую. И вообще, была гораздо оживлённее остальных дам. Правда, первый её вопрос к Альке был довольно серьёзным, хоть и задан шутливым тоном:

- А вы, Алика, насколько дальняя родственница уважаемой Ангелике Феодоровне? Надеюсь, в число её будущих наследников не входите?

И захихикала.

Две дамы за её спиной окаменели. Правда, Алька не поняла, по какой причине: вопрос ли Аделаида Тихоновна задала не слишком воспитанно? Неделикатно? Или они тоже тревожились из-за внезапных молодых гостей в доме?

В кухне снова стало тихо. Аделаида Тихоновна затихла, оглянулась, а когда опять посмотрела на Альку, снова как-то нерешительно хихикнула. Пауза для ответа затягивалась. Но Алька, с трудом сдерживая несколько нервный смех, серьёзно сообщила:

- Ну, я тут посчитала… получается так, что если бы Ангелика Феодоровна и задумала бы считать нас наследниками, то мы бы с братом оказались ой-ё-ёй какими далёкими в этой очереди. – А помолчав, добавила уже без улыбки: - Мы с братом, вообще-то, сюда не из-за наследства приехали.

Дамы переглянулись в недоумении, затем вперились в Альку, усердно отмывающую вспенённое моющее средство с боков чугунной сковороды. Чтобы уж совсем успокоить их, девушка улыбнулась:

- Мы относимся к другой ветви вашего рода, чтобы думать о наследстве.

Что сказала – сама не поняла. Просто придуманная фраза показалась такой важной и уверенной.

Зато все три дамы разом успокоились, и теперь уже не только Аделаида Тихоновна задавала вопросы, на которые Алька едва-едва успевала отвечать. Да и вопросы были странными – сумбурными: не только о жизни семейной, но и о городской… Кажется, женское население особняка редко выезжало за пределы усадьбы дома.

Утром, за завтраком, Алька не очень-то их запомнила, но сейчас стало легче. К старшей, жене Адриана Николаевича, Нонне Михайловне, обращались с вопросами довольно часто – и вспомнить-запомнить её было несложно. А уж она сама время от времени обращалась с указанием, что делать, к своей дочери – Лизоньке. Услышав впервые, как называют эту крупную и даже габаритную тётеньку, Алька шустро отвернулась – иначе бы расхохоталась в полный голос. Ну не шло имя в такой форме этой солидной даме. Но, успокоившись, Алька примирительно решила: если Нонна Михайловна так называла дочь с детства, ничего удивительного, что даже Аделаида Тихоновна обращается к ней так же. И тут же усмехнулась, вспомнив, как все обращаются к младшему сыну Ангелики Феодоровны. Хм, Владиславушка…

Размышляя то об одном, то о другом, Алька не заметила, что запомнила всех. А когда дошло, улыбнулась и сделала последнее наблюдение: жена и дочь Адриана Николаевича были в одной комплекции довольно… полных, в то время как Владиславушка и Аделаида Тихоновна отличались не вполне выраженной костлявостью. Адриан же Николаевич обладал фигурой… скажем так, спортсмена на пенсии.

При таких сравнительных размышлениях Алька даже не заметила, как отмыла все чугунные кастрюльки и сковороды. После обращения к Нонне Михайловне, куда бы переставить вымытую посуду, та призадумалась и необычно мягким тоном попросила девушку об услуге:

- Здесь, на кухне, посуды слишком много. Мы обычно относим утварь в небольшую кладовку в том коридоре, которым вы сюда пришли.

- Из гостиной? – уточнила Алька, вспоминая свой путь.

- Да, из гостиной, - спокойно ответила Нонна Михайловна и торопливо добавила: - Как выйдете в тот коридор, надо будет сделать где-то десять шагов, и сбоку будет та самая кладовка. Там, на полках, и надо будет оставить эти кастрюли.

Сколько сумела («Потом ещё раз сбегаю!»), Алька собрала тяжеленную посуду стопкой так, чтобы удобно было не только нести, но и открывать дверь кладовки. Промелькнувшая мысль о том, почему бы кому-то из них не показать ей путь в ту кладовку, пропала сразу: поверх трёх сковород поставленная кастрюля с намёком на падение заскользила – и пришлось забыть обо всём, лишь бы уравновесить утварь, пока она на руках.

Когда пересекала громадное кухонное помещение, про себя хмыкнула: интересно, значит, все три дамы приняли её? В смысле – заставляют постепенно знакомиться с домом, с тем, где что лежит, чтобы в следующий раз она уже самостоятельно ориентировалась в этом особняке. Значит, они после всех допросов относятся к ней дружелюбно – как минимум.